Под конец 1957 год доставил Глэдис дополнительные заботы. Вместо того чтобы замедлиться, ритм работы Элвиса внезапно ускорился с приближением срока, которого она особенно боялась: ее сына призывали в армию.

Четкое осознание реальности военной службы пришло к Элвису Пресли 19 декабря 1957 года, когда он получил из рук председателя призывной комиссии Мемфиса приказ явиться по месту службы 20 января следующего года.

Нельзя сказать, что это стало неожиданностью, поскольку ряд предвестников беды уже настроил его на мысль о неминуемом. В 1953 году Элвис встал на воинский учет, как и все восемнадцатилетние юноши, однако учеба в школе Хьюмза принесла ему желанную отсрочку, в то время как многие молодые американцы отправились воевать в Корею. Генерал Эйзенхауэр попал в Белый дом частично благодаря своему обещанию положить конец войне, унесшей жизни 24 тысяч американцев, в большинстве своем призывников. Можно себе представить, какое облегчение испытала Глэдис Пресли, когда в июле 1953 года новый президент подписал наконец мирный договор; после этого военное руководство столкнулось с проблемой переизбытка личного состава, и количество призывников резко сократили.

В последующие годы Элвис был слишком занят своей карьерой, чтобы интересоваться своим воинским статусом. Когда один журналист спросил его летом 1956 года, собирается ли он служить в армии, он ответил, что охотно бы без этого обошелся. После трехлетнего затишья армия, однако, напомнила о себе в октябре того же года, когда Элвису прислали первую анкету. Машина завертелась: 4 января 1957 года Пресли вызвали в Госпиталь для ветеранов имени Кеннеди в Мемфисе на медкомиссию. Осмотр проходил при неописуемой давке журналистов, которых больше всего интересовало, какая судьба уготована неуставным бачкам Элвиса; надо полагать, этот вопрос волновал всю подростковую Америку, судя по выходу в то же время песни Стива Шикеля под названием «Leave My Sideburns Be» («Не трогай мои бачки»).

8 января 1957 года, в двадцать второй день рождения Элвиса, начальник мемфисского призывного пункта устроил пресс-конференцию и официально объявил, что гражданин Пресли признан годным к военной службе. Отказавшись уточнить его ай-кью, капитан Роуэн ограничился замечанием о том, что тот вполне на уровне.

Вопреки бульварной прессе и фанатовским изданиям, приходившим в возбуждение от мысли увидеть Элвиса в военной форме, сам он в последующие месяцы почти не затрагивал эту тему, разве что заявил прессе, что не собирается уклоняться от исполнения своего гражданского долга. В частном кругу речи велись гораздо менее патриотические: похоже, певец был совершенно уверен, что его импресарио сделает все необходимое, чтобы избавить его от двух лет ада, которые могли серьезно повредить его карьере. Вокруг него все твердили, что «дядя Сэм» никогда не рискнет забрить лоб человеку, ежегодно выплачивающему несколько миллионов долларов налогов.

После окончания войны в Корее военные власти делали значительные поблажки призывникам. Призывные комиссии, состоявшие из видных членов гражданского общества, назначаемых по рекомендации депутатов местных законодательных органов, испытывали давление со стороны руководящих лиц, чем объясняется крайне малое количество призывников из обеспеченных кругов. На Юге за эту политику расплачивались негры и сыновья «белого отребья». Известность Элвиса заставила забыть о его происхождении, и его окружение, как и пресса, было убеждено, что самый популярный певец в Америке никогда не наденет форму или будет проходить службу в привилегированных условиях.

Уже в конце октября 1956 года на первой полосе журнала «Биллборд» была опубликована статья о призыве Пресли: похоже, полковник обсудил этот вопрос с компетентными органами. Ссылаясь на «высокопоставленные источники» в военных кругах, пожелавшие остаться неизвестными, журнал сообщал, что Элвис будет пользоваться режимом особого благоприятствования в спецслужбах и даже сможет продолжить свою кинокарьеру с особого разрешения. На самом деле вербовщики из сухопутных войск и ВМФ вступили в братоубийственную войну в надежде заполучить солдата Пресли, делая полковнику все более заманчивые предложения.

