Военачальник посмотрел на него с подозрением:

— Тебе?

— Возможно, — ответил Ричиус. — А почему бы и нет?

— Один человек в одиночку против империи. Это похоже на подвиг глупца, Кэлак. И тебя в Наре считают вне закона, так? Покажись там — и ты мертв. Твоя жена станет вдовой, дочь потеряет отца. Это не геройство.

— Но я буду не один. Я буду с лиссцами. Я присоединюсь к их кампании.

— Лиссцы ушли из наших вод. Они больше не появляются в Люсел-Лоре.

— Но они могут вернуться. Так сказал мне их командующий. Он сказал, что я могу присоединиться к ним, если захочу.

— А что сказал ты? — спросил Карлаз, хотя вид у него был такой, словно он уже знал ответ на этот вопрос.

— Я сказал, что помогу им, если буду им нужен. Ты можешь это понять, Карлаз? Ты помог трийцам воевать против Нара, потому что Нар вторгся в твои земли. Ты был готов умереть. Разве я не должен иметь хотя бы столько же мужества?

— Это другое, Кэлак.

— Почему? — с жаром спросил Ричиус. — Почему защита Арамура отличается от защиты твоей деревни?

— Это другое, — твердо повторил военачальник. — И я не буду с тобой об этом спорить. — А потом он вздохнул, и на его лице отразилась печаль. — Тебе надо о многом подумать, Кэлак. Тебе надо поговорить с небом.

На мгновение Ричиусу показалось, что ему не хватило знаний трийского языка. Говорить с небом?

— Что это значит?

— В Чандаккаре, если человеку неспокойно, он говорит с небом. Он уходит ото всех, как я сюда. Мне надо было подумать. Я разговаривал с небом.

«А еще — с грязью, водой и деревьями», — с иронией подумал Ричиус.

— Карлаз, я тебя не понимаю. Ты хочешь, чтобы я уехал? Оставил Фалиндар?

— На время. Да. Поговори с небом. Послушай, что оно тебе скажет. — Великан ткнул пальцем в грудь Ричиуса. — Послушай, что тебе скажет вот это. Твое сердце, Кэлак. Твое сердце.

Дьяне Вэнтран едва исполнилось двадцать, но в своей короткой жизни она видела многое. Дочь богатых родителей-трийцев, она воспитывалась как аристократка, выучила язык нарской империи и стала женой человека, который убил ее отца. Она была беженкой, проституткой, средоточием презрения и предметом безумия многих мужчин. Она пережила две опустошительных войны. Но из всех ролей, которые ей пришлось играть, счастлива она была только в своей новой инкарнации — как жена Ричиуса и мать их маленькой дочери Шани. Она рада была оставаться в Фалиндаре, и несмотря на все свои попытки понять настроение мужа, не постигала, почему Ричиуса это не удовлетворяет.

Дьяна помнила голод, и горькое прошлое заставляло ее ценить обилие, царящее в Фалиндаре. В цитадели никто не голодал — и в особенности Шани, — и они были защищены от причуд военачальников. Люсилер прекрасно справлялся с обязанностями повелителя Фалиндара и заботился о том, чтобы семья его друга ни в чем не нуждалась. Они пользовались уважением местных жителей: здесь Ричиус был героем. Но он никогда не смотрел на свое положение с этой точки зрения, и это раздражало Дьяну. В последние месяцы он стал отчужденным и мрачным, а его взгляд постоянно устремлялся в сторону моря — и Дьяна знала, что там он высматривает корабли Лисса. Он по-прежнему оставался хорошим отцом и был внимателен к ребенку, но что-то изменилось. Дьяна полюбила мужчину с мальчишеским очарованием, и ей не хватало его горячности, его простодушия. В последнее время Ричиус стал молчалив. Он почти ничем с ней не делился, оставляя ее гадать, что происходит в его мыслях. Когда они только поженились, она легко могла читать выражения его лица — но в последнее время это изменилось. Он окружил себя стеной, которую не могла преодолеть даже она. Они любили друг друга в полном молчании.

Этой ночью Дьяна спала, когда Ричиус наконец вернулся в цитадель. Было очень поздно, и она легла в постель одна — в последнее время это стало обычным. Шани в соседней комнате тоже спала. Дьяна услышала, как открывается дверь ее спальни. Она приоткрыла глаз и увидела на пороге Ричиуса. В лунном свете он двигался осторожно. В полумраке он посмотрел в ее сторону, пытаясь определить, проснулась ли она. Дьяна не шевелилась. Она слушала, как Ричиус раздевается, потом тихо моется в умывальнике у окна. Надев ночную рубашку, он очень осторожно лег в постель рядом с ней.

