— А у меня были такие прекрасные планы на каникулы. Отец попросил нас приехать к нему на виллу в Порт Эрколе. Он будет огорчен, если ты не приедешь со мной…

— Хорошо, тогда я прощаю тебе грубость. Я не хочу огорчать твоего отца. Бедняга, сын доставляет ему немало хлопот! Кроме того, я никогда не была в Порт Эрколе и просто убью свою тетушку Хелен тем, что поеду туда, где она сама ни разу не была. Она безумно хотела туда съездить с тех пор, как узнала, что Радзивиллы снимали в тех местах дом, а Джекки Кеннеди приезжала к ним в гости…

Лишь она упомянула имя своей «тетки», ее настроение резко ухудшилось. Гай напомнил ей, что в конце концов Хелен Соммер в действительности не являлась частью ее жизни.

— Да ты не видела эту чертову суку с похорон своего дядюшки. Что тебе до нее? Главное, чтобы тетка платила деньги, которые тебе причитаются, и выполняла свой опекунские обязанности, — заметил он с чисто латинской практичностью.

Он потерся щекой о ее волосы, нежно провел рукой по груди, чтобы Андрианна как можно скорее забыла о своей тетке. Но одно последовало за другим, и Андрианна уже совершенно забыла и о Хелен Соммер, и об обещании Гая не заниматься больше наркотиками, и о его обеспокоенности тем, что Андрианна излишне полагалась на него…

Но она не поняла тогда, не услышала его. Она просто не понимала, насколько он ее любил, предупреждая не слишком то полагаться на него.

Пользуясь удобствами, которые предлагал отель, Джонатан лично отнес обед Ренни.

— Я не хочу, чтобы ты покидал машину, — объяснил он. — Ты должен быть готов в любой момент отъехать. Я не знаю, когда и зачем. Я просто хочу, чтобы ты был здесь. Если я сам не появлюсь, я побеспокоюсь, чтобы тебе принесли ужин. И предупреди своих хозяев, что завтра тоже будешь мне необходим.

Ренни поразмышлял, не поинтересоваться ли, как долго еще ему сидеть в машине сегодня. Потом раздумал. Если Джонатан Вест не забыл, что Ренни, как и всем другим людям, нужно пообедать, Он позаботится и об остальном. Он понимал, что отныне они оба будут действовать наугад.

Джонатан удобно уселся в кресло недалеко от лифта. Его самого заметить было трудно, зато Весту было видно, кто входил и выходил из лифта. К тому же он прикрылся газетой «Юсей тудей», издание, которое он никогда не читал. В данной ситуации это не имело значения, потому что он все равно не успевал прочесть и фразы — лифты поднимались и опускались постоянно.

Он не различал текст, который держал перед своими глазами. Перед его мысленным взором стояла фотография, виденная им в одном популярном журнале пару месяцев назад. Усатый нахальный Гай Форенци рядом с поло-пони, в окружении фотографий тех, кого связывала с ним газетная молва: принцесса Монако Стефани, американская красавица Корнелия Гест, еще какая-то актриса, чье имя он не мог вспомнить. Заголовок под фотографией гласил: «Будет ли итальянский король автомобилей играть или царить?»

Статья рассказывала о том, что стареющий глава автомобильного гиганта поставил сына перед выбором: либо отказаться от своих бесконечных похождений, либо лишиться возможности возглавить в будущем компанию Форенци.

Итак, вот оно что, подумал Джонатан. Андрианна зарегистрировалась под чужим именем, чтобы скрыть свое пребывание здесь от жадной до слухов прессы, а заодно и от его отца, который, вероятно, тоже считал ее одним из очередных похождений своего сына.

Потом Джонатан попробовал проиграть другой вариант. Она и Гаэтано встречались здесь, в «Плаца», чтобы обсудить возможность узаконить свою давнюю связь. Они занимались любовью в десятках стран мира, скользили по склонам Швейцарии на горных лыжах, целовались в международных казино, смотрели друг на друга влюбленными глазами в ночных клубах Рима и Лондона. Но время развлечений прошло. Наступила пора пожениться, чтобы удовлетворить требования его отца. Он, очевидно, воспримет женитьбу сына как знак того, что тот готов принять на себя соответствующие обязательства.

