Нечто подобное произошло в 1980—83 годах с отечественным роком. К рубежу десятилетий у нас утвердилась каноническая школа со своими общепринятыми критериями качества: как играть, о чем петь, появились мэтры, гордые своим профессионализмом. Казалось бы, остается один шаг до открытия при консерваториях рок- факультетов… И вот — катастрофа. Выясняется, что мальчишки из подвала нередко играют рок лучше, чем его признанные корифеи. Что же вынесла на поверхность эта волна? Традицию, в которой полностью стерты не только технологические, но и стилистичские различия между рокерами и бардами: частушки Шевчука ничем не отличаются от частушек Северного. Гребенщиков поет песни Вертинского. Если и сохраняется какое-то разделение, оно носит чисто субъективный характер. Башлачев всю жизнь (кроме пары экспериментов в составе импровизированного трио с Костей Кинчевым и Славой Задернем) выступал в «акустике», тем не менее решительно причислял себя к рокерам. «Электрический» Розенбаум — бард. Этот новый феномен «народной магнитофонной культуры» — гораздо более русский, чем рок 70-х. Процесс «русификации», начатый с гребеншиковского Иванова, получил свое логическое завершение в забойном харде ОБЛАЧНОГО КРАЯ:

Это не единичные примеры, а повсеместная тенденция, и даже те, кто ориентируется в основном на западные образцы, отдают ей должное: ленинградская АЛИСА включает в программу 1985 года отрывки из прозы М.А. Булгакова. Рок-музыканты осознают себя наследниками не только интернациональной рок-традиции, но и отечественной культуры, ее создававшегося веками духовного потенциала. «Чтобы писать песни, — говорит Шевчук, — недостаточно смотреть видеомагнитофон. Нужно читать Ключевского». Национальная модель рока — ни в коей мере не специфика России. Аналогичные процессы происходят в Германии (теми же словами называются: «немецкая новая волна»), в Италии, в Карибских странах етс. В них проявляется не национальная ограниченность, а прогресс жанра, который от унификации и стандартизации переходит на более высокий уровень внутренней организации — «единство в многообразии». Впрочем, лучше всех теоретиков сказал об этом Башлачев.

ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ

Теперь бросим взгляд по другую сторону баррикады: что противопоставляла «теневой» Золушке официальная культура? Тем более, что не перевелись желающие записать это явление — «советскую эстраду» 70—80-ых годов — в родственники к западному шоу-бизнесу. Кстати, в личном быту эти теоретики более разборчивы и не путают португальский портвейн с подкрашенным 18-процентным раствором технического спирта с сахаром, а билет до Лондона — с галоном на колбасу. Итак:

Это — ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ. Вы можете найти некоторые поэтические изъяны в тексте — после маленькой поэмы Башлачева о колокольчиках, — но в знании дела ребятам из Архангельска отказать нельзя. Переходя от поэтических образов к строгой науке, укажем, что «советская эстрада» как социально-экономический феномен уходит корнями в сталинское «одержание» конца 20-х — качала 30-х годов. Филармония была родной сестрой тогдашнего колхоза. Приписанный к филармонии (Гос, Мое, Лен и Членконцерту) музыкант не мог вступить в прямые договорные отношения с теми, кто заказывает его музыку. Канцелярия выступала в качестве принудительного посредника и назначала ему жалованье в соответствии с так называемой тарификацией, произвольно устанавливаемой чиновником. Тот же чиновник определял репертуар на основе опять-таки собственного произвола или под диктовку сверху. Ясно, что такой механизм без обратной связи мог работать только по программе творческой деградации, что мы и получили (несмотря на сопротивление отдельных талантливых индивидуальностей), к середине 70-ых годов в полном объеме. В дополнение к филармонической системе было создано несколько монополий средневекового типа в ключевых пунктах нашего, с позволения сказать, шоу-бизнеса: монополия фирмы «Мелодия» на грамзапись, монополия ВААП в сфере авторского права, монополия Гостелерадио в сфере вещания. То, что появлялось на выходе и продавалось советскому человеку, не представляло, как правило, вообще никакой эстетической ценности. Если, конечно, не рассматривать некоторые запредельные строчки как разновидность панк-рока: