Он поехал в порт, предварительно позвонив Микаэле Польсен.

— Наверняка можно установить, когда сделан снимок.

— Естественно. Я позвоню в редакцию. И найду фотографа, если он, конечно, еще жив.

— У меня большая просьба: попроси специалистов сделать хорошее увеличение и пошли мне.

— Естественно, — повторила Микаэла.

Ветер лохматил волосы. Он стоял на палубе и наблюдал, как и без того небольшая страна Дания становится все меньше и меньше, постепенно исчезая в сером осеннем тумане. Начало смеркаться. Как только они вышли в нейтральные воды, дождь прекратился. Как раз на полпути домой. Винтеру вдруг показалось, что он отсутствовал очень долго, непростительно долго, и он заволновался. Бар был переполнен — его соотечественники со стеклянными глазами продолжали наливаться спиртным. Среди них попадались даже инвалиды в креслах-каталках. Что ж, очень разумно — если хочешь напиться в стельку, лучшего транспорта не найти.

На столах росли терриконы банок и бутылок. Размытые в табачном дыму контуры лиц, нелепые пьяные гримасы напомнили Винтеру картину Босха. Средневековое сборище шутов. Или прокаженных. Он вышел на палубу. Паром прошел Вингу. Снова, как и по дороге в Данию, пролетела стая уток, еле различимых на фоне темнеющего неба. Мгновенно вспыхивали и тут же гасли ослепительные конусы света от маяка. Винтер закурил сигариллу. Навстречу прошло несколько огромных паромов. Почему-то они напомнили ему крепостную стену многоквартирных домов в Норра Бископсгордене с прислушивающимися к космическим сплетням ушами парабол. Он медленно успокаивался.

Винтер вошел в свой кабинет. На стене по-прежнему висели детские рисунки. Он зажег свет и остановился в двух метрах от них.

Дорога в лесу.

Ветряная мельница.

Куда-то идет трамвай.

Он с силой провел рукой по лицу. В привычной последовательности — левая щека, губы, правая щека. Два ощущения от поездки — усталость и возбуждение, странное чувство, похожее на повторяющийся мотив на рисунках — солнце и дождь.

Рингмар постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.

— Добро пожаловать домой.

— Спасибо. Как дела?

— По-моему, это я должен задать этот вопрос.

— Что с шофером автобуса?

— Вероятно… вполне вероятно, что он видел именно Йенни.

— Значит, мы можем определить район поиска точнее.

— Не намного. Билльдаль — длинный маршрут. Но… да, конечно.

— Со мной произошла странная история, — сказал Винтер. — В старой газете семьдесят второго года я нашел снимок, а на снимке двое… взрослый и ребенок, и ребенок этот вполне может быть… это может быть Хелена… но я видел на снимке не Хелену, а Йенни. — Он кивнул на рисунки на стене.

— Ничего странного, — сказал Рингмар.

— Ты понимаешь? Все сливается в одно. Скоро я уже не буду знать, кто из них кто… а может, это сиюминутное ощущение. Просто устал.

— Ты выглядишь довольно скверно. Бледный, как черт… как бледный черт. Иди домой и поспи.

— Надо читать.

— Иди домой, поспи, а потом будешь читать.

— Протокол разговора с шофером у тебя?

Хальдерс задумчиво барабанил пальцами по столу. Может, он и не делал всю работу единолично, но нес за нее ответственность.

Есть такая должность в бизнесе — исполнительный директор. А он, Хальдерс, исполнительный инспектор. Я отвечаю за все.

Материалы были разложены в серые прозрачные пластиковые папки. Он первым видел эту чертову кучу бумаг. Сто двадцать четыре автовладельца. Сто двадцать четыре «форда-эскорта» с первой буквой регистрационного номера «Н».

Пока никаких задержаний. И даже ничего их особенно не насторожило. Одна из угнанных машин так и не нашлась, однако у владельца было стопроцентное алиби и незапятнанное прошлое.

Но не у всех. Не у всех было незапятнанное прошлое. У одной восьмой части опрошенных, даже чуть больше, у шестнадцати человек, прошлое оказалось запятнанным.

