Через сутки, 15 декабря, капитану Г–ну удалось переодетым скрыться из Ташкента и выехать по грунтовым дорогам через Пскент и Ходжент в Коканд, где предполагалось найти членов Туркестанского правительства, но в тот же день, по получении известия, что в Коканд едет карательная экспедиция с поручиком Перфильевым во главе, члены правительства стали сами скрываться. Пришлось покинуть Коканд, и капитан Г–н, вместе с бежавшим ранее из Ташкента прис. повер. Ш–м, были провезены скрытно проводником вагона до Самарканда, а затем до Асхабада, где нашли прис. повер. А–ва.
В Асхабаде предполагалось организовать что‑либо с туркменами, но это не удалось, и тогда кап. Г–н, по поручению члена Кокандского правительства А–ва, поехал искать помощи на Кавказе.
В Терской и Кубанской областях ни о какой помощи не могло быть и речи, т. к. там сами еще не знали, что делать, — пришлось искать помощи дальше на Дону, где, как говорили на Кубани, уже имеется организация, возглавляемая генералом Алексеевым.
9 января 1918 года капитан Г–н прибыл в Новочеркасск, и в тот же день был принят генералом, который, выслушав подробный доклад о вышеизложенном, сказал, что будет сделано все возможное для спасения Туркестана.
Подробный вариант доклада капитана Г–на генералу М. В. Алексееву.
9 января капитан Г–н явился к генералу Алексееву, который принял его в маленьком кабинете дома в Новочеркасске. Генерал с живейшим интересом выслушал подробный доклад о событиях, происшедших в Туркестане, задал докладчику много вопросов о противобольшевистской организации в Ташкенте, о количестве снаряжения и боевых припасах, оставшихся в Туркестанском округе (Ташкент и крепость Кушка), о численности и качествах людей, пригодных для борьбы с большевиками, расспрашивал об отношении к большевизму туземцев (сартов, киргиз и туркмен), о составе большевистских частей, об офицерах, оставшихся на службе у большевиков. Узнав от докладчика, что среди большевиков в Туркестане имеются германские руководители, генерал промолвил: «Иначе и быть не могло, все от них».
Поблагодарив докладчика, генерал Алексеев сказал, что будет сделано все возможное для помощи Туркестану, и назначил докладчика в распоряжение начальника военно–политического отдела полковника Генштаба Лисового. [291] После обсуждения вопроса докладчику было поручено с помощью двух младших офицеров (тоже туркестанцев) разработать план организации освобождения Туркестана, с тем чтобы по утверждении его выехать в Туркестан.
Однако дальнейшие события на Дону, как было выше изложено, не дали возможности привести в исполнение желания генерала Алексеева, и Туркестану тогда помочь не пришлось.
Князь А. Искандер[292]
НЕБЕСНЫЙ ПОХОД[293]
Приехал я в Ташкент к родителям второго апреля 1918 года, в канун Пасхи, пробравшись из Крыма, где в Евпатории, в госпитале Красного Креста, заканчивал, на грязях, лечение тяжелой контузии с переломом обеих костей на правой ноге и где был застигнут нашествием большевиков (Севастопольская расправа с офицерами).
С четырьмя офицерами, себе подобными полукалеками, перешедшими только что с костылей на палки, пересекли мы Крым, частью пешком, частью на подводе, вышли к Днепру напротив города Николаева, чудом переехали в лодке реку широкую и затем через Николаев по железной дороге попали в Киев. Нас, в ожидании движения поездов, приютили родители одного из спутников под Киевом.
Наконец, чуть не через месяц, поручику Мышецкому и мне удалось сесть в поезд и добраться до Москвы. Оттуда уже один ехал до Петербурга. Раздобыв денег и взяв вещи со своей квартиры, двинулся на Туркестан. Проскочил за три дня до «Оренбургской пробки», когда всякое сообщение с Азией прекратилось.
Отец не дождался моего приезда и скончался 18 февраля этого года. [294] Ожидая меня, он приготовил для меня левый отдельный флигель (в котором я родился и жил до девяти лет), но его по «мандату» захватил и занял архиерей, приехав из города Верного, где я его знавал.
