10 февраля 1922 Из недоконченной поэмы Он заглянул в ночное море — Звездное море – и зарыдал. «Девушка пела в церковном хоре»… О, если б я судьбу разгадал… Он полюбил свою мечту, Певец мечтательный и нежный, И дружбе с жизнью безмятежной Он изменил. Но красоту Постиг душой своей безбрежной. Июль 1922 Из элегии Я возвращусь восторженный и страстный К спокойным ларам, и в тиши ночной Придешь ко мне и ласковой, и властной Таинственно беседовать со мной. Я посвящу тебе сокрытые виденья, Моей камены знойные цветы, И до зарниц тревожных пробужденья Со мной, любимая, пробудешь ты. И ты уйдешь – но за тобою следом Пойду с тоской, понятною лишь мне. Пусть будет жизнь тогда безумством или бредом, Пусть я сгорю в мучительном огне. 30 ноября 1922 Осень в Петергофе Много красок на кусты и деревья Наложила художница-осень. А влюбленный в нее ветер Все дороги убрал коврами. И застыли в осенней истоме Молчаливые изваянья. Но дворцы пустынные рады Вдохновенному пиру ветра. И умолкнувшие фонтаны. Затихающие водопады Вместе с ними грустят о прошлом. И дубы вековые, и клены. И березы, и даже ели — Вместе с ними грустят о прошлом… И вдали на могучем органе Божественные фуги Играет извечно море, Никакой не зная печали… 1922 Мечта Обрывок черный вуали. Обрывок белый письма… А сколько тайной печали! Какая на сердце тьма! Казалось – счастие близко. Казалось – любовь без конца. Но тучи нависли низко. И некуда спрятать лица. И ходишь, как будто потерян. Как будто без крова живешь; Ни в ком и ни в чем не уверен. Ничего ниоткуда не ждешь. Только песни остались и звуки. Только слово одно – мечта… И бесстрастные тронут руки Ту вуаль и обрывок листа. 1922 На улице, в ночи, явилась мне она На улице, в ночи, явилась мне она При блеске матовом петропольской луны: Под крестной ношей согнута спина, И вдаль безумные глаза устремлены… Ты не видал ее на стогнах городских, Стоящую одну по вечерам? Ты не видал ее на торжищах людских? Ты не видал ее, входящую во храм? Нет, ты видал, но ты спешил пройти, Боясь узнать ее, заблудшую жену. Нет, ты видал, но ты искал пути В далекую, туманную страну. И не нашел… И вот опять она, Как нищая, явилась за тобой, Сияньем мертвенным луны окружена, Под крестной ношей согнута спина, В глазах упрек жестокий и немой. 17 февраля 1923 С.А.Ш. Я песен не жалел. Но, чуждыми друзьями Обманутый, я песни затаил. И жил один. И дни текли за днями. И грезился ночами Азраил. И полный страсти, полный искушений, Я прежний путь уже не находил И тщетно ждал таинственных свершений, Следя бесстрастное течение светил. Но друг иной пришел с заветными словами И скорбь мою и страх не осудил. И снова отдых полн бестрепетными снами, И снова мне не страшен Азраил. 2 апреля 1923 С.Ш. Жемчужину в долине океана Добыть искателю жемчужин легче, Чем на земле, то солнечной, то темной, То радостной, то скорбной и туманной, Найти такую душу, как твоя. 12 апреля 1923 Воспоминания в Губаревке Посвящается памяти А.Л. Шахматова I Померкнул синий блеск таинственных ночей. Уюта старого иссякнул аромат… Стою в безмолвии у затворенных врат И слышу мерный звон обманчивых ключей. Где ты, родимый дом, родимый мой очаг? Пять лет уже прошло, как двадцать-тридцать лет… Какой тяжелый сон, какой кошмарный бред! О, как, цветок весны моей, ты не зачах! К тебе спущусь опять, зеленый мой родник. Ты примешь ли меня, как прежде принимал, И будешь ли журчать, как прежде ты журчал, О, если б твой шумок мне в душу вновь проник!.. Сойду под сень твою, густой старинный сад, В прохладном сумраке таинственных аллей Детьми играли мы в подводных королей, И нашим царством был в овраге водопад. Дорожки скрытые, о, сколько, сколько раз Меня спасали вы от шумных-нудных встреч, И в тишине глухой вели со мною речь Осина, липа, дуб, ольха, береза, вяз. Я посещу и вас, крестьянские дворы, Спугну гусей и кур и скученных овец, Введут ли там меня, как прежде, в погребец, Чтобы спасти меня от тягостной жары?.. Певучие я вновь услышу голоса И много вспомню вдруг я прозвищ иль имен, И повесть скорбная из дедовских времен Пройдет передо мной, как тучек полоса. Не с этой ли горы Емелька Пугачев Оглядывал простор саратовских полей И, буйною гордясь победою своей, Нетерпеливо ждал разосланных гонцов. Здесь пушки вижу я, свидетелей борьбы Помещиков степных с разбойничьим главой. Тогда повешен был и прадед бедный мой Мятежником лихим и баловнем судьбы. Емелька был казнен. Но пугачевский род, Пройдя через века, восстал в стихийный век И на брегах святых великих русских рек В дворцах и хижинах зажег переворот. Квадриги пронеслись родной моей страны. Столетьями мелькнув, – им нет пути назад. Но, той же страстию объятые, горят Потомки бледные великой старины… |
