Люлька у племени чиново Погремушка Если сов он слышал в полночь, Вой и хохот в чаще леса, — Он, дрожа, кричал: «Кто это?» Он шептал: «Что там, Нокомис?» А Нокомис отвечала: «Это совы собралися И по-своему болтают, Это ссорятся совята!» Так малютка, внук Нокомис, Изучил весь птичий говор, Имена их, все их тайны: Как они вьют гнезда летом, Где живут они зимою; Часто с ними вел беседы, Звал их всех: «мои цыплята». Всех зверей язык узнал он, Имена их, все их тайны: Как бобер жилище строит, Где орехи белка прячет, Отчего резва косуля, Отчего труслив Вабассо; Часто с ними вел беседы, Звал их: «братья Гайаваты». И рассказчик сказок Ягу, Говорун, хвастун великий, Много по свету бродивший, Верный друг Нокомис старой, Сделал лук для Гайаваты: Лук из ясеня он сделал, Стрелы сделал он из дуба, Наконечники – из яшмы, Тетиву – из кожи лани. И сказал он Гайавате: «Ну, мой сын, иди скорее В лес, где держатся олени. Застрели-ка там косулю С разветвленными рогами». Лук и колчан черноногих Головной убор Гордо взял свой лук и стрелы Гайавата и отважно В лес пустился; птицы звонко Пели, по лесу порхая. «Не стреляй в нас, Гайавата!» — Опечи пел красногрудый; «Не стреляй в нас, Гайавата!» — Пел Овейса синеперый. На дубу над Гайаватой Вниз и вверх скакала белка, Меж зеленых листьев дуба С кашлем прыгала, смеялась И, смеясь, пробормотала: «Пощади, о Гайавата!» И вприпрыжку белый кролик Робко бросился с тропинки, Стал вдали на задних лапках И охотнику промолвил Хоть и в шутку, но трусливо: «Пощади, о Гайавата!» Но не слушал Гайавата, — Точно сонный, брел он лесом, Думал только об олене, След его искал глазами, След, что вел к речному броду, По тропе к речному броду. За ольховыми кустами Сел и выждал он оленя, Увидал два глаза в чаще, Увидал над ней два рога, Ноздри, поднятые к ветру, Увидал и морду зверя Под листвою, в пятнах света, И, как легкий лист березы, Сердце в нем затрепетало, Как ольха, весь задрожал он, Увидав над бродом зверя. Нож, ножны и стрелы Лук и стрелы На одно колено ставши, Он прицелился в оленя. Только ветка шевельнулась, Только листик закачался, Но олень уж встрепенулся, Отшатнувшись, топнул в землю, Чутко встал, подняв копыто, Прыгнул, точно ждал удара. Ах, он шел навстречу смерти! Как оса, стрела запела, Как оса, в него впилася! Мертвый он лежал у брода, Меж деревьев, над рекою; Сердце в нем уже не билось, Но зато у Гайаваты Сердце так и трепетало, Как домой он нес оленя И ему рукоплескали Старый Ягу и Нокомис. Из оленьей пестрой шкуры Внуку плащ Нокомис сшила, Созвала соседей в гости, Пир дала в честь Гайаваты. Вся деревня собралася, Все соседи называли Гайавату храбрым, сильным — Сон-джи-тэгэ, Ман-го-тэйзи! IV Гайавата и Мэджекивис Миновали годы детства, Возмужал мой Гайавата; Игры юности беспечной, Стариков житейский опыт, Труд, охотничьи сноровки — Все постиг он, все изведал. Резвы ноги Гайаваты! Запустив стрелу из лука, Он бежал за ней так быстро, Что стрелу опережал он. Мощны руки Гайаваты! Десять раз, не отдыхая, Мог согнуть он лук упругий Так легко, что догоняли На лету друг друга стрелы. Рукавицы Гайаваты, Рукавицы, Минджикэвон, Из оленьей мягкой шкуры Обладали дивной силой: Сокрушать он мог в них скалы, Раздроблять в песчинки камни. Мокасины Гайаваты Из оленьей мягкой шкуры Волшебство в себе таили: Привязавши их к лодыжкам, Прикрепив к ногам ремнями, С каждым шагом Гайавата Мог по целой миле делать. Об отце своем нередко Он расспрашивал Нокомис, И поведала Нокомис Внуку тайну роковую: Рассказала, как прекрасна, Как нежна была Венона, Как сгубил ее изменой Вероломный Мэджекивис, И, как уголь, разгорелось Гневом сердце Гайаваты. |
