И все же самым влиятельным гуру из окружения Элвиса оставался полковник Паркер, которому удавалось сохранять свою власть над ним несмотря ни на что. Зная, до какой степени Элвис восприимчив ко всему, что прямо или косвенно касается его матери, Паркер окрестил свой катер «Глэдис» и заслужил этой уловкой признательность безутешного сына. «Это меня очень растрогало, он не мог сделать мне более прекрасного подарка», — сообщил Элвис прессе. Действуя в том же духе, полковник придумал устроить «День Глэдис Пресли» на праздник матерей 1966 года при поддержке около дюжины радиостанций в Мемфисе и кое-каких других по всей стране.
Прирожденный манипулятор, Паркер нашел в этом способ гнусно отомстить Глэдис — единственному человеку, пытавшемуся при жизни умерить его влияние на Элвиса. О Верноне этого сказать было нельзя: во многом благодаря отцу сын каждый раз шел на попятный, если ему приходило в голову перечить полковнику.
Разделение обязанностей между артистом и импресарио было простым: пока первый не вмешивается в дела второго, он волен распоряжаться своими записями. Но это соглашение, наметившееся в начале их сотрудничества, когда Элвис в основном выступал на сцене и работал в студии, утратило весь свой смысл, как только певец стал актером, предоставив полковнику в одиночку выбирать фильмы, а следовательно, и песни.
Взамен утраченной творческой свободы Паркер обеспечивал Элвису доходы, которых хватило бы с лихвой, чтобы провести остаток дней в золотой клетке. Пропасть непонимания, обозначившаяся между Паркером и Пресли, возникла именно из этого недоразумения: в то время как менеджер думал только о деньгах, артист прежде всего стремился осуществить музыкальную мечту, которая и привела его туда, где он теперь находился. В этом идеализме было что-то отчаянное, поскольку полковник, полный решимости утвердить свою точку зрения, втолкнул певца в своего рода порочный круг. Мучаясь от безделья и неудовлетворенности, Элвис вел экстравагантную жизнь, и Паркер остерегался умерять его природное мотовство. Параллельно он предоставлял Вернону худо-бедно управлять состоянием сына, зная, что у Элвиса, страдающего от депрессии, не будет другого выхода, кроме как согласиться на предлагаемый ему плохой сценарий.
Такая ситуация предоставляла полковнику полную свободу действий для осуществления темных и прибыльных дел, к которым он питал пристрастие. Выиграв очередную схватку с Ар-си-эй, в 1965 году он добился, чтобы каждую новую «сорокапятку» Элвиса отпечатывали в миллионе экземпляров — мера самосохранения, принудившая маркетологов фирмы грамзаписи превзойти самих себя в искусстве обеспечивать продажи в тот момент, когда они шли на спад, сократившись за пять лет на 40 процентов. Точно так же контракт со студией «Ал-лайд Артистс» на съемки фильма «Пощекочи меня» предоставил Паркеру возможность использовать для саундтрека уже сделанные записи при условии, что их еще не выпускали на «сорокапятках»: таким образом, удалось сократить расходы на производство (а следовательно, увеличить прибыли, из которых они с Элвисом получали 50 процентов) и при этом привлечь внимание фанатов к третьесортным песенкам.
Полковник проследил за тем, чтобы включить в контракт особый пункт, согласно которому одежду и аксессуары, в которых артист появляется на экране, должна предоставить студия, иначе она будет обязана доплатить к гонорару 10 тысяч долларов. Однажды Элвис забыл снять часы на съемках одной сцены, и полковник тотчас указал на это продюсеру, потребовав со смехом выплаты оговоренного бонуса. Дубль пришлось переснимать.
Подобные инциденты усугубляли тоскливое настроение Пресли, уязвленного тем, что его считают предметом купли-продажи, тогда как он еще не расстался с мечтой сделать в кино карьеру, соответствующую его ожиданиям. Последние иллюзии рассеялись в тот день, когда он прочитал в газете, что доходы от его последней халтуры позволили Хэлу Уоллису снять фильм «Беккет» с Ричардом Бартоном и Питером О’Тулом. «Чтобы снимать высокохудожественные фильмы, — объяснял Уоллис, — мне необходимо выпустить несколько кассовых картин с Пресли». Пилюля не была бы так горька, если бы полковник хоть изредка позволял Элвису сниматься в достойных лентах, но такого не происходило. Убежденный в том, что качество — опасная роскошь, годная лишь тешить эго нескольких десятков прокисших интеллектуалов по всей планете, Том Паркер от имени своего артиста отказался от главной роли в фильме «Сладкоголосая птица юности» по пьесе Теннесси Уильямса, благодаря которой Пол Ньюмен сделает себе имя в кино.
