— Я и сам надежду потерял.

— Мы ожидали вас в Сальске, а вы вон куда махнули.

— Дед тоже здесь?

Она неопределенно пожала плечами:

— Здесь ему неинтересно. Кстати, просил передать: начальство вами недовольно.

Ну, это не его забота. Его охватила такая злость, что от вспыхнувшего несколько минут назад к ней чувства не осталось и следа.

— Вас прислали помогать, а не инспектировать.

— Я представляла вас совсем иным, — кокетливо улыбалась крашеная шатенка, — этаким невозмутимым смельчаком. А вы, оказывается, очень нервны…

Рядом с ними кружились Ваня Серебряный с Полиной. Штурман весело и ободряюще подмигнул ему: с такой-то красоткой разве к лицу вешать нос? «И в самом деле, — упрекнул себя Пикалов, — вскипел, как капризная семиклассница. Нервы расшатались. А распускаться никак нельзя». И через силу улыбнулся:

— Простите… Они там думают, что мы тут водку пьем. Вот поживете — увидите. Кстати, как вы устроились?

— Не очень здорово. В общежитии. Пять пар чужих глаз.

Серебряный снова продефилировал рядом, показывая за спиной своей партнерши большой палец. Пикалов и сам был в восторге: «хозяева» постарались в выборе связной — редкостной красоты и, кажется, неглупа; большущие голубые глаза внимательны, заглядывают в самую душу. Но едва она произнесла пароль, как перестала интересовать Пикалова как женщина: любовь и дело в его понятии были вещами несовместимыми и, будь она сама богиня, он не поддастся чарам.

— Вы понравились моему другу, — сказал он, когда Серебряный несколько удалился.

— Вон тому маленькому капитану? — насмешливо спросила она. — Кто он?

— Штурман.

— Я думаю, вы подберете мне более достойную партию.

— Достойной партией займетесь после войны. А пока нам нужен этот капитан. Он уже почти наш.

— Это другое дело…

Едва танец кончился, Серебряный очутился около них без Полины. Пикалов представил его:

— Мой друг Иван Серебряный, потомок знаменитого князя.

Женщина взяла протянутую ей руку капитана и назвала себя:

— Тамара.

Снова заиграла музыка, и Серебряный, приложив руку к груди, поспешил пригласить ее на танец. Тамара как-то загадочно глянула в глаза Пикалова, то ли сожалея, что не удалось до конца поговорить, то ли упрекая за поручение. Но уже через минуту она весело хохотала, слушая какую-то байку штурмана…

Александр, опробовав моторы, выключил зажигание, еще раз осмотрел кабину и вылез на крыло. Глянул на часы — шестой час, уже начинает темнеть, а штурман все не появлялся. С того дня, как он познакомился с этой красоткой Тамарой, хоть привязными ремнями пристегивай его к креслу: едва выдается свободная минута, он удирает к ней в село. А туда ни много ни мало — три километра… Бегал и за семь, в Булак. Втюрился, как говорится, по уши. А Туманову она не нравится — очень уж какая-то холодная вся. И не верит он в искренность ее чувств к Ване, не пара она ему. Но любовь, говорят, слепа, и штурмана не переубедишь… Не напился бы он. Хороший парень, умный, смелый, а вот с двумя слабостями совладать никак не может — с пристрастием к женщинам и к спиртному. Александр и по-хорошему уговаривал его, и грозил выгнать из экипажа — не помогает. Теперь вот жениться надумал, нашел время. И она… Ничего еще о судьбе мужа не знает… Приехала за Ваней на Кубань, куда перебазировался полк, сняла комнату в селе, что поближе к аэродрому, собирается в медсанбат сестрой поступить… Если Ваня и сегодня опоздает, придется докладывать командиру эскадрильи, больше укрывать его проделки нельзя.

— Юнаковский! — позвал Александр стрелка-радиста, молоденького сержанта, только что окончившего курсы радистов и назначенного в экипаж Туманова.

Из люка, расположенного у пулеметной турели, высунулась голова в шлемофоне.

— Слушаю, товарищ лейтенант, — откликнулся сержант.