— Я тревожилась, — сказала Дьяна. После долгого молчания она услышала, что Ричиус вздохнул.

— Извини, — отозвался он.

— Уже очень поздно. — Она взглянула в сторону окна. Луна стала меркнуть. — Почти утро. Где ты был?

— Далеко. Думал.

— Думал? Тебя не было весь день! — Когда он не ответил, Дьяна перекатилась на бок и осторожно прикоснулась к его плечу. Казалось, ему не хочется на нее смотреть. — Ричиус, — прошептала она, — скажи мне, в чем дело?

— Ты ничем помочь не можешь, Дьяна. Спи. Извини, что я тебя разбудил.

— Я не могу спать. Теперь не могу. — Она потрясла его за плечо. — Пожалуйста!

Наконец он повернулся к ней. Его лицо было мрачным, измученным. От него воняло полями.

— Я знаю, что ты здесь несчастлив, — сказала Дьяна. — Я знаю, что тебе нужна месть. Но я не могу этого допустить, Ричиус.

Шепот Ричиуса был едва слышен.

— Дьяна, я люблю тебя. И я люблю Шани. Вы для меня все. Тогда почему мне так неспокойно?

— Дурные воспоминания, — ответила она и начала гладить его по голове, словно надеялась приглушить эту обжигающую память. — След войны. Это пройдет. Я понимаю, что сейчас тебе в это не верится, но так будет. Тебе нужно время, чтобы залечить душевные раны.

— Каждую ночь я думаю о возвращении в Нар, — сказал он. — Назад, в Арамур. Я их всех бросил, Дьяна. Я позволил им умирать. И я слышу, как они кричат мне, обвиняют меня. Даже Сабрина.

Сабрина. Дьяна отвела глаза. Она никогда не признавалась Ричиусу, что разделяет его чувство вины за ее смерть, хотя никогда даже не встречалась с этой девушкой. Но он оставил Сабрину и Нар ради нее, Дьяны, и за это его жену убили. У Дьяны задрожали пальцы, и она убрала руку с его лба.

— Сабрина мертва, — холодно проговорила она. — Тебе ее не воскресить.

Ричиус воззрился на нее.

— Я это знаю. Но за преступление должен быть дан ответ. Кто-то должен заплатить.

— Кто-то и платит, любимый, — ответила Дьяна. — Ты.

— Дьяна…

— Нет! — прервала его она. — Молчи и выслушай меня. Сабрина мертва. И Арамура нет. Теперь ты живешь здесь. Ричиус. Ты живешь среди трийцев, потому что больше не можешь вернуться домой. Это все, что у тебя осталось. — Она отвела взгляд. — Я — все, что у тебя осталось.

На нее опустился тяжелый груз вины. Она сказала это. И это было приятно. Но теперь следствием ее слов стало ужасное молчание. Ричиус пристально смотрел на нее. В темноте она ощущала его взгляд. Он винил ее, и она это понимала.

— Ты вернулся сюда ради меня, — мрачно сказала она. — Но ты сам так решил, Ричиус. Я никогда тебя об этом не просила. Ты думал, это сделает тебя счастливым, но тебя ничто не делает счастливым. И теперь ты винишь меня за свое горе.

Ричиус сел на постели.

— Я тебя не виню, — прошипел он. — Не говори этого!

— Винишь. Я вижу это, когда ты на меня смотришь. Тебе хочется уехать и воевать против Нара вместе с лиссцами, но тебя не волнует, что станет с нами. И ты не видишь опасности, потому что ты ослеплен ненавистью. Нар рвут на части, и ты хочешь получить свой кусок.

— Арамур — моя страна, Дьяна. Я король.

— Не король, — возразила Дьяна. — Уже нет. И что бы ты ни делал с Наром, даже если ты убил бы своего графа Бьяджио, тебе никогда не получить Арамур обратно. — Она печально ссутулилась. — Почему ты заставляешь меня быть такой жестокой? Почему мне приходится говорить тебе все это, хотя это должно было быть понятно и так?

Ричиус растерял всю свою браваду.

— Я просто хочу поступать правильно, — бессильно сказал он. — Но не знаю как.

Дьяна пожала плечами:

— И я тоже. Но я хочу, чтобы ты залечил свои раны. Я хочу, чтобы ко мне вернулся мой муж.