Пресли всегда старался соблюдать договор со своим менеджером, даже когда тот ставил его в неловкое положение, появляясь перед журналистами в образе Санта-Клауса или Панчо Вилья[13]. Элвис терпел вульгарные шутки Паркера, его раскатистый смех и громкий голос, авторитарные замашки, оскорбительную манеру обращения с людьми, которых он презирал, и даже Клуб снеговиков, верховным правителем которого он себя провозгласил и силой набирал туда людей, боявшихся его прогневить.
Том Паркер даже позволит себе вмешиваться в микширование записей Элвиса — область, теоретически находившуюся исключительно в ведении певца. Сколько Пресли ни возмущался, Паркер навязал свое мнение Ар-си-эй, и последнее слово осталось за ним. «Старик взялся за мои пластинки, — жаловался Элвис Рыжему Уэсту. — Фанатам не хочется слышать только мой голос, на этом и построен мой стиль. Люди напрягали слух именно потому, что им было не разобрать слова. <…> Лучше бы старик занимался своими контрактами и оставил в покое меня и мою музыку».
Элвис был глубоко уязвлен, но и теперь не посмел выступить против менеджера, которого побаивался. Однако он совершенно не сомневался в том, что полковник утратил всякое представление о музыкальной реальности своего времени — если вообще когда-нибудь имел его. Мир поп-музыки середины шестидесятых имел мало общего с тем, что происходило всего несколько лет тому назад. Вслед за бездарными «кумирами тинейджеров» исчезало царство податливых исполнителей, вылепленных музыкальными издателями и продюсерами студий грамзаписи, освобождая место для поколения гораздо более независимых артистов, имевших свой оригинальный образ, звучание и репертуар.
Том Паркер открыто показывал, что его не интересует творческий почерк новой волны, неуклонно придерживаясь устаревшей системы, которую он построил на авторах-композиторах, игравших роль музыкальных «негров». Но и здесь давал себя знать износ: с уходом Джерри Лейбера, Майка Столлера, Морта Шумана и Дока Помуса «Хилл энд Рейндж» лишилась своих лучших «перьев».
Начиная с 1966 года снижение популярности Пресли не могло укрыться уже ни от кого. На фоне авторов-исполнителей Саймона и Гарфункеля, Боба Дилана, Донована или «Бёрдс» Элвис выглядел каким-то динозавром; если бы не аура великого жреца рок-н-ролла, по-прежнему связанная с его именем и приносившая ему уважение со стороны молодого поколения, его имя, вероятно, окончательно стало бы историей. Из-за посредственности песен, которыми его снабжали, перед ним окончательно закрылись двери американской «горячей двадцатки», и только благодаря агрессивной коммерческой политике Ар-си-эй «Tell Me Why» («Скажи мне почему») и «Фрэнки и Джонни» еще смогли перевалить через порог в полмиллиона распроданных экземпляров. Замкнувшись в своих проблемах, Пресли полностью утратил связь с реальностью и едва ли был в курсе, что самые пламенные его почитатели — «Битлз» — вот-вот лишат его трона.
Во время своих первых гастролей в США в 1964 году «Ливерпульская четверка» символически обратилась за помощью к «Билл Блэк Комбо» — группе, основанной бывшим контрабасистом Элвиса; вернувшись в США год спустя, Битлы настояли на том, чтобы познакомиться с Королем, и Элвис без особого воодушевления принял их в своей резиденции в Лос-Анджелесе и лишь чуть-чуть просветлел, когда Джон Леннон воскликнул: «Прежде вас не было ничего!» Члены «мафии», присутствовавшие при встрече, прекрасно почувствовали равнодушие Пресли и обращались к Джону, Джорджу, Полу и Ринго одинаково: «Битл» — «Эй, Битл, иди-ка сюда!» — с развязностью на грани оскорбления.
