Так же порывисто капитан-лейтенант двинулся к трапу. «Вот подходящая минута, — подумал Максаков. — Редкая, дорогая минута…» Он повернул лицо к командиру, всем телом подался к нему, стиснув пальцы на маховике. Но застенчивость мешала заговорить. Вот капитан-лейтенант уже кладет на поручень руку, сейчас исчезнет в люке наверху… «Поздно, упустил свой шанс», — подумал Максаков.

— Старшина! — окликнул его Ларионов.

— Есть! — Максаков вытянулся, обратив к трапу мужественное, залитое потом лицо.

— Кажется, хотели что-то сказать? — Ларионов глядел в упор, не снимая с трапа ноги.

— Так точно, товарищ капитан-лейтенант!

Не отпуская маховика, дрогнувшими пальцами Максаков достал заветную бумажку.

— Товарищ капитан-лейтенант, хочу в бой итти коммунистом… Есть такая мечта… — Он смутился и замолчал, глядя на командира яркими от волнения глазами.

— Чьи рекомендации имеете?

Поняв сразу все, Ларионов пристально смотрел на него.

— Мичман Куликов написал… Обещался инженер-капитан-лейтенант… — Максаков весь был — волнение, но его влажная рука, как всегда, твердо лежала на маховике.

— Ясно! — сказал Ларионов.

Он отошел к переборке, вынул записную книжку и карандаш, стал писать, приложив книжечку к переборке.

«Напомнить фамилию? — растерянно думал Максаков. — Давно вместе на корабле, бывало и поговорить с ним случалось, да разве упомнит всех… Но, коли не спросил — стало быть, помнит. Пишет — стало быть, считает достойным».

Капитан-лейтенант протянул старшине рекомендацию. Взбегая по трапу, сунул карандаш и книжку в карман, еще раз обдав машинное отделение голубым светом своих внимательных, строгих глаз.

Набросанные четким, остроконечным почерком строки ровно теснились на линованном листке.

— Наш командир! — только и сказал Максаков, сжимая рекомендацию в горячих пальцах.

На верхней палубе смотрели вдаль мерзнущие торпедисты. Прислонившись к надстройке, вобрав голову в воротник, стоял Калугин. Новая смена вступила на вахту, вместе с другими он вышел из курилки, наблюдая теперь жизнь верхней палубы.

Откинулась крышка люка, и разгоряченное лицо Ларионова глянуло наружу.

Ларионов шагнул на палубу. Выпрыгнувший следом Ираклий Тоидзе старательно прихлопнул тяжелую крышку.

Торпедисты вытянулись. Маленький Тараскин рванулся от платформы аппарата.

— Разрешите обратиться, товарищ капитан-лейтенант!

Ларионов устремил на него задумчивый взгляд.

— Обращайтесь, товарищ Тараскин.

— Прошу о рекомендации для вступления в ряды ВКП(б)! — одним духом выговорил Тараскин. — В комсомоле третий год, товарищ капитан-лейтенант. Обращаюсь как к члену партбюро, идя в боевую операцию.

Ларионов помолчал, не спуская глаз с краснофлотца.

— Помнится мне, товарищ Тараскин, этим летом при учебных стрельбах по вашей вине утопили торпеду?

Лицо Тараскина, малиновое от ветра, стало темно-красным.

— И на политзанятиях у вас тоже что-то не получилось… Что скажете, Филиппов?

— Товарищ капитан-лейтенант! — Филиппов вытянулся рядом с Тараскиным, легкий иней от дыхания белел на его воротнике. — У механизмов краснофлотец Тараскин последнее время службу несет отлично. Что же до политзанятий… — Филиппов замялся, опустил и вновь вскинул правдивые глаза. — Оно верно — промашки были…

— Так вот что, товарищ Тараскин, — сказал Ларионов, — мой вам совет: в этой операции походите еще комсомольцем. — Теплая улыбка мелькнула на его обветренных тонких губах. — Комсомольцем быть — это тоже большое дело! А проявите себя хорошо в походе, как ошвартуемся, приходите ко мне в каюту, мы с вами на свободе все вопросы обсудим. И заявление с собой прихватите.

