— Вот оно. — Лола подняла глаза. — Ты готова?

Я кивнула.

Хельмут-бой направился к нам, выглядел он слегка раздраженным.

— Я не ожидал сразу двоих, — произнес он с сильным акцентом, по моим оценкам, жителя северного пригорода Чикаго с небольшим оттенком… наигранного драматизма. Что происходит? — У меня всего одна бандана, чтобы завязать глаза только одному человеку, поэтому второй из вас, парни, должен пообещать, что крепко зажмурит глаза. Только по-настоящему крепко!

Лола обернулась ко мне, подняв брови:

— Я возьму повязку.

— О'кей, но не раньше, чем мы дойдем до «веспы», — сказал незнакомец. — Не хочу, чтобы люди здесь думали, что мы психи или что-нибудь в этом роде.

Мы последовали за ним с сознанием долга. Вышли из кафе и повернули за угол, где перпендикулярно двум припаркованным автомобилям стояла красная «веспа», урчавшая на холостом ходу. Мне оставалось только надеяться, что средство передвижения не было показателем того, как водит Хельмут-бой. И я очень надеялась, что у Хельмута есть шлемы.

— Ладно, завяжи глаза высокой девушке, — обратился он ко мне. — А тебе придется прижаться к ней и крепко держаться.

Три человека на одном скутере, ха? Такое я видела только однажды во Вьетнаме: один за рулем, один позади водителя, а еще один сидел в корзине спереди. И через миллион лет я не смогла бы привыкнуть к тамошнему способу передвижения.

Хельмут-бой оседлал скутер и обернулся. Мы все еще стояли посреди улицы, разглядывая предоставленный в наше распоряжение тыл. Он нетерпеливо прикрикнул на нас:

— Быстрее, девушки!

Я нетуго завязала бандану вокруг головы Лолы и подвела ее к сиденью «веспы». Примостилась позади — слава Богу, она была как трость, — и нам всем была дорога жизнь. Хельмут-бой уклонился от оплаты парковочного автомата, и мы, накренясь, покатили.

— Не пищать! — крикнул он мне. — Я вижу тебя в зеркало заднего вида!

— Поверь, я не буду пищать, если ты сам будешь следить за дорогой, вместо того чтобы пялиться в зеркало, — парировала я.

Но все-таки запищала. Когда мы делали виражи то вправо, то влево по ходу движения — или, возможно, наклонялись из-за неправильного распределения веса, — я прижималась щекой к спине Лолы и открывала глаза только от толчков. Конечно, я не догадывалась, где мы, но видела в проезжающих мимо автомобилях людей, глазеющих на нас, они разевали рты; а потом корчились в истерическом смехе. Сначала Катерина, теперь это. Я устала быть в центре необычных шоу.

Спустя пять тошнотворных минут Хельмут-бой влетел на другую парковку и остановился посреди тротуара напротив большого бетонного здания эпохи семидесятых. Я быстро прикрыла глаза, когда он глушил мотор и слезал с сиденья.

— О'кей, девушки, вперед.

Он помог нам обеим слезть с «веспы» и повел к входу. Нажал на какие-то цифры, и зазвучал зуммер — дверь открыта. Мы миновали еще одну дверь с кодовым замком, затем гуськом проследовали в маленький лифт, в котором надо было закрыть за собой рукой дверь, складывающуюся гармошкой. Я слышала скрип от ременного привода, когда лифт медленно поднимал нас в верхнюю часть здания. Достигнув четвертого этажа, лифт рывком остановился, и дверь медленно отползла в сторону. Хельмут-бой выпихнул нас направо. Я продолжала идти, когда он окликнул меня:

— Можешь открыть глаза. Вон та квартира слева.

Я несколько раз моргнула и поспешила назад по коридору. Желтые цветочные обои облупились на углах, и даже при тусклом освещении (одна из голых лампочек на потолке перегорела) можно было разглядеть некоторые забавные пятна в форме улья — пышной женской прически — на сером ковровом покрытии. Я сняла с глаз Лолы повязку.

— Нервничаешь? — спросила она.

Я ответила взволнованной ухмылкой.

— Господи! Сердце трепещет! — И огляделась вокруг. Хельмут-бой стал едва заметным.

