Глеб Святославич тяжело перевел дыхание, минуту помолчал, будто собираясь с мыслями.

— А недавно я своей десницей, вот этой, — он вытянул перед собой правую руку, — зарубил одного волхва на площади перед людом. Тем и спас самого себя, епископа, посадника и тиунов.

— Что ему надобно было? — поинтересовался Игорь Василькович.

— Признания и власти. Они ставят себя выше князя и епископа. Они говорят, что бессмертны. Пришлось люду доказать, что они смертны, как и все. И что жизнь их зависит не токмо от Бога, но и от князя. Эти безрассудные властолюбцы сеют страшную смуту. Своими деяниями и речами разжигают ненависть к нам, выводят из повиновения все княжество. Берегись таковых, княже!

Глеб Святославич замолчал. Что-то обдумывал, прищурив глаза и нахмурив брови. Что-то еще хотел спросить, но дверь тихонько отворилась, и в палату вошел епископ Федор. В руках он держал небольшой сверточек — охранную грамоту. Князь ноугородьцкий взял ее из рук епископа и вручил Игорю Васильковичу.

— Полотьский Чародей грамоты тебе не давал? — со скрытой улыбкой спросил Глеб Святославич.

— Нет. В его княжестве спокойно.

— Надолго ли? — загадочно промолвил князь и посмотрел на епископа. — Не может Чародей жить спокойно. А тебе, князь, советую держать путь по Волхову на озеро Нево, а оттуда — на Беломорье. Я помогу ладьями. При удачном походе и охоте рассчитаешься со мной на обратном пути.

— Спасибо за предложение, великий князь, — стал благодарить Игорь Василькович. — Но мы поедем на комонях. Удобнее и надежнее. А на обратном пути…

— Я жду! — словно приказал Глеб Святославич. — У нас будет с тобой, князь, большой совет.

Глеб Святославич встал с кресла и поклонился на прощание князю осовецкому.

Игорь Василькович в Ноугородьце Великом больше не задерживался. Не были и на молебне в соборе. Думали, что на обратном пути, преподнеся подарки князю, посетят и собор, поприсутствуют на молебне. Теперь же князь Глеб Святославич в собор не приглашал, а похоже, старался скорее избавиться от непрошенных гостей.

Дружина направилась к северным воротам. Ее сопровождали вои князя ноугородьцкого. Подъезжая к сторожевой крепости, дреговичи услышали, как на Софийском соборе зазвенели колокола. Сначала весело, поодиночке, а затем все слилось в сплошной печальный звон, будто задыхавшийся, не успевавший что-то высказать. Игорь Василькович вспомнил наказ великого князя: жду! Но удачи не пожелал. Какого совета он ожидает от него?

Слова своего, обещанного полотьскому князю, Игорь Василькович не сдержал. Не смог узнать он, какими силами располагает Глеб Святославич, какие его намерения, что думает он предпринять. Но то, что какие-то мысли он таит, видно было из разговора. Да и дружинники ноугородьцкие вели себя настороженно. Будто старались запомнить лица дреговичей, подслушать их речи…

На душе было скверно и грустно.

Неясная, внутренняя тревога засела, как заноза, в Марфинькиной душе. Отчего? Передалась от мужа после посещения Ноугородьца? Осталась от сплошного, назойливого гула колоколов, который и сейчас будто сопровождал их? От усталости?

Она лежала под густым кустом распускающейся душистой черемухи, наблюдала, как в траве бегают большие черные муравьи, суетятся, перетаскивают сухие еловые иголки, белые продолговатые яички, мертвых гусениц и букашек… И здесь бурлит жизнь. По своим законам, своим правилам.

Час тому назад Игорь Василькович объявил привал. Дружинники занимались обычным делом: кормили лошадей, купали их, сами барахтались в небольшой речушке, протекавшей в густых зарослях верболоза. Крик, шум, гам доносились до ее слуха, но дружинников она не видела.

