Дыхание Филиппа стало прерывистым, он оторвал Алексу от себя и овладел ею, шепча страстные слова…
Алекса проснулась через несколько часов. Филипп смотрел на нее с улыбкой. Она медленно потянулась, как кошка.
– У нас тут такой плотный запах греха и секса, что я удивляюсь, как не сработала дымовая сигнализация и не подняла на ноги весь персонал, – пробормотала она.
– Для чего еще нужен Париж, если не для греха и секса?
Алекса с веселым кличем вскочила с постели и побежала в ванную.
– Ага, если мы в Париже, значит, это – биде.
Она открыла кран и стала наполнять теплой водой низкую раковину изогнутой формы, одновременно снимая шуршащую бумагу с куска душистого французского мыла, потом оседлала биде и опустилась в теплую воду.
– Эх, жаль, я не взял с собой фотоаппарат, – заметил Филипп, наблюдавший за ней. – Но раз уж нет фотоаппарата, может, стоит к тебе присоединиться?
Алекса рассмеялась.
– Не думаю. Ты не поместишься. Эй, стой, что ты делаешь, сумасшедший? Прекрати, я сейчас упаду…
– Не бойся, места хватит.
Филипп сел к ней лицом, привлекая к себе и целуя.
– Я потеряла мыло…
Филипп нащупал кусок мыла, забрызгав и себя, и Алексу, и сделал движение, от которого она чуть не подпрыгнула.
– Так нечестно! – закричала Алекса. – Ты дотрагиваешься до запрещенных мест!
– Что-то не припомню, чтобы ты раньше жаловалась.
– Тогда было другое дело… Ох, Филипп, ты неисправим!
– Надеюсь. Перестань дергаться. Если ты позволишь мне, я позволю тебе. Оп… прощай, мыло.
– Оно мне больше не понадобится, – заявила Алекса, потянувшись за полотенцем. – Я готова. Ой, дорогой, посмотри, что мы натворили. Кругом вода и…
– Ничего страшного, это дело поправимое. – Филипп вытерся, затем бросил полотенце на пол и отвесил галантный поклон.
– Après vous, madame[4]!
Алекса встала на полотенце, как на ковровую дорожку, и рассмеялась:
– Сударь, почему вы обращаетесь ко мне на вы после того, как мы были так близки?!
Филипп пожал плечами:
– Я знаю, что мы были близки, но не знаю, как сказать по-французски «ты». Tu?
– В данном случае toi. Après toi.
* * *
Алекса сидела на кровати и расчесывала волосы, когда Филипп вышел из ванной, поигрывая мускулами, как культурист на конкурсе. Она не смогла сдержать улыбки.
– Красавец ты мой, – прошептала Алекса.
Филипп двинулся к ней и, порочно улыбаясь, сделал несколько особенно сексуальных движений. Алекса рассмеялась, откинулась назад, опираясь на руки, и раздвинула ноги, с вызовом улыбаясь Филиппу. Он опустился на колени возле кровати и начал медленно поглаживать ее ноги, двигаясь снизу вверх. Алекса наклонилась и поцеловала его в макушку, при этом волосы Филиппа щекотали ей грудь. В следующее мгновение она почувствовала, как его влажный теплый язык касается самой чувствительной точки ее тела, и затрепетала. Ноги ее раздвинулись еще шире, и она выгнула спину.
Их руки и ноги переплелись, они перекатывались по кровати – сверху находился то Филипп, то Алекса, потом снова Филипп. Наконец они легли на бок лицом к лицу, целуя и покусывая друг друга, раскачиваясь в едином ритме. Наступившая разрядка была не такой бурной, как прежние, но не менее сладостной.
Через несколько минут Филипп растянулся на спине, беспомощно раскинув руки и ноги.
– Что, совсем обессилел?
– Нет, – пробормотал он с закрытыми глазами. – Просто жду, когда откроется второе дыхание. Как-никак сейчас пять утра.
Алекса положила голову на плечо Филиппа и взяла его за руку.
– Интересно, это правда, что двадцать минут секса освежают так же, как четыре часа сна?
– Кто сказал?
– Никто. Я только что сама это придумала.
Филипп усмехнулся:
– Ну, что до меня, то сон нужен не затем, чтобы освежиться, а затем, чтобы восстановиться. Я только что исчерпал ноябрьскую квоту, а если так пойдет и дальше, то еще до конца уик-энда я потрачу изрядную долю декабрьской…
Алекса легонько ткнула его в бок.