— Вот мы и здесь. — И Лола постучала в дверь двумя сериями из трех ударов.

Ничего.

Она подождала секунд двадцать и снова постучала.

— Луис-Хайнц?

На сей раз, я услышала чьи-то тихие шаги за дверью.

— Que est-ce? [31]— произнес приглушенный мужской голос, казавшийся удаленным от двери шагов на десять.

— C'est Lola! [32]— крикнула она в ответ бесплотному голосу. И повернулась ко мне: — Странно. Луис-Хайнц не говорит по-французски.

— Что? Ты не предупредила! На каком же языке он говорит? — спросила я бешеным шепотом.

— На испанском, ретороманском и эсперанто.

— Эспер-чего?

— Эсперанто. Это загадочный язык, придуманный каким-то утопистом, который хотел создать всеобщее универсальное средство общения. Родители Луиса-Хайнца не говорили на языке друг друга, поэтому выучили эсперанто. По крайней мере так я поняла из его объяснений.

Я тупо уставилась на нее.

— Они были хиппи…

— Даже не собираюсь начинать беспокоиться о том, каким образом, ради всего святого, мы предполагаем с ним общаться, — заявила я значительно более взволнованным шепотом. — Первым делом главное. Что теперь?

Лола снова постучала.

— C'est Lo-la, — произнесла она медленно. — L'agent de presse [33].

Человек за дверью шагнул ближе к двери и остановился. Я слышала, как неизвестный какое-то мгновение шуршит у глазка — и как он выругался. — Merde! [34]— пробормотал он.

Послышался звук, отодвигаемых дверных засовов и открывающихся замков, прежде чем дверь начала медленно, миллиметр за миллиметром, со скрипом открываться.

Я отступила назад и затаила дыхание. Действительно, merde.

И клянусь именем святой модной троицы — Ко-ко, Карла и Ива — это был Жак.

Бог знает что происходило в моем мозгу после «писко» и «веспы», но первой мыслью было, что Хельмут-бой привел нас не к тому порогу… где по случайности оказался Жак.

— Какими судьбами вы здесь! — сказала я, стараясь скрыть смущение за поспешной натянутой улыбкой. — Забавное совпадение. Думаю, мы постучали не в ту дверь. Итак, здесь вы живете? Вообще-то мы здесь по делу…

— Алекс… Алекс. — Он мягко, но настойчиво потянул меня за локоть. — Не знаю, почему вы здесь, но думаю, что попали по адресу. В любом случае заходите!

Я остановилась, буквально переступив одной ногой через порог. Слова Жака ударили по голове, как в мультике про Уайла И. Койота [35]. Подавленная и смущенная, я не могла сдвинуться с места. Такими же спутанными, как оборванные телеграфные провода, стали мысли, которые я, конечно, не могла передать Лоле, а та беспечно шла прямо на меня и, споткнувшись, упала бы с высоты своих шпилек, если бы Жак не подхватил ее.

— Лола! — воскликнул он поверх моего плеча. — Я надеялся, что мы с вами встретимся.

Лола остановилась и повернула голову, рассматривая лицо Жака в поисках знакомых черт.

— Мы уже… мы виделись в клубе вчера вечером? — спросила она задумчиво. — Извините, как-то не очень четко помню. О-о-о… Вы угощали меня коктейлем? — сделала паузу. — Знаете, — добавила она изящно, — если я и отнеслась к этому благосклонно, это вовсе не означает, что я была заинтересована…

Жак покачал головой и попытался завести нас внутрь. Мне пришлось сдерживать смех; меня поражало, как просто Лола укладывает вещи в контекст. Это, так сказать, присущая ей особенность. Когда я начала объяснять Лоле, что это тот самый мой бывший школьный учитель французского и — что, возможно, гораздо более достойно упоминания — парень, который помог мне подобрать те великолепные туфли, которые она видела каблуками вверх на газетных снимках. Жак поторопил нас войти, заперев дверь на три замка. Только я собралась пошутить, что не стоит беспокоиться: мы уже оторвались от плохих парней во время гонки на маломощной «веспе». Но стоило мне взглянуть на него, как я заметила — тревога загасила искорки в знакомых глазах и стерла с лица загар. Я решила предоставить ему ведущую роль.