Побережье Каталонии демонстрирует постепенное обеднение иберийских культурных форм; этот факт не означает, что здесь имело место ослабление или прерывание международных отношений, поскольку иберийская продукция обнаруживается вплоть до Ансеруна, а формы культуры Ла Тен распространяются к югу от Пиренеев. В то же время интенсифицируется ввоз эллинистической продукции при посредничестве Эмпорий, тогда как на местах вновь принимаются за производство пластической керамики, что свидетельствует о некоторой эволюции. Население значительно возрастает, образуются густонаселенные центры, расположенные на возвышенностях. В северной Каталонии местная ремесленническая продукция достигала греческого города в портах, где до II в. до н. э. существовали местные группы.
Вторая культурная сфера полуострова, которая связана с кельтиберами, включает центр, север с верхним и средним течением Эбра и большую часть западного склона. Постгальштатские культуры Месеты и культуры соседних зон испытали колоссальное внутреннее развитие в V–IV вв. до н. э., и этот взлет выражается в интенсивном заселении, о котором свидетельствуют крупные некрополи, расположенные на параллельных путях, и их внушительное движимое имущество: железное оружие, серебряные и бронзовые украшения, керамика с геометрическим декором. Верность гальштатским формам со временем допускает вариации. Исследователи различают влияния, исходящие из пунической и греческой среды, а также с юга и запада континента. В португальских Алгарве и Алемтехо (Baixo Alemtejo) обнаруживается тройное влияние: пуническое, греческое и андалузское. В кастильский регион влияния приходят в основном с юга, как показывают формы художественной керамики с геометрическим декором, тогда как железное оружие, а именно мечи, свидетельствует о сложной внутренней эволюции: к традиционным типам добавляется изогнутый меч греческого происхождения — фалката, некоторые экземпляры которого содержат, кроме того, местные особенности. Что касается предметов украшения, то они представляют явную смесь разнородных элементов: фибулы типа Чертоза и Ла Тен и т. д.
Смежное северное пространство (Астурия, Бургос) во многих аспектах обнаруживает влияние Центра, но в совершенстве владеет тисненой керамикой; оружие произошло от галыптатских типов. Из небольших областей, изолированных в предгорьях Пиренеев, происходит тот же культурный тип, что и по соседству на юге Франции. На западе и северо-западе часто встречаются характерные укрепленные сооружения — castros. Эта зона каструмов подверглась андалузскому влиянию, убывающему с юга на север. Бурги, окруженные защитными стенами, имеют неправильные очертания, а круглая форма каменных построек выдает архаичный характер этой культуры. Криволинейные мотивы декора в основном восходят к тому же стилю, что и иберийская керамика и бронзовые изделия центральной части и севера: и в декоре, и в архитектуре проявляется один и тот же бесформенный стиль. На юге каструмы имеют прямоугольные дома, что свидетельствует об иберийском влиянии, а керамика, современная северной керамике, изготавливавшейся вручную, производится при помощи гончарного круга. Движимое имущество, как всегда, включает большое количество оружия и декоративных предметов гальштатской традиции, соответствуя типологиям, распространенным почти по всему полуострову. Наиболее характерными являются торквесы из золота и бронзы. В IV в. до н. э. отмечают присутствие иберийской керамики по образцам и из материалов, которые были привезены из пунических центров. На самом деле именно через южную зону каструмов проходил торговый путь, связывая долины Гвадалквивира и низовья Тахо, путь, используемый с доисторических времен, по которому распространялись греческие и пунические материалы, особенно в южном иберийском пространстве.
Их распространение со временем связывает центральную и южную Каталонию с прибрежной зоной, образуя почти уникальный культурный тип. В III в. до н. э. зона Ургела, многочисленные центры которого объединяются с культурными типами Эбра, оказывается затронутой эллинистическим и иберийским импортом и импульсами, исходящими от культуры Ла Тен, которая в обедненных формах продолжает существовать к северу от реки. Более вариативными являются культурные типы верховий Эбра, где равным образом активно распространяется греческий импорт. Здесь локальные формы сохраняются и развиваются, в то время как на побережье обедняются; однако формы и декор были иберийского происхождения. Среди поселений выделяется Азайла со своими мощеными улицами. Иберийское влияние проникает, искажаясь, в южную Месету, где крупная религиозная скульптура с точки зрения качества менее развита, чем на юге, и, вероятно, обусловлена импульсами, пришедшими из Андалузии и Судеста. Это замечательное искусство, но оно игнорировало человеческую фигуру и интересовалось только анималистическими и фантастическими формами. На Западе в рамках культуры каструмов развивается иберийский культурный тип, истоки которого, возможно, нужно искать в импорте крашеной керамики без декора и локальных модификаций. Наконец, в верховьях Дуэро, среди множества поселений отсталого уровня, выделяется и растет центр Нуманция, один из наиболее известных и древних, восходящих к энеолиту. Новому уровню соответствует культура, производная от постгальштатской и отмеченная иберийским влиянием. И лишь в более поздний период ее существования города организуются в соответствии с планом, имитирующим классическую схему прямоугольных улиц. Нуманция, возможно, единственный центр, который действительно можно квалифицировать как город в силу его значимости и структуры: значимость заключалась скорее всего в обеспечении необходимой защиты, и это сделало Нуманцию последним бастионом антиримского сопротивления. Цивилизация Нуманции, об эклектизме которой свидетельствуют многочисленные привнесения, впрочем, не менее основательно связана с культурной традицией Центра.
