Пройдя немного по коридору, служанки повели новоприбывших в разные стороны: Джоан – направо, Эша – налево. Эш очень огорчился. Ему не хватало моральной поддержки.

Наконец его проводница остановилась и постучалась в какую-то дверь. Сочный голос, напоминающий своим звуком букет старого портвейна, произнес: «Войдите». Проводница открыла дверь и сказала:

– Это он, мистер Бидж.

После чего поспешила в менее разреженный воздух кухни.

Как и многих, Эша дворецкий поразил. Так и казалось, что он скоро лопнет – именно это чувство вызывают лягушки и воздушные шарики; и нервные, тонкие люди поневоле сжимались, словно перед взрывом. Те, кому довелось общаться с ним и дальше, проходили эту фазу, как крестьяне, разбившие сад на склоне Везувия. Опыт учил их, что Бидж всегда выглядит так, словно апоплексический удар – дело секунд, и все же удар его не хватает. Эш был новичком, и страх окончательно вывел его из транса.

Дворецкие тем меньше похожи на людей, чем величественней их окружение. В сравнительно скромных домах сельских сквайров мы можем увидеть нашего собрата, человека, который болтает с лавочниками, споет при случае веселую песню в местном кабачке и даже нальет, если нужно, воды. Бландингский замок славился по всей Англии; и Бидж соответственно обрел ту важную неподвижность, которая позволяла отнести его к царству растений. Двигался он, если двигался, с исключительной медленностью, слова – еле цедил, как бы отмеряя по капле. Глаза под тяжелыми веками глядели тем самым взглядом, каким глядят они у статуй.

Почти незаметно шевельнув пухлой белой рукой, он дал Эшу понять, чтобы тот сел. Величавым мановением другой руки, правой, он взял чайник, а строгим кивком указал Эшу на объемистый графин. Через минуту Эш пил горячий пунш, смутно чувствуя, что его допустили к мистическому обряду.

Мистер Бидж встал у камина, заложил руки за спину и промолвил:

– Не знаю вашего имени.

Эш представился. Бидж кивнул.

– Вижу, вы замерзли, – продолжал он. – Ветер восточный.

Эш признал, что в дороге было холодно.

– Когда такой ветер, – сообщил Бидж, – у меня ноют ноги.

– Простите?

– Э… ну, крутит. Крутит ноги. Вы молоды, мистер Марсон, у вас ноги не крутит.

Сказав это, он окинул загадочным взглядом Эша, пунш и стену за ним.

– Ноги, – повторил он. – Суставы. И не только крутит. У меня врос ноготь.

Молодые и слишком здоровые люди, даже если они добры, испытывают при таких беседах прискорбное нетерпение. Им почему-то кажется, что сообщать это надо врачам, выбирая для профанов другие сюжеты.

– Ай-ай-ай, – сказал он. – Много сегодня гостей?

– К обеду, – отвечал мистер Бидж, – мы ожидаем человек тридцать, если не больше.

– Какая ответственность для вас! – заметил Эш.

Бидж важно кивнул:

– Немногие, мистер Марсон, осознают, как она велика. Иногда у меня бывают головные боли на нервной почве.

Эш ощутил то, что мы ощущаем, когда погасим огонь в одном месте, а он вспыхнет в другом.

– Тогда хоть о