Достав из-за пазухи два маленьких кусочка хлеба, скатанных в шарики, и два уголька, Марфинька разложила их крест-накрест в траве перед собой. Третий кусочек хлеба, закрепленный на иголочке с ниткой, она взяла в правую руку. На указательный палец намотала свободный конец нитки, прижала его ко лбу, облокотилась на землю так, что хлебок на нитке повис по центру разложенных шариков и угольков в траве. Прочитав молитву, она зашептала:

— Хлебок, хлебок, не лжи, а правду скажи: благополучен ли путь наш дальше? Если благополучен, покажи на хлебок, если нет — на уголек…

Повисший хлебочек будто вздрогнул, сделал круговой поворот на нитке, а затем его движения стали, как у маятника. Он качался от хлебка к хлебку.

Она напряглась, глазами сопровождала эти движения, боясь шелохнуться. Хлебок равномерно колыхался: божественные силы предсказывали удачу. Охватившая было сердце тревога улетучилась, на душе стало легко и приятно.

— Хлебок, хлебок…

Она просила его колыхаться на угольки, задавала разные, тревожащие ее вопросы, и хлебок послушно выполнял Марфинькины просьбы, предсказывая только добро.

Увлеченная гаданием, она не заметила, как из-за кустов к ней подкрались князь и Благовест. Увидев ее за чудным занятием, Игорь Василькович остановился, внимательно наблюдая за хлебным шариком на нитке, размеренно маячившим от хлеба к хлебу, от уголька к угольку. А она тихо шептала:

— … Только не лжи, а правду скажи: верен ли мне…

Пытаясь услышать ее слова, Игорь Василькович сделал шаг и наступил на сухую ветку. От слабого и неожиданного треска Марфинька вздрогнула, вскочила, сгребла в кулак хлебок и угольки и спрятала за пазуху.

— Что за таи20 разгадывала? — спросил князь, с любопытством рассматривая ее.

Княгиня зарделась, улыбнулась и, словно провинившийся ребенок, не промолвила ни слова. Князь не знал, что она иногда в тайне от него занималась этим немудреным гаданием, которому в детстве ее научила бабушка. Благовест тоже с интересом смотрел на Марфиньку. Он знал, что многие кудесники предсказывают судьбу на хлебок и угольки, но чтобы она…

— Все будет лепо21, князь! — наконец сказала княгиня. — Не тревожься…

Ее безвинная улыбка словно обогрела князя. Он подошел к ней, нежно погладил по волосам, прижал ее голову к своей груди.

— Добро, что пошла со мной, — сказал тихо. — Но не ведал, что ты — колдунья.

— Я не колдунья, князь, — Марфинька старалась убедить своего господина, ибо знала, что к колдунам относятся с презрением, недоверием, с ненавистью, и многим из них уготована ужасающая жизнь, даже смерть. — Не колдунья… Это гадание на хлебок — безвинно. Забава…

— Молвишь, добро будет? — переспросил князь. — Дай Бог! Теперь — в путь!

Благовест только таинственно улыбнулся.

К. вечеру осевшая в лесу прохладца освежила уставших лошадей и всадников, легче стало дышать и двигаться. Еще на чистом голубом небе полыхало зарево от заходящего солнца, а в просвете между верхушек деревьев появилась луна, бледным неровным полудиском повисшая над головами путников. Ожидалась светлая лунная ночь. Князь принял решение двигаться дальше.

Но вдруг на берегу за крутым поворотом реки, словно из-под земли, выросли всадники. В холопской одежде, в лаптях, с непокрытыми головами, с роскошными бородами. Странные всадники. Один из них вооружен сулицей22, два других — секирами. Всадники бесстрашно встали на пути, дружине пришлось остановиться.

Княжеский дозор засаду просмотрел й теперь стоял далеко впереди, окруженный вооруженными людьми.

— Кто такие? — крикнул всадник с сулицей.

— Дружина князя осовецкого, — громовым голосом известил Гаврила. — С миром!

Всадники переглянулись.

— Чем докажете?! — послышался злой окрик со стороны перекрывших дорогу.

— Давай, князь, охранную грамоту, — вдруг сказал Благовест. — Я один пойду. Разведаю.

— Один не ходи. — Игорь Василькович чуть не сорвался на крик. — Вместе пойдем.

— Не смей, князь, — тихо промолвил Благовест. — Это — разбойники-смерды. Тебе нельзя. Посмотри внимательно вокруг.