Минут через десять Кристоф помог ей сесть в сани, стоявшие перед большим каретником. Сиденье было так высоко над землей, что ему пришлось поднять туда Алану, прежде чем усадить. В сани уже была запряжена пара лошадей, достаточно мощных, чтобы без труда пронести экипаж через сугробы. В задке находилось широкое, подбитое мехом сиденье, на удобных козлах уже сидел нанятый Кристофом кучер. Перед саней затейливо изгибался, предохраняя седоков от ветра, но в остальном экипаж был полностью открыт.

— Неужели мы едем так далеко, что можем не успеть к ночи? — крикнула она Кристофу, пока тот привязывал коня позади санок.

Он подошел, чтобы сложить у ее ног винтовку, мешок с вещами и седельную сумку. Алана подозрительно смотрела на сиденье, боясь, что оно промокло от снега.

— Достаточно далеко, чтобы нам понадобились одеяла, — сообщил он, бросив ей охапку одеял, переданных работником каретного сарая. Алана пошатнулась под тяжестью и уронила их на сиденье. Обдала Кристофа негодующим взглядом, но тот как ни в чем не бывало уселся рядом с ней. Взял одеяло и укрыл им свои и ее колени. Алана предпочла бы отдельное одеяло, но больше не могла сдерживаться — вопросы рвались с языка, и не успели сани тронуться, как она обернулась к Кристофу:

— Мое терпение было сверхъестественным.

— Совершенно верно, — согласился он.

Глядя в спину кучера, она наклонилась ближе к Кристофу и прошептала:

— Мне говорили, что моя мать, королева Эвелина, умерла вскоре после моего рождения. Это ложь?

— Можно не шептать. Я нанял этого кучера именно потому, что он глух.

Когда она снова отодвинулась, он покачал головой:

— Мне следовало бы подождать, прежде чем упомянуть об этом.

— Может, все-таки ответишь? — настаивала она, проигнорировав жалобы.

— Первая жена Фредерика действительно умерла, но не она была твоей матерью. — Она попыталась перебить его, но он прижал к ее губам палец. — Теперь мы знаем, кто ты. Ты была права. Твой опекун Поппи действительно украл тебя из дворцовой детской. Все, что он говорил тебе, возможно, правда, даже то, что он Растибон. Но Поппи не все знал. В королевской колыбели спала не принцесса, а дочь няньки Хельги Энгель, которую он и похитил в ту ночь.

Алана смеялась и не могла остановиться. Смеялась так, что по щекам полились слезы. При виде раздраженного лица Кристофа она захохотала еще громче.

Он терпеливо выждал, пока она успокоится, а затем спросил:

— Ты мне не веришь?

— Наоборот, ты только сейчас снял с моих плеч невыносимое бремя. Теперь я могу ехать домой. Если не я наследница короля, значит, мне не остановить никакую войну. И если твоя теория верна, теперь враги короля не смогут использовать меня в качестве орудия.

— Но мы никогда не считали, что дело дойдет до войны. Замысел мятежников состоит в том, чтобы вселить в лубинийцев страх. Уверить их в том, что они скоро потеряют любимого короля. Тот умрет, и тогда на трон взойдет новый правитель, из прежних, у которого будет много наследников.

— Похоже, Брасланы готовят сцену для убийства мо... то есть... короля.

Он улыбнулся ее оговорке, и Алана поняла, что не сразу отвыкнет от мысли о том, что король Фредерик ее отец. Но оказалось, что ее мать жива, и притом не имеет отношения к королевской семье. Слава Богу! Главное, что Алана ничуть не нервничает в предвкушении встречи: должно быть, облегчение слишком велико.

— Совершенно верно, — кивнул Кристоф. — В прошлом году я предотвратил три покушения, так что теперь они пытаются избавиться и от меня.

Она вздрогнула, но тут же поняла, что удивляться нечему.

— Враги предпочли бы на твоем посту кого-то менее компетентного?

— Или просто злятся на меня за то, что мешаю им на каждом шагу.

Алана отметила, что Кристофа ничуть не волнует перспектива стать мишенью врагов, поэтому она предположила, что тот просто преувеличивает, возможно, в надежде на сочувствие. Не дождется! Трудности Фредерика Стиндала ее больше не касаются. Это же относится и к Кристофу Бекеру.