В январе агентство «Ассошиэйтед Пресс» вернулось к этой теме в сообщении «Успокойтесь, девочки»: в нем уточнялось, что Элвис даже сможет сохранить свой кок и бачки, если согласится петь в форме для солдат, как до него делали многие артисты и кинозвезды. Эти слухи вызвали бурю негодования со стороны ветеранов, которые потребовали отчета у Пентагона. Устав отвечать на жалобы, армейские чины заявили, что солдат Пресли не получит никаких преимуществ, — тем дело и завершилось до конца 1957 года.

Возможно, рекламная шумиха вокруг военной обязанности Элвиса обернулась против него, но это не объясняет, почему от мысли отправить его в спецслужбы в конечном счете отказались. Пусть даже ему пришлось бы пожертвовать прической — почему не добиваться всеми силами привилегированного положения? За ответом в очередной раз следует обратиться к полковнику, которого не прельщала мысль позволить своему артисту бесплатно выступать на военных базах. Кроме того, перспектива превращения Элвиса в образцового рядового выглядела не так уж скверно, в то время как он старался подправить имидж своего певца в глазах широкой публики после того, как добился для него известности через скандал. Настойчивость, с какой Паркер заставлял фотографировать Элвиса в обществе губернатора Миссисипи Дж. П. Коулмана (одного из ярых поборников расовой сегрегации на Юге) во время его яркого возвращения в Тьюпело осенью 1956 года, а также выпуск долгоиграющей пластинки музыки госпел и альбома с рождественскими песнями в следующем году выражают намеренное желание сбить с толку тех, кто осуждал подрывной характер творчества Пресли. Стрижка под ежик, военная форма и служба без всяких поблажек лишь подчеркнут превращение гадкого утенка эстрады в прекрасного лебедя патриотизма.

Однако Том Паркер был озабочен не только этим смещением акцентов: в тот же период у него возникли трудности личного порядка. У полковника уже давно развилась болезненная страсть к игре во всех ее проявлениях. Все, кто знал его после перехода в шоу-бизнес, были поражены его тягой ко всякого рода тотализаторам, карточным играм и лотереям. Сохранилось несколько фотографий середины пятидесятых: он играет в покер за кулисами Голливуда, пока Элвис работает на съемочной площадке, — вероятно, это входило в обязанности «художественного консультанта», принимаемые на себя Паркером во время съемок.

Кстати, один из редких «проколов» той эпохи связан как раз с игорным наваждением. Весной 1956 года, когда Элвис только-только начал набирать популярность среди подростков благодаря успеху «Отеля, где разбиваются сердца», полковник воспользовался своими связями в сомнительных кругах мира казино, устроив своему певцу ангажемент на две недели в отеле «Нью Фронтьер» в Лас-Вегасе — по два концерта в день. И все же гигантской фигуры Элвиса из фанеры, выставленной по просьбе менеджера у входа в отель, взрывной репутации артиста, которого представили «певцом с ядерной энергией», оказалось недостаточно, чтобы заполнить пропасть, отделяющую южный рок-н-ролл от добропорядочной клиентуры казино. «Пресли дебютировал в кабаре и выглядел там так же неуместно, как бутылка дешевого коньяка на приеме с шампанским», — подвел итог корреспондент «Ньюсуик» в своем отчете о концерте.

Уже на второй вечер имя Элвиса перестали помещать на афишах крупными буквами, а его выступление сократилось до четверти часа. «Это было ужасно. Мне не удавалось расшевелить публику», — вспоминал Пресли несколько лет спустя. Он утешался тем, что коллекционировал танцовщиц. Полковник усвоил урок и на время оставил эту затею, однако он тоже «оттянулся» во время гастролей, подолгу просиживая за столами, покрытыми зеленым сукном, на которые и перекочевала его доля от 17 тысяч долларов наличными, затребованных у руководства отеля за концерты Элвиса.