— Готовы к полету?

— Так точно. Радиостанция работает нормально.

— Тогда сбегай на командирскую машину. Разыщи старшего лейтенанта Пикалова и узнай, не видел ли он своего дружка Серебряного.

— Есть. — Голова мгновенно исчезла в люке, и минуты через три Юнаковский, застегивая на ходу меховую куртку, заспешил к стоявшему на левом фланге бомбардировщику командира эскадрильи.

Туманов спрыгнул на землю, обошел самолет вокруг. После вчерашнего ночного боевого вылета на Керчь бомбардировщик имел жалкий вид. Всюду — на крыльях, в фюзеляже, в рулях управления зияли рваные отверстия. Зенитные батареи немцев словно поджидали нашу группу: открыли такой плотный огонь, что ни один самолет не остался без отметин. А два не вернулись…

За день механики и техники восстановили почти все самолеты, и они стояли теперь с подвешенными бомбами, готовые к новому боевому вылету.

Александр ласково и с благодарностью провел ладонью по дюрали: сколько боевых вылетов совершил он на этой машине, сколько провел жестоких схваток с «мессершмиттами». Не раз прилетал, как говорится, на честном слове: но, как бы ни был изранен самолет, он не подводил экипаж…

— Товарищ лейтенант, замполит идет, — предупредил Александра техник самолета.

Туманов вышел из-за крыла и увидел коренастую фигуру майора Казаринова. Расправил под ремнем комбинезон и шагнул ему навстречу. Отрапортовал:

— Товарищ майор, самолет номер семнадцать к полету готов. Экипаж производит предполетный осмотр.

Майор поздоровался с ним за руку.

— Самолет, говоришь, готов. А экипаж? — В прищуренных глазах замполита таилась хитринка. Значит, знает о Серебряном.

— Вот только штурмана поджидаем.

— А знаете, где он?

Александр, разумеется, догадывался, но выдавать подчиненного не хотелось, и он неопределенно пожал плечами.

— Н-да… — о чем-то своем подумал Казаринов. — Не повезло тебе со штурманом.

— Штурман он отменный, — вступился за Серебряного Александр. — И характером будто бы не из слабых, а вот пристрастился… Компания еще такая подобралась…

— Слыхал я, жениться он хочет?

— Собирается…

— Симпатичная невеста… К нам в БАО, в медсанбат просится. Я одобрил его выбор. Может, женитьба образумит твоего штурмана?

Александр глянул в глаза замполита: серьезно он? Прежних лукавинок не было; похоже, майор не шутил. Прибежал Юнаковский и, переведя дыхание, попросил у майора разрешение обратиться к лейтенанту. — Давай, — кивнул Казаринов,— Товарищ лейтенант, старшего лейтенанта Пикалова я не нашел, но комэск велел передать вам, что капитана Серебряного командир полка отстранил от полетов.

«Достукался, — мелькнуло в голове у Александра. — Омельченко — не Меньшиков, либеральничать с капитаном не станет, несмотря ни на какие его заслуги».

— А как же с вылетом? — спросил Александр у майора, — Ведь наш экипаж летит осветителем цели.

— Н-да… — задумался Казаринов. — Без осветителя никак нельзя. Бомбы уже подвезли?

— Так точно. Вон лежат. Может, из молодых штурманов кого дадите?

— Из молодых нельзя, — возразил Казаринов. — Коса Чушка — объект сложный, до тридцати зенитных батарей прикрывают. А идти первым. В общем, готовьтесь, я согласую с командиром. — Замполит направился к командному пункту.

Если верить историкам, Гай Юлий Цезарь умел одновременно писать, читать и вести с кем-то важный разговор. Ему, Пикалову, такого умения, конечно, не достичь, хотя приходится и потруднее; задавать вопросы радисту, слушать его ответы, настраивать радиостанцию на нужную волну — через три минуты «хозяин» выйдет на связь — и наблюдать за аэродромом (притом за капитаном Серебряным) не спуская глаз. Сегодня Князь проходит последнее испытание. Если он справится с ним, «Валли-4» приобретет еще одного ценного сотрудника.