Над Атлантическим океаном все спали. Кроме меня и Лизы. Она, кажется, вообще не сомкнула век за все двенадцать часов полета, а я только проснулся и в полусонном, туманном состоянии смотрел в окно на плывущие под нами города и замки кучевых облаков. Лиза зашевелилась в своем кресле, прижалась ко мне и тихо сказала на ухо:

– Я чувствую, что наш секс скоро кончится.

– Почему ты так говоришь?

– Да… мне кажется, что граница нашего секса – это Атлантический океан. А за ним у нас начнется что-то другое, что-то более важное… Не знаю, понимаешь ли ты меня.

– Ты опередила мои мысли, Лиз. Они меня пугали, и я не говорил о них.

– Новое всегда пугает, Са. Но оно, мне кажется, сейчас лучше, это новое. Его не надо бояться.

– Мы с тобой будто бы в детство возвращаемся. Да? В то время, когда секс был не важен, но мы были счастливы. А может, не в детство, Ли? Может быть, у нас просто начинается настоящая любовь…

– И пока она окончательно не наступила, – улыбнулась мне в ухо Лиза, – мне очень хочется получить тебя в свое безраздельное пользование на высоте 12 тысяч метров.

– И мне.

Мы пошли вдоль рядов кресел, в которых спали люди. Вошли в туалет и закрыли за собой дверь. На последних вздохах своей жизни секс особенно прекрасен. Лиза сильно застонала, дернулась несколько раз в судороге и затихла. На мгновение я даже подумал, что она умерла – но она тихо дышала и я догадался, что она заснула. Одев ее и себя, я вывел обмякшую Лизу из туалета, а когда понял, что она спит очень крепко, взял ее на руки, пронес по проходу и посадил на свое место. Рядом со мной очутилась встревоженная стюардесса:

– Девушке плохо?

– Ну что вы, – улыбнулся я, – она просто спит.

– Спит? Как спит?

– Как ребенок. Как маленький ребенок.

Стюардесса еще некоторое время с подозрением оглядывала меня, потом, видимо, мое добродушное лицо ее убедило, она ушла. Я сел рядом с Лизой и тоже закрыл глаза.

За самолетным окном сидели на крыле два ангела – один был светловолосый, второй курчавый и темнокожий. Они были похожи на мужчин и женщин одновременно.

– Люди чокнулись, – сказал один из них, светлый, – вместо того, чтобы превращаться в бесполых после смерти, они делают это на земле.

– Я бы хотела быть человеком, – грустно сказал темный.

– Что ты сказала… сказал? – расширил глаза белый.

– Что слышал… – симпатичная мулатка резко потянулась ко мне синеватыми губами сквозь стекло иллюминатора самолета.

Я открыл глаза. Лиза спокойно спала рядом, склонив мне на плечо голову. Во рту было склизко и противно, в мыслях тоже. Жутко хотелось секса – как никогда. Что это со мной? Словно что-то долго сдерживаемое взорвалось. Что? Не в силах совладать с собой, я разбудил Лизу, тряся ее за руку.

– Что такое, Са? – сонными глазами она удивленно посмотрела на меня. У тебя лицо какое-то…

– Какое?

– Недоброе, – улыбнулась она. – Тебе что-то приснилось?

– Пойдем, – сжал я ее локоть, – ты мне нужна. Наверное, у меня лицо действительно было такое, что вопросы задавать было бесполезно. Лиза поднялась, мы прошли мимо спящих людей.

Едва закрыв дверь туалета, а повалил ее головой в умывальник и задрал юбку.

– Сашка, ты что!

– Не спрашивай, что, не спрашивай!

Я сразу же кончил. Пенис мгновенно налился новой силой. Я снова кончил. Он вновь затвердел, будто пропитался мгновенно каменеющим раствором…

– Боже, Са… – слышал я где-то далеко голос Лизы.

– Сейчас… сейчас… заткнись, слышишь, – резко наклонившись, я укусил ее за плечо и схватил за волосы.

Лиза вскрикнула, потом заплакала.

– Сука, – сказал я, сука… – и прошептал уже себе – сука, падла. – Отпустив ее, я схватил правой свою левую руку и резко выкрутил – и вскрикнул от боли, едва не потеряв сознание.

Поднял глаза. Лиза, тяжело дыша, с мокрым лицом, с выражением смеси покорности и ужаса смотрит на меня.

