1921 «Резцом по бронзе говорить о жизни…» Резцом по бронзе говорить о жизни, Тяжелым словом прибивать века, Чтобы судьбу не люди сторожили, А звезды отраженные в строках. Возлюбленного божеское имя Как жертву заколоть на жертвеннике дней, И старые Иерусалимы Спалить в зажженном купиной огне. Тома тяжелые отеческих историй Зарыть под камни улиц городских, Небесным рупором века повторят Не пыльные дела, а в бронзу влитый стих. На вехах наших душ прибьют свой стяг потомки, Не пилигримский крест, а душу понесут, И библий догоревшие обломки Не вызовут людей на страшный божий суд. Воздвигнут памятник над мертвыми Христами, И сердце расклюет зерно опавших звезд, В крови и гомоне людских ристалищ Вытачивает мысль тугое острие. «Жестокий подвиг лихолетий…» Жестокий подвиг лихолетий — Неугасимая Москва. Плеснет ли европейский ветер Кремлевским стенам и церквам, На колокольни расписные, На золотые купола? Но Византийская Россия Под тяжким золотом палат, Под азиатскими страстями, Под бармами царя Таится в Половецком стане Да ждет, вернется ли Варяг, Да плачет бедной Ярославной, Рукав в Каяле замочив, — Баяны гуслями прославят И черный ворон прокричит. Поганых полчищей татарских Под Керженцем мы помним сечь И думы важной и боярской Славянскую мы слышим речь. Пусть двадцать первое столетье По Брюсову календарю, — Не свеет европейский ветер С небес древлянскую зарю. «Нелепых дней случайный ход…» Нелепых дней случайный ход И нужных слов неповторимость. Мне каждый день в окно восход Бросает новую немилость. Я каждый день тебе молюсь: Вся жизнь моя – твоя ошибка, Меня вскормили ты да Русь, Да ветер северный и зыбкий. И зреют, зреют семена В душе, нелепостью смущенной. Но свято ваши имена Я чту, как клад запечатленный. Когда же дней случайный ход Порвется, как и всё, случайно, В последний мой земной заход Откройте мне земную тайну. «Не тебе мой путь отметить…» Не тебе мой путь отметить Тонкой меткой острия, Берегу в душе запреты И тоски сладчайший яд. Я давно не знаю боли, Отреченья полюбив, И теперь кому приколят Сердца выцветший рубин. Зерна скорби точно четки В мерных пальцах прошуршат, Миг влюбленный и короткий Вскроет строгая душа. Так придвинь же губы ближе, — Губы нежные целуй, Пальцы мерные нанижут Зерна скорби на иглу. Пролог к поэме «Сегодня» Звенит наш стих шальным напевом бубна, Звоночки радости разбросив наугад. Не всё ль равно, кого в стихах полюбим, Над кем раскинется небесная дуга. Не сдавлен путь наш мировой орбитой И нет пределов. Поют часы. Века сменяют ритмы. Не всё ль равно, в какой стране родиться, В каких законах. Москва. Нью-Йорк. Калькутта. Ницца. — Нам всё знакомо. И мы пробьем стихами, как тараном, Земные стены. Вот мы приходим с лучшими дарами И мудрым телом. И в площадей дерущиеся горла И в дыры окон Бросаем щедро мы даров бесценных горсти К людским порогам. Так звонче, стих, звени и пой, наш бубен, Отравой звонких строф над чьей-нибудь судьбой. Смотрите. Мы пришли. Мы принесли вам, люди, Даров бесценнейших и радости и боль. «Милый, милый, осень трубит…» Милый, милый, осень трубит В охотничий рог. Небо и землю раскрасил Врубель И смерти обрек. Милый, милый, уж солнце-кречет Ждет добыч. И алые перья сбирает вечер Для ворожбы. Милый, милый, чей лук на страже Каленых стрел, В какие страны нам путь укажет Чужой прицел? Милый, милый, нам осень трубит В зловещий рог. И ветра медный протяжный бубен Среди дорог. Песенка Посв. Вячеславу Ковалевскому Струится белый балахон, Бубенчики звенят. Скажи, скажи, каким стихом Ты воспоешь меня? Декоративная заря. Горят гвоздики губ. — Не надо сердце укорять, Пускай часы бегут. А в сердце тонкая игла. Бубенчики звенят. — Моих ты не забудешь глаз И не поймешь меня! Струится белый балахон, На нем след красных губ. Я больше не хочу стихов, — Я сердце берегу. Глаза придвинулись к глазам, Гримаса губ больней. Ты лентой пестрой обвязал, Любуясь, косы мне. Твое усталое лицо, Бровей больных излом. Звенит жених мой бубенцом И весело, и зло! |
