Никто в этом и не сомневался. Белле пришлось отвернуться, чтобы скрыть страдание, но она поняла, что ей это не удалось.

— Отлично, — наконец заговорила она. — Уверена, все к лучшему. Некоторые не предназначены для слишком сильных переживаний.

Она нашла в себе силы взглянуть на Торна, и ей даже удалось слегка улыбнуться, чтобы этим облегчить его боль.

Когда он поднял ее на ноги, Белла ожидала поцелуя в губы, каким бы мучительным он ни был, но Торн поцеловал ей руку.

— Я искренне хочу для вас, Белла Барстоу, только самого хорошего. Всегда помните об этом.

Он отошел и беспечным тоном, который мог обмануть многих, сообщил:

— Я должен спуститься вниз и принять участие в празднике. Не хочу беспокоить вас, когда вернусь, и лягу спать на полу в гостиной.

Он взял с кровати одеяло и подушку и вышел.

А Белла осталась стоять; слезы безудержно текли у нее по лицу, но она не позволила себе разрыдаться, пока не убедилась, что Торн уже не услышит.

На следующий день они выехали рано утром, чтобы вернуться в Лондон к вечеру.

Табита, должно быть, чувствовавшая себя обделенной вниманием, сердилась, и те редкие звуки, которые она издавала, походили на рычание.

— Что вы скажете своей покровительнице? — спросил Торн.

— Покровительнице? — сначала не поняла Белла. — О-о… — В этот момент она не могла ему солгать. — Я живу одна. С тремя слугами. У меня есть маленькая ежегодная рента.

— Не такая маленькая, — заметил он, — если вы можете себе это позволить. Но вы еще молоды, чтобы жить одной.

— Моя экономка знает меня с детства, и у меня есть поверенный, который дает мне советы, когда я к нему обращаюсь.

— Вы хотите сказать, что, если не считать того времени, которое мы провели вместе, вы жили тихой, благопристойной жизнью?

В его вопросе прозвучал намек на то, что он в этом сомневается, и Беллу всколыхнул праведный гнев.

— В чем вы меня обвиняете?

Торн не уклонился от ответа, но его губы по-прежнему сохраняли строгое выражение.

— Белла, мы встречались дважды — в Дувре четыре года назад и теперь. Ваше поведение не убедило меня, что вы проводите все свое время за вышиванием носовых платков.

— Нет, я еще гуляю в парке и иногда посещаю лекции по искусству и истории.

Его взгляд требовал большего.

Неужели он каким-то образом узнал о Беллоне и леди Фаулер? Господи, неужели он узнал Келено? Белла была уверена, что это невозможно, ведь она так изменяла внешность…

Оставшееся время они провели в молчании.

— Если я когда-нибудь снова понадоблюсь вам, то записка в гостиницу «Черный лебедь» найдет меня быстрее всего, — сказал он на прощание.

Белла вошла в дом и, оставляя без внимания восклицания и вопросы Китти, слепо поднялась по лестнице.

Белла вспомнила про череп. С тех пор как Торн сказал: «Берегите его», — она хранила серьгу в правого кармане. Быть может, серьга — это повод, чтобы написать по тому адресу в гостиницу?

— О, что случилось, мисс?

— Ничего. — Белла быстро зажала в руке череп и улыбнулась Китти. — Со мной все в порядке, правда. Просто устала от поездки.

— Значит, вам ничто не угрожает, мисс? И вы сделали то, что должны были сделать?

— Нет и да, Китти. — Белла села, чтобы отколоть парик. — Пожалуйста, принеси мне хорошего крепкого чая, а потом я пойду спать.

Это был единственный способ найти покой и уединение.

— Тогда я еще принесу и грелку для постели, мисс.

Китти вышла, а Белла, позволив лицу расслабиться, увидела в зеркале, какой отпечаток наложило страдание на ее черты. Но она не позволит увидеть это другим, меньше всего ей хотелось, чтобы ее жалели.

— Чай будет через мгновение, мисс! — задыхаясь, доложила Энни, вбежав в комнату.

Остановившись у камина, Белла расчесывала волосы и смотрела на пляшущие языки пламени. Будет ли она когда-нибудь снова наполненной жизнью?