Мелкие нарушения. Хальдерс работал в полиции достаточно давно, чтобы заявить однозначно: одна восьмая часть — это много. А может, наоборот, следует радостно удивиться: как мало! Кто-то задержан за мелкую кражу, за езду в пьяном виде, какие-то драки… проникновение в чужой дом. Почему, собственно, бывший мелкий воришка должен ни с того ни с сего оказаться убийцей?

Все эти архивные данные о взаимоотношениях с полицией скорее затрудняли, чем облегчали работу.

Что-то еще застряло в голове… Да, один из ранее осужденных… Бремер. Георг Бремер. Старик сидел когда-то за взлом. Двадцать лет назад его посадили в тюрьму на шесть месяцев. Хальдерс вспомнил уединенный хутор, лошадей на лугу. Самолет, садящийся в Ландветтере… Грохот, похожий на шум грозы.

«Что же я там не доделал… что отложил на потом?» Пытаясь восстановить ход мыслей, он начал читать протокол.

Вспомнил. Автомастерская.

Записывала Анета. Он писал окончательный протокол. Но кто проверил мастерскую, куда, по словам Бремера, он отвез свой «форд-эскорт»? Должен был он сам это сделать? Нет… поручили кому-то еще. Кому — из протокола неясно. Не было и названия мастерской. Что-то невыразительное… «Ремонт автомобилей» или нечто подобное. Но работа не доведена до конца. А может, уже и доведена, но в протоколе об этом ни слова. Он посмотрел на часы и позвонил Меллерстрёму.

— Привет, это Фредрик. Можешь мне помочь?

Все в порядке. Вейне Карлберг проверял мастерскую. Старик Бремер отвез машину на ремонт в Хисинген. Время совпадает. Странно, конечно, что он поперся через весь город, но, с другой стороны, у него там знакомый механик.

А вот владелец мастерской Хальдерсу был известен. Юнас Свенск, он недавно его допрашивал. У Юнаса было определенное криминальное прошлое, но сейчас он якобы завязал. Ой ли, подумал Хальдерс.

Может, поговорить с Винтером насчет Бремера и Свенска? Или лучше сначала проверить самому? Винтер приехал из Дании с набором жутких рассказов о тенях, то и дело появляющихся на каких-то аллеях. Судя по всему, съездил с пользой.

Хальдерс задумался. У них было несколько версий, и следовало расставить приоритеты. На оперативке Винтер рассказал о дачном домике, об Андерсене и о том, как все взаимосвязано.

У Бремера был большой участок земли. Анета сказала, что его дом похож на дачу. Дачный дом с большим участком и видом на природу.

Винтер пригласил Кристину Валлин, психолога и психотерапевта. Раньше он уже дважды прибегал к ее помощи.

Он пытался выловить недостающие фрагменты пазла в тонкой медицинской карте, но там не было ни слова о детских переживаниях маленькой Хелены Делльмар. Разве что между строчками. Неужели, став взрослой, она ни разу не обращалась к психотерапевту?

— Такая потребность у нее наверняка была, — сказала Кристина Валлин.

— А может, она и посещала психотерапевта, только мы об этом не знаем.

— Как это возможно? Ты же прошерстил все приемы…

— Частных психотерапевтов полно. Десятки, если не сотни. Мы звоним и проверяем, но пока безуспешно. В конце концов, люди смертны. Даже психотерапевты.

Она посмотрела на него странным взглядом.

— Прости, — сказал он, — это не про тебя. Ты бессмертна, и ты меня понимаешь. Мне не за что зацепиться.

— Она пережила серьезную психическую травму в детстве… И знаешь, инстинкт самосохранения никто не отменял… Она наверняка, и скорее всего бессознательно, постаралась вытеснить эти воспоминания. Я бы истолковала это так.

— То есть она не помнила?

— В каком-то смысле нет. Не помнила. А в каком-то смысле помнила. Пойми, речь идет о больном человеке. Психически больном. О ее состоянии в момент гибели сказать не берусь.

— А она это знала? Нет, я имею в виду не то, что произошло, а то, что она… больна?

— В самом прямом смысле слова. Память была жива. Она ее вытеснила, но знала, что память эта существует. В каком-то дальнем уголке души, куда она запретила себе заглядывать. Тактика страуса.