– Эй, кажется, меня обвиняют? Разве не ты был таким ненасытным? Такое впечатление, будто ты вознамерился наесться досыта и даже про запас.
– О-о-ох, – простонал Филипп. – По-моему, каламбуры – моя специализация, твое дело – кирпичи и бетон. Черт, как я устал! Спроектируй мне комнату отдыха с холодильником, битком набитым сырыми яйцами и устрицами. Одна хорошая девочка… – Он не договорил. Заглянув ему в лицо, Алекса увидела, что муж спит.
Она пристроилась рядом, чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете.
Филипп сладко потянулся и посмотрел на спящую рядом Алексу. Она лежала на спине, повернув к нему голову, волосы разметались по постели. Жена спала безмятежно, как ребенок. И во всем ее облике было что-то детское, даже безупречной формы грудь казалась маленькой и юной.
Филипп поцеловал жену в щеку, встал и раздвинул шторы. Из окна открывался прекрасный вид на площадь Согласия. Сейчас было трудно поверить, что именно на этой, такой мирной на вид площади были обезглавлены Людовик XVI и Мария Антуанетта.
Иногда Филиппу искренне хотелось верить в переселение душ: все-таки немного грустно сознавать, что тебе дается одна-единственная жизнь. Может, поэтому его всегда так интересовали судьбы других людей, нравилось брать у них интервью, пытаясь разобраться, что ими движет. Отчасти по той же причине Филиппу хотелось иметь детей: дети в некотором роде обеспечили бы ему бессмертие.
Филипп вздохнул. Когда Алекса впервые упомянула про хорошую новость, он решил, что жена скажет о своей беременности. Филипп почти убедил себя, будто это и есть сюрприз, который приготовила ему Алекса. О чем еще нельзя рассказать по телефону? Как выяснилось, он принял желаемое за действительное.
Конечно, Филипп постарался не выдать своего разочарования, не желая портить ей праздник. К тому же он действительно был рад за жену и искренне поддерживал ее стремление сделать карьеру. То, что Алекса была не домохозяйкой, а независимой работающей женщиной, превращало ее в еще более интересную личность, не говоря уже о том, что снимало с него самого часть нагрузки по содержанию семьи.
И все же Филиппа очень волновало, как честолюбивые замыслы Алексы скажутся на их планах иметь детей. Ей недавно исполнилось тридцать шесть лет, дальше откладывать некуда. Если не сейчас, то когда же?
– Доброе утро, – услышал Филипп за спиной; нежные руки обняли его за талию, губы прижались к его плечу. – Дорогой, я чувствую себя просто восхитительно. Правду говорят, что секс прекрасно заменяет сон, к тому же он гораздо интереснее.
Филипп повернулся, поцеловал жену и прижал к себе. Ему всегда нравилось обнимать ее гибкую, узкую фигурку, а запах Алексы он всякий раз открывал для себя как бы заново – запах свежести, исходящий от волос, смешанный со слабым ароматом духов и едва ощутимым запахом секса, пьянил, как в первый раз.
Алекса с неохотой отстранилась.
– Мне нужно принять душ, да и тебе тоже.
Но Филипп не отпускал ее руку.
– Жаль смывать запах нашей любви. Знаешь, некоторые «ночные бабочки», чтобы привлечь клиентов, нарочно наносят на мочки ушей свою природную эссенцию.
– Клиентов они, может, и привлекут, но заодно сбегутся все окрестные коты и псы. Нет, правда, перед тем как идти на завтрак, мне нужно принять душ.
– Мы остаемся, завтрак сам к нам придет. Вчера я заказал завтрак в номер.
– Ты прелесть, но мне все равно нужно в душ.
– Не понимаю почему. – Филипп прошел за ней в отделанную мрамором ванную. – Разве ты не вымылась на этой штуке? – Он указал на биде.
– Только частично.
Алекса включила воду.
– Можно к тебе присоединиться?
– Только если будешь вести себя прилично.
– Можешь не сомневаться, не буру.
Он встал под теплые струи и поцеловал ее мокрое лицо. Филипп очень любил Алексу, но мысль о детях, которых у них пока не было, вызывала неприятное ощущение, и сколько он ни вздыхал, легче не становилось.
