– А может съели? – горевал Костя.

На маленьком островке Архипов разметил миниаэродром елочками – все честь по чести. Пусть размеры не выдержаны, но работу он сделал с умом. Прилетели, как говорится, мягко сели, – снега больше метра. Лайка встретила нас ласково и нежно. Соскучилась по общению с людьми, лизала нам руки.

По следу пошли искать жилище лайки. Небольшое обледенелое отверстие уходило вглубь под корягу, откуда слышались нежные тявканья. Костя, лежа, с трудом извлек на свет Божий двух щенят, толстых красавцев. Лайка бегала рядом, заглядывала хозяину в глаза, будто спрашивала: «Ну что, нравятся?» Радости Костиной не было конца. Для охотника лайка – это жизнь.

Загрузили три туши сохатых, а головы, шкуры и все остальное бросили. Взлетать с мизерной площадки с грузом небезопасно. Рассказал об этом Николаю Тимофеевичу.

– Чего ж молчал? Собирайся, лети, – заулыбался «шеф-повар».

Взлетели с Николаем Асеевым, пропетляли по реке Мая минут пятнадцать и сели на «секретный аэродром». Подходим к куче оставшегося мяса, ливера и видим в тумане (рядом у берега сильно парила промоина) какие-то огоньки. «Ба!… Да это ж волки! А мы не взяли ни пистолета, ни ракетницы. Вот так влипли! – рассуждали мы с Колей. До самолета метров пятьдесят. Решаем отступить. Со стаей шутки плохи. Подрулили вплотную, загрузили и – на взлет.

В пилотской снова запахло вкуснятиной. Тимофеевич наварил сразу две бадьи с запасом назавтра. Наигравшись в шахматы мы с ним улеглись спать. Поздно вечером командир вертолета Игорь Афанасьев привел из кино летную братию. Подкрался к Тимофеевичу и заговорщицки попросил:

– Можно мы там немного покопаемся в кастрюле, а то, пока шли, промерзли?

– Да, конечно! Я много наварил. Есть аппетит – кушайте.

Рано утром, потемну Мельников потирал руки:

– Затопим печку, подогреем и завтрак готов.

Открыл крышку и ахнул… Кастрюля была пуста.

– Кто сожрал? – гремел кастрюлей Тимофеевич.

Добряк и богатырь Игорь Афанасьев из-под одеяла мямлил:

– Вы слишком вкусно приготовили кулеш, а мы не справились с соблазном.

Тут в пилотскую ворвался техник Борис Хижий:

– Николай Тимофеевич, электростанция горит, совхоз просит помочь!

– Подъем, обжоры! – командовал инспектор.

Оделись по-быстрому кто во что – и бегом в конец поселка, примерно за километр. Время – начало седьмого, туман, темнотища, морозище – еле нашли электростанцию.

Горел верх широкого длинного здания. Внутри все было цело, но металлические листы потолка раскалились докрасна, прогнулись, готовые рухнуть внутрь, и тогда – прощай оборудование.

Воду подвозили в бочке и на машине из реки Мая, только в деревянной бочке было не более пяти ведер – остальное лед, в машине та же история. Шиферная крыша еще держалась, и на ней снега было не меньше метра.

– Давайте трактором зацепим за стропила и свалим крышу на потолок, снег потушит пламя, – предложил Мельников.

Все согласились, так как другого, лучшего варианта никто не находил.

Вскоре крыша рухнула на металлические листы. Слава Богу, листы выдержали нагрузку. Все утонуло в шипящем пару. Листы почернели. Пожар погас. Оборудование станции было спасено.

В очередной раз застряли мы в поселке Удское, расположенном в сорока километрах от побережья Охотского моря.

Осень – она и есть осень, со всеми прелестями дальневосточной природы и ее животным миром. С воздуха-то все видно – рогатую голову сохатого, спрятавшегося в воду от гнуса, косяки рыб, летящих длинношеих глухарей, медведей, горных баранов и многое другое, а порыбачить и поохотиться не часто удается.

На этот раз нам повезло. Прогнозы по трассе с самого утра были нелетные на весь день, а в долине реки Уды солнце сияло по-летнему.

Начальник аэропорта Борис Соломенников быстро вооружил нас и повел к реке, где находилась его деревянная лодка с подвесным мотором. Капитану КГБ Ивану Ремнякову достался карабин, мне мелкашка. Борис знал, какие мы охотники, потому так и вооружил.