Поселился я в доме покойного дворецкого отца, где на пенсии жила его семья (правый флигель от дворца). Устроила меня вскоре мама на службу в суд (помог диплом Императорского Александровского лицея). Меня прикомандировали к судье четырнадцатого участка И. Н. Яскловскому помощником. Замечательная личность была и нашего толка. Не служба, а сплошной праздник начался было в его общении, и мы быстро стали друзьями. Время и шло незаметно.
Но вот седьмого января 1919 года вспыхнуло восстание в городе Ташкенте. Оно было, к удивлению, подготовлено действительно в строжайшей тайне. Узнал я о нем утром седьмого января, разбуженный пушечным выстрелом. Затем вскоре прибежал сын генерала Б. и сообщил мне, что в городе восстание против большевиков. Указал и адрес штаба восставших. Пушечный выстрел с крепости был при ее взятии. Мой отец про эту крепость сказал однажды пророческие слова: «Эту крепость, имея на то власть, я бы срыл, так как уверен, что она когда‑нибудь послужит врагу против города». Эта крепость была когда‑то за городом на подступах к Ташкенту, но когда город неимоверно разросся, то крепость очутилась уже не далеко и от «центра», а слова моего отца оказались пророческими.
Мне нужно было быстро решить: спрятаться ли в старом Сартовском городе (где у меня было много друзей среди влиятельных и богатых сартов) и там переждать, пока все уляжется, или идти примыкать к восставшим? Выбрал последнее. И хорошо сделал — несмотря на все трудности и ужасы похода, я все же был в движении, напряженно и неуклонно двигался вперед. Если бы спрятался, то сидел бы несколько месяцев спрятанный в подземелье, без воздуха и света, ожидая каждую секунду ареста и расстрела. Трое так спрятавшихся и выжидавших позже присоединились к нам в Бухаре. Сели они в подземелье молодыми людьми, а к нам прибыли поседевшими, полунормальными, с тиками стариками.
Итак, иду и являюсь в штаб повстанцев. Меня любезно встречают Осипов, Гагенский и К. Меня покоробило, что они были пьяны. Но может быть, выпить пришлось для успокоения нервов и для храбрости. Получаю винтовку и в командование роту мадьяр, с которыми и беру с налета кладбище, с засевшими там большевиками. Затем мне дают человек шестьдесят детей: гимназистов, кадетиков и штатских «добровольцев–охотников». Половина, если не больше из них и ружья никогда не держала в руках. Пришлось, на скорость, учить их хоть обращаться с ружьем и показать, что нужно делать, чтобы не выпалить случайно в спину своему же товарищу. С этой «ротой», мне дано было приказание охранять указанный район. Но у детей воодушевления и старания оказалось много, и все обошлось без «несчастных случаев». В первой же стычке с взрослыми большевиками они так подбодрились, что обезоружили их и взяли в плен человек тридцать пять.
В это время уже были захвачены крепость, казармы с киргизами–солдатами, которые не колеблясь перешли на нашу сторону, почта, банк, вокзал и другие учреждения.
Зима в этом году была снежная, но первые дни не было мороза. Днем светило солнышко и пригревало, но к вечеру поднимался холодный ветер и становилось очень даже прохладно. Вышел я из дому, надев все новенькое. Френч с значками учебными и полковым, элегантные, тонкие бриджи и мягкие высокие сапоги. В общем так я являлся вдовствующей Императрице — шефу нашего полка. Сверху надел, за неимением другого, легкое летнее серое штатское (от «Жокей–клуба» — в Петербурге), а на голову легкую защитную офицерскую фуражку. Конечно, в таком наряде я быстро стал страдать от холода — но пришлось привыкать к длительному терпению.
Наша «детская игра» длилась всего сутки. До нас иногда доходили слухи о том, что делается в городе. За это время нас раза два покормили и напоили горячим чаем жители занятого нами квартала. Но вот прибегает, под вечер второго дня, гимназистик и шепчет мне, что «отряд повстанцев покинул город, восстание сорвано рабочими, бывшими на нашей стороне. Спровоцированные большевиками–главарями (по нашему, конечно, упущению), они были приглашены явится якобы за оружием и патронами в мастерские завода. Их впустили и затем заперли там, угрожая оружием. Восстание лишилось главных сил.