Что представляется наиболее значимым в цивилизации иберов — это чувство архитектуры. Культ зачастую локализован в определенных местах; поэтому обнаруживаются крупные святилища — Сьерра-де-лос-Сантос, Эльче, Деспеньяперрос, с их священными приношениями и жертвенными статуями. Наличие последних показывает, что речь идет о следах греческой культуры, поскольку вотивные приношения, которые должны были свидетельствовать о присутствии верующего вблизи божества, присущи греческому культу в эпоху архаики, которая отражается иберийской ситуацией. Эллинизация объясняет также строительство священных зданий из прочных материалов, что не характерно для Западной Европы.
Более живым и ярким свидетельством сосредоточения многочисленных внешних компонентов на древней локальной основе Иберийского полуострова является искусство, возможно, самой крупной фигуративной цивилизации Центральной и Западной Европы. Это искусство, которое развивалось почти одновременно с культурой Ла Тен, распространяется на более ограниченном пространстве. Но, что отличает его от кельтского искусства, своим формированием оно обязано участию гораздо более сложных и многочисленных элементов, связанных одновременно с континентальными традициями и влияниями Средиземноморья и Ближнего Востока и пришедших либо по морю, либо через евро-азиатскую степь; в Иберии морские потоки, за некоторым исключением, берут верх над кельтскими волнами. Формирование искусства здесь является локальным феноменом, который, повторим это, не распространялся за географическими пределами Испании, охватывая, однако, Южную Галлию. В конечном счете это было результатом событий, которые разворачивались в Средиземноморье. Можно было бы привести в сравнение генезис этрусского искусства, но с осторожностью, ибо иберийское искусство не имело той творческой энергии, которая позволила этрусскому утвердиться и обновить, перед греческим искусством, свою индивидуальность.
Хронология большей части монументальных произведений остается сомнительной.
Иберийское фигуративное искусство, за исключением керамики, является, по сути дела, религиозным, идет ли речь о крупной скульптуре или небольшом вотивном изображении. Но в рамках этого узкого взгляда собственные концепции в Иберии выражаются с ясным убеждением в особой значимости скульптуры. В действительности она не была просто эманацией декоративной традиции и не ограничивалась воплощением в монументальной скульптуре художественных мотивов или декоративного искусства экс-вото. Скульптура передает новую потребность в образном выражении, которая, бесспорно, возникла под влиянием греческого искусства, и именно в связях с греческой средой скорее, чем в пуническом посредничестве, нужно искать истоки антропоморфизма местного культа. Иберийские скульпторы демонстрируют знание культуры и владение замечательным техническим опытом: они не копируют и не заимствуют в полном смысле слова ни типологии, ни иконографии. У Великой Богини из Сьерра-де-лос-Сантос, массивной по структуре, имеющей форму колонны, жизнь остается только в лице: ее одеяние, геометрически драпированное спереди, подчиняется строгой симметрии. Это напоминает о греческом архаизме, но религиозный акт приношения передается одновременно экспрессивно и индивидуально через эту ритмическую связанность, которая соединяет длинные косы и серьги с прической и одеждой. Архаичность этого произведения свидетельствует о том, что греческие влияния, если можно так сказать, были представлены локально и долгое время оседали в определенной среде, прежде чем подвергнуться очень медленной переработке: они претворялись во внешних формах в эпоху, когда в греческой среде были не ко времени. Именно здесь объяснение того, что эти произведения не были имитациями, — напротив, они показывают безукоризненную цельность, соответствуя восприимчивости и культурному уровню народов и времени, в которое они появились. Тенденция организовать объем в геометрическое целое еще более отчетлива в небольших скульптурах того же происхождения и в изображениях, которые производны от них: мотив женщины в капюшоне развивается в более абстрактных формах, где изображение фигуры сводится к простому наброску. Этот процесс доказывает, что греческий «урок» был полностью усвоен, что крупная скульптура задала тон малой и что возвышенное искусство развивалось наряду с народным, как показывает скульптурная группа «Супруги». Многочисленные скульптурные головы из Сьерры свидетельствуют о внутренней эволюции иберийского архаизма: контур, который ограничивает объемы, сочетается с графизмом деталей. В иберийской скульптуре фигура включается в ансамбль, пропорции которого определялись внутренними связями: она не создавала органичного целого и, следовательно, не обладала внутренним синтаксисом. Она ограничивается поверхностью, где ритм объемов воплощается в своеобразной каллиграфии. В сущности эта концепция напоминает античное ионическое наследие или, по крайней мере, формальное знание, которое проникло извне в иберийский дух во времена отношений с фокейцами. Ибо и для иберов греческое искусство осталось неподражаемым и непонятным в своей основе. Это проявляется также в «блокированном» стиле, фронтальности, которые обнаруживаются в кельтиберийских быках из Гвизандо — яркий пример северной иберийской пластики, а также в воинах из Гимар, представленных в цилиндрических формах. Животные прежде всего изображаются в рельефных формах, которые делают массу средством выразительности. Это также могло быть подсказано опытом и стилем ионийцев. Сходство одной из голов из Сьерры со скульптурами из Антремона подтверждает тезис об иберийском влиянии на искусство Южной Галлии. Эллинизированные скульптуры, например «Сфинкс» из Агоста, как раз показывают зависимость от архаического греческого искусства. Их линейный характер обнаруживается в многочисленных рельефах группы из Осуны, имеющих нарративное свойство. Аналитическое и описательное изображение деталей одерживает верх над фигурной композицией, или же достигаются «экспрессионистские» эффекты, как, например, в «Акробате» или фрагменте «Поцелуя», и к этому добавляются архаические черты, как, например, в изображении головы молодого человека с кошкой. Некоторые другие рельефы из Осуны не попадают в это течение: здесь вновь используются и адаптируются эллинистические образы. Эти рельефы, возможно, принадлежат уже «романской» среде.