Рыба в реке кипела в буквальном смысле. Уда, река нерестовая. Приходилось слышать от местных жителей, что, когда кета шла на нерест, можно было ставить в воду весло и оно держалось вертикально. Впервые я увидел такое скопление рыбы и понял, что якуты не врут. Погибшей рыбой были усыпаны берега реки.

Лодка петляла по фарватеру между многих каменистых отмелей, и казалось, что мчимся мы не по волнам, а по рыбьим головам. Течение реки очень быстрое, и относительно берега плыли мы не так уж быстро. Было время налюбоваться сказочной красотой осенней тайги.

Борис искусно вел лодку, держа наготове ружье. Вскоре он открыл стрельбу по уткам, догонявшим нас над самой водой. Некоторые попадали, но найти их в рыбьем хаосе не представлялось возможным. Мы с Иваном тоже отстрелялись по обогнавшим нас уткам, за это Борис обозвал нас дурачками. Можно ли попасть в летящую утку из карабина или малокалиберной винтовки?

– Это мы оружие пристреливали, – оправдывался Иван.

– Утки в десяти метрах, разве утерпишь, чтоб не пальнуть, – поддержал я Ивана.

Дальше плыли молча. Ждали своего часа, когда вывернется лось или Миша, но шло время-и никто не появлялся. Будто специально от нас попрятались, а может и вправду спрятались. Кому охота подставлять грудь трем вооруженным отщепенцам? Часа через три причалили к устью небольшой речушки, еле видимой среди густого хвойного леса.

– Тут есть и лоси, и медведи, будем прочесывать весь остров, – распорядился Борис.

Размяв затекшие ноги, зарядив оружие, смело двинулись в дебри. Километра через полтора впереди себя слышу ломающийся лед. «Наверное, сохатый решил удрать от меня», – мелькнула мысль. Кричу Ивану, находящемуся левее меня. Борис был еще левее. Никто не отзывался. Тогда я побежал на звук ломающегося льда, ничего не видя впереди из-за густого леса.

Вдруг слышу, как из озера кто-то лезет прямо на меня. А если медведь? Дай, думаю, стрельну для острастки. И стрельнул. Ветви трещали и ломались совсем рядом. Кроме бешеного медведя так нагло на ружье никто не полезет, решил я и бросился бежать. Словно лань перепрыгивал я всякие бревна и вывалы с одной мыслью: «Медведь, не догони! Догонит – сожрет». Где же мужики? Почему не слышат, как я удираю? Треск слышался за затылком, но и река была совсем рядом. Цепляясь за валежину, падаю на камни, теряя один сапог, вскакиваю и – в лодку. Отталкиваюсь веслом, сожалея о потерянном сапоге, который купил совсем недавно, – теперь медведь точно его искромсает. Поправляю ремень и ощущаю пистолет о котором совсем позабыл.

– Ну, Миша, выбегай, теперь мы с тобой потягаемся.

Каково же было мое удивление, когда вместо Миши из ельника выбежал Иван, а за ним Борис. Раскрасневшийся Иван тащил карабин словно дубину.

– Где медведь? – спросил Борис.

– Не знаю.

– В кого же ты стрелял?

– Кто-то ломился на меня из озера, в него и стрелял.

– Ты же мог меня убить, – с обескураженной физиономией удивлялся Иван. – Я хотел перейти через озеро, провалился и чуть не утонул, – объяснялся капитан.

– Нет, с вами не соскучишься, – покачал головой Борис. Бросил мне сапог, валявшийся неподалеку, и приказал Ивану грузиться в лодку.

Борис слыл великолепным следопытом и рыбаком. Много лет работал радистом, заслужил должность начальника аэропорта. Женился на местной красавице-учительнице Диане, дочери знаменитого охотника и образованного человека Григория Сотова. Того самого, кто нашел в реке Мая клык мамонта и подарил стопятидесятикилограммовый экспонат директору Хабаровского краеведческого музея Сысоеву. Диана родила Борису двух сыновей, которыми он очень гордился.

Отпуска свои он проводил в тайге и потом заказывал спецрейсы для вывозки мяса и рыбы. Для такого человека мы показались дикарями высшего класса.

– Ружья вам больше не понадобятся, поохотились и хватит. Доверю вам сети, только не запутайтесь и не утоните, – наставлял нас Борис с веселой улыбкой.