Она была не в силах помешать своим мыслям снова и снова возвращаться к тому времени. Но все закончилось. Теперь ей предстояло решить, что делать с оставшейся жизнью, которая казалась Белле совершенно пустой.

Китти и Энни вдвоем внесли ее дорожный сундук, поставили его и ушли, а через несколько секунд Китти, слегка смущенная, вернулась с чайным подносом.

— Ну вот, мисс. Горячий, крепкий и сладкий.

Она налила чаю, и Белла, взяв чашку без блюдца и охлаждая ее в ладонях, сделала несколько глотков.

— О, очень хороший. — Но не того изысканного вкуса, как чай, который любил Торн. Белла поняла, что теперь уже никогда не будет по-прежнему относиться к чаю. — Спасибо тебе, Китти.

— Вы действительно выглядите усталой, мисс, — взглянув на нее, заметила Китти, вешая перед камином чистую ночную рубашку.

— Так и есть, — сказала Белла, хотя догадывалась, что это слишком мягкое определение.

— У вас в гостиной куча писем, мисс. Хотите, я принесу их наверх?

— Куча писем? — удивилась Белла.

— Пара от леди Фаулер, мисс.

Господи. Белла послала леди Фаулер записку, чтобы сообщить, что вынуждена уехать из города, так что же могло ее заставить писать сюда? Но сейчас Белла определенно не могла с этим разбираться.

— Они подождут до завтра, — ответила она и, налив себе еще чаю, взяла только что испеченное Пег печенье, которое было восхитительным и помогало собраться с мыслями.

Сняв дорожную одежду и надев халат, Белла настроила свои мысли на все хорошее, что было в ее жизни: она добилась победы над Огастусом; ей повезло стать независимой леди; она молодая, здоровая, и у нее есть друзья…

Нет, не друзья. У нее есть две служанки, которые скоро выйдут замуж и уйдут от нее. У нее есть Пег, которая, хотя и относилась к ней с почти материнской теплотой, не была ее другом. Несколько женщин из окружения леди Фаулер, возможно, были друзьями, но эти связи Белла собиралась порвать.

Торн. Проведенное с ним время было похоже на дружбу — на первую настоящую дружбу. Однако мужчина не может быть другом женщине, если только они не женаты, а она и Торн, очевидно, не могли заключить брак.

Когда принесли воду, Белла тщательно вымылась, смывая, насколько можно, свое недавнее приключение. Белла Барстоу должна родиться заново, должна построить собственную жизнь, и на этот раз она не будет метаться между тюрьмой и монастырем.

Она найдет способ стать по-настоящему свободной.

Приняв такое решение, Белла надела ночную рубашку, погасила свечу и улеглась в постель.

Направляясь к своему дому, Торн снова становился герцогом, словно облачался в отороченную горностаем мантию и корону.

Теперь, в Лондоне, когда он все больше становился герцогом, пропасть между ним и Беллой еще расширилась.

Экипаж проезжал мимо Сент-Джеймсского дворца, где герцогиня Айторн в свое время должна стать фрейлиной королевы. Не говоря уже о том, что Торн не мог представить Беллу в этой роли, твердолобая маленькая королева никогда не приблизит к себе женщину, имеющую столь дурную репутацию.

Да, жены Робина и Кристиана примут Беллу, и, возможно, жены некоторых других джентльменов тоже, но многие не пойдут на это. Белле будет неловко и неприятно, это будет приводить его в ярость, и вскоре Торн превратится в наводящего ужас деспота, который отыгрывается за свое дурное настроение на ни в чем не повинных людях.

Он должен отступить, пока не совершил чего-то, что может сделать их обоих несчастными на всю жизнь.

Вернувшись, Торн полностью отдал себя в руки Оверстоуна, мечтая поскорее окунуться в работу.

Нужно признаться, что-то есть в том, чтобы просыпаться в собственной постели в собственном доме, подумала Белла, когда на следующее утро открыла глаза. И, нужно признаться, что-то приятное, даже несмотря на то что было бы гораздо приятнее проснуться с кем-нибудь…

Эту дверь она захлопнула.

Некоторое время Белла наслаждалась простым удовольствием слышать знакомые звуки улицы и смотреть на узкий луч дневного света, прочертивший линию на противоположной стене, а потом загрустила.