Он обернулся, увидел Калугина, приложил пальцы к козырьку.

Калугин отдал честь, вытянувшись у надстройки.

— Наблюдаете, товарищ капитан? Может быть, пройдем на мостик?

Не ожидая ответа, быстро двинулся по шкафуту. Калугин торопился вслед за ним, скользя по палубе, покрытой мазутным маслом и тающим снегом.

Тюленьи острова — маленький привал на штормовой океанской дороге, заправочная станция для идущих мимо кораблей.

От самой воды начинаются льды и снега. Снега заполнили и выровняли ущелья, образовали широкие белые равнины, по бокам которых приникли к скалам хижины оленеводов и рыбаков. Выше — гранитные, поросшие мхами перекаты, очищенные от снега свирепыми, неустанными ветрами. Бурые, неровные округлости поднимаются сквозь цепкие туманы к низко плывущим облакам.

Тонкий стальной трос протянут вдоль верхних скал, на кронштейнах, вогнанных глубоко в гранит. От дощатого домика с крышей, заваленной снегом, трос поднимается вверх, тонкой нитью охватывает верхние скалы. И чем выше он поднимается, тем труднее становится путь, свистит ураган, слепит ледяная дробь снежных зарядов.

Здесь установлен на мачте наш краснозвездный флаг. Сюда, выходя из домика морского поста, карабкается, чтобы сменить товарища, укутанный в мех сигнальщик. Он цепляется за сплетенный из множества стальных проволок леер, местами проваливается в снег, местами скользит по отшлифованному ветром граниту.

Поверх тулупа он опоясан стальной цепью с замком на конце. Взобравшись наверх, сменив товарища, этим замком прикрепляется к бегущему над пропастью тросу.

Он обходит вершину по радиусу вновь и вновь, упираясь ногами в чуть видную, узкую тропинку. Если поскользнется или ветер сорвет его с тропки, повиснет на тросе, опять нащупает точку опоры, снова будет продолжать обход высоты.

Сигнальщик смотрит в бинокль. Отсюда, когда вокруг нет снеговых вихрей, видны очертания главного острова, окруженного вздувшейся пеленой океанской воды, слившейся с мутным, обледенелым небом. Виден узкий извилистый залив, ведущий к внутреннему рейду мимо цепи маленьких необитаемых островков. Видна даль океана.

Внизу, между черной полосой мокрых береговых камней и бурой океанской водой, белеет извилистая полоса. Это волны неустанно набегают на берег. Сигнальщик привык к тому, что сюда не доносится гул океана, здесь только и слышишь свист жестокого снежного ветра.

А если смотреть отсюда на рейд, в глубину длинной извилистой бухты, лежащие там корабли похожи на крошечных продолговатых ежей с торчащими над ними иглами мачт, стрел и кранов.

Но эти крошечные ежи — на самом деле тяжелые высокобортные корабли, несущие в своих трюмах и на просторных закопченных палубах тысячи тонн всевозможных грузов.

Над рейдом грохот и лязганье кранов, слова коротких команд, резкие крики чаек — неизменных спутников морских походов.

Здесь стоит у причала самоходная баржа «Енисей» — она только недавно вошла на рейд, ждет своей очереди принимать горючее. Сейчас горючее берет ледокольный пароход «Ушаков». Он пьет нефть с танкера и в то же время кончает сгружать доставленные на этот остров ящики и тюки.

Пассажиры «Ушакова» ходят по палубе и по высокому деревянному причалу. Довольно привычные пассажиры: женщины и дети, семьи зимовщиков. «Ушаков» взял их на борт в Мурманске, чтобы доставить в высокие широты.