— Ты можешь это сделать, Андрианна, — наверное, скажет он. — Или он зовет ее Анна? Ты сумеешь убедить моего сына, что именно ты должна стать его женой. Что только с тобой я смогу стать достойным отцом.

«О, да! Она могла бы это сделать!» — подумал Джонатан ревниво. Кто еще сумел бы убедительнее сыграть эту роль? Ведь кроме выдающихся внешних данных, она обладает и незаурядным артистическим талантом. Ему ли это не знать? Джонатан почувствовал физическую боль в руках, так ему захотелось ударить и Андрианну, и Гаэтано. Он едва мог усидеть в кресле, будучи теперь совершенно уверенным в том, что Форенци явится предъявить свои права на Андрианну де Арте, или Анну де ля Роза, или как там еще ее зовут. Какой бы безумной ни была его идея, он будет стоять на страже, рядом с лифтом, и не позволит этому сукину сыну подняться к ней в номер. Он был убежден, что и Андрианна думала о своем любовнике, нетерпеливая, горячая, ожидающая своего варианта любви пополудни.

И зачем он сидел здесь, отупевший от ревности? Но и уйти сил не было. Джонатан не мог отделаться от поглотившего его чувства: он знал, что когда Анна и Гай были вдвоем, то любили друг друга так, как любят друг друга женщина и мужчина, с той же страстностью, какую испытал он сам… Мысль оказалась невыносимой.

Джонатан просидел в кресле остаток дня. Хватило бы и двух минут, чтобы Андрианна вышла из гостиницы или чтобы приехал Форенци и поднялся к ней на девятый этаж. А он тогда не будет точно знать, что происходит.

Наступил вечер, он позвал портье и заказал свежие газеты и журналы, вызвал официанта и заказал ужин для Ренни и коктейль для себя.

Когда время перевалило за полночь, Джонатан вышел из гостиницы, чтобы забрать папку с документами, отослать Ренни домой и попросить его быть здесь же в восемь утра ровно. Уже в этот ранний час что-нибудь могло случиться. Андрианна де Арте не просто так скрывалась в номере Гаэтано Форенци в «Плаца». Потом Джонатан поднялся в свой номер на одиннадцатом этаже и попытался заснуть, хотя его не покидало предчувствие проигрыша.

Джонатан встал в шесть утра, позавтракал в семь. Как и было договорено, в восемь приехал Ренни и после небольшого совещания с Вестом установил машину напротив «Плаца»-отель, на углу Пятой авеню. В восемь десять Джонатан уже сидел в кресле напротив лифтов, погруженный в чтение «Таймс» нью-йоркского и лос-анджелесского выпусков, а также «Уолл-стрит джорнел». Единственное, в чем он был полностью убежден к этому времени — стоит лишь Андрианне покинуть уютное гнездышко в гостиничном номере, он и Ренни последуют за ней куда угодно.

А может быть, мрачно размышлял он, сегодня появится и Гаэтано Форенци. От этих мыслей его отвлекали сообщения «Джорнел». Но, пытаясь сконцентрировать внимание на статье, посвященной возможному слиянию «Рэдсон интернейшнл продактс» и «Элайд Глобал», он вдруг подумал, что Гаэтано мог вполне приехать в полночь, а Джонатан его упустил. Он корил себя за то, что не просидел здесь всю ночь. Если он сам не в состоянии за всем уследить, почему было не нанять нескольких частных детективов? Черт с ними, с угрызениями совести, — подобными делами можно и не заниматься самому. Зато он знал бы точно: здесь Форенци или нет.

Андрианна поставила вазу с тринадцатью розами посередине стола, на котором ей накрыли завтрак, и наслаждалась их тонким ароматом. Вдруг она заметила, что цветы уже начали терять свою свежесть и появились едва заметные следы увядания.

Да, розы начали вянуть — она загрустила. Необычные розы Гаэтано начали вянуть… «Но это неизбежно. Розы всегда вянут, — думала она, и на нее нахлынула меланхолия. — Вероятно, чем пышнее и необычнее цвет, тем быстрее увядание. Это происходит постепенно, незаметно, но неотвратимо. Как и первый юношеский взрыв любви. Сначала думаешь, любовь будет продолжаться вечно…»