– Я… – сказала она, прерываясь, чтобы вздохнуть, – я… не… спрашиваю… что с тобой… Не спрашиваю…

– Иди к черту! – шипяще заорал я, схватил ее за плечи, рывком поднял и развернул к двери, – убирайся… То есть… прости, любимая… просто уйди. Я должен остаться здесь… чтобы… мне надо, надо!

Лиза смотрит на меня. Вот сейчас она скажет свое собачье: «Я не спрашиваю…»

«Уйди!!!» – заорал я без звука.

Она повернулась.

«Возвращайся…» – услышал я ее слова, произнесенные тоже без звука.

Лиза ушла.

А я стоял и смотрел на свой вновь вставший орган. Он задрался так, что почти лежал у меня на животе.

– Господи, что делать… – услышал я собственный стон.

Я слышал его сквозь гул – далекий приближающийся гул страшной и грозной силы, невероятно быстро приближающейся ко мне. Я не успел даже что-либо осознать, как тысячи, сотни, миллионы, миллиарды невыплеснутых оргазмов, моих и чужих, вломились, ворвались в меня и я почувствовал, что хочу во что бы то ни стало получить раз и навсегда самое громадное, самое великое сексуальное удовлетворение, прямо сейчас, прямо тут… Я начал тереть свой пенис обеими руками – но не чувствовал ничего. Затем я сжал его что было силы – и не почувствовал даже намека на боль. Цунами невзорванного наслаждения вздыбилось надо мной и застыло. Я ждал, страстно желал, чтобы волна обрушилась на меня – но она стояла на месте и не шевелилась.

– Дамы и господа, – услышал я голос из самолетных глубин, – пристегните поясные ремни. Наш самолет начал снижение и через двадцать минут совершит посадку в аэропорту имени Хосе Марти города Гавана Республики Куба. Просьба всем занять свои места…

Зачем-то я стал шарить по карманам. Что я ищу? Потом стал искать что-то в шкафу над зеркалом. Открыл дверцу и сразу увидел лежащую на полке сложенную опасную бритву. Зачем она здесь, в голландском самолете, летящем на Кубу? Кто бреется опасной бритвой в наше время? Кто-то из бортпроводников? Или это… оставлено для террориста? Какого еще террориста? Ха-ха! Самолет же уже садится… – я смеялся… – Это… это оставлено для меня.

Я взял в руки бритву, раскрыл ее.

Продолжая смеяться, второй рукой я обхватил и вытянул свой орган. Он был на ощупь пластиковый. Что ж, тем лучше. Кажется, какой-то монах когда-то отрубил себе палец. А я… Когда я рождался и вылезал на свет божий из своей матери – думал ли я, что вот так все будет?

Мама, ты где… Лиза… прости. Резко опустив кулак с зажатой в нем бритвой, я успел подумать: «Как гильотина…»

Волна мгновенно ожила и обрушилась на меня. Боли не было – разве она бывает в воде? Я плавал под водой, раздвигая руками чернила крови, пытаясь вынырнуть и глотнуть воздуха. Вот сейчас… сейчас, выплыву… только бы кровь не вытекла из меня полностью, прежде чем я найду воздух… Хоть один раз – но вздохнуть. Еще секунду пожить. Хотя бы секунду… Но что это, где же поверхность воды? Может, я не в ту сторону выныриваю? И поверхность воды совсем не там, где я думаю, не вверху, а внизу? Воздуха нет… совсем… хотя бы минуту воздуха…

И вдруг вода разорвалась, лопнула, как ткань, моя голова выскочила наружу и губы уловили прохладу воздуха. Я задышал так, словно неделю брел по безвоздушной лунной пустыне и наконец наткнулся на оазис воздуха и стал его жадно пить, пить…

Милый, родной мой, что с тобой?

Ты же говорила, что не будешь спрашивать…

Разве я могу это не спрашивать, мой любимый?

Вода и воздух схлынули. Я увидел: надо мной зависли, как две планеты, огромные встревоженные глаза Лизы. Глаза цвета светлого чая.

Я окончательно проснулся, понимаю: мы по-прежнему сидим в креслах, все вокруг спят, самолет летит.

Я понимаю, что жив. И живо все, что внизу…

– Я… Мне сон какой-то приснился… Дикий. Или не сон.

И вдруг почувствовал, что у меня в паху влажно. Оргазм во сне? Или…

– Тебе плохо? Тошнит?

– Нет… то есть… сейчас, – говорил я, поднимаясь.