— Что я делала в королевской постели, когда Поппи совершил роковую ошибку? — спросила она.

— Твоя мать поменяла младенцев местами, чтобы уберечь королевское дитя.

— Так люди подозревали о замысле убить наследницу?

— Нет, вовсе нет, иначе дворец лучше бы охраняли. Судя по словам Хельги Энгель, она сделала это от страха. Больше я ничего не знаю. Сама спросишь, когда увидитесь.

— Но получается, она пожертвовала собственным ребенком, чтобы защитить второго? Немного неестественно, не находишь?

— Возможно, она считала, что спасает свою жизнь. Ведь ей доверили королевскую наследницу. Если бы что-то случилось с принцессой...

— Понимаю. Казнь и тому подобные мерзости. Как я могла забыть, в насколько варварской стране оказалась! — саркастически бросила Алана.

Кристоф нахмурился:

— Не настолько варварская, но, возможно, Хельга была одного мнения с тобой.

— А мой отец? — спросила Алана. — Он жив?

Кристоф вздохнул:

— Тебе стоило бы приберечь все вопросы для матери, но на этот могу ответить. Хельга пришла во дворец молодой вдовой. У нее были родственники, но не знаю, живы ли они сейчас. Скажу только, что она оказалась настоящей героиней, защитившей принцессу как могла, хотя понимала, что может при этом потерять собственную дочь. Что и случилось. Хельга не знает, что ты жива.

— Как?! — ахнула Алана. — Ей не сказали о письме Поппи королю?!

— Не сказали.

Алана покачала головой.

Она приехала в Лубинию в надежде убедить короля в том, кто она есть на самом деле. Но так ли необходимо говорить правду матери? Или стоит той бросить на нее взгляд, и все немедленно станет ясным? Но Алана надеялась, что точно так случится и с королем. Ха! Страшно представить, как она опозорилась бы, очутись в его присутствии. Слава богу, что теперь хотя бы не придется ни в чем больше убеждать Кристофа. Более упрямого человека на свет не рождалось!

Алана пригвоздила его негодующим взглядом.

— Мне почему-то показалось, будто ты с самого начала знал, что я не могу быть принцессой. Почему сразу не сказал?

— Сказал. Насколько помнится, я назвал тебя самозванкой.

— Ты понимаешь, о чем я. И знал, что детей поменяли местами.

Кристоф пожал плечами:

— Оставалась возможность, что ты окажешься дочерью Хельги. Не мог же я обсуждать с кем попало государственную тайну, открыть, что был похищен не тот ребенок. Я почти не задумывался об этой возможности из-за твоих черных волос. Хельга твердила, что у ее дочери были золотистые волосы, такие же, как у принцессы, поэтому она с такой легкостью сумела поменять местами детей до возвращения короля.

Алана задумчиво свела брови:

— У меня черные волосы, сколько себя помню. Поппи никогда не упоминал, что они были светлыми и изменили цвет.

— Все еще цепляешься за надежду, что принадлежишь к королевскому роду? — хмыкнул Кристоф.

Алана рассмеялась:

— Я никогда не выражала подобных надежд, и ты это знаешь. Просто удивилась, что Поппи ни разу не упомянул о светлых волосах.

— Возможно, и упоминал, просто ты была слишком молода и у тебя не отложилось в памяти. А может, подобно моему отцу, не посчитал нужным упоминать.

— У тебя были светлые волосы?

— Я был почти взрослым мужчиной, когда услышал разговор матери и тетки, вспоминавших о первых годах жизни своих детей. Мать засмеялась, признавшись, что называла меня своим светловолосым ангелом, пока в три года мои волосы не стали золотистыми.

— Да, — расстроилась Алана, — почему же ты не объяснил, что король не терял свою дочь, так что эта дочь не может быть мной. И все эти годы ее прятали? Он даже позволил подданным считать ее мертвой! Когда он собирается привезти ее домой?

— Уже привез, — мрачно пояснил Кристоф. — Она похоронена во дворе дворца, рядом с матерью.

У Аланы перехватило дыхание при воспоминании о фальшивых похоронах, которые описывал Поппи, и ярости короля. Неудивительно, что тот был так разгневан. Значит, церемония была не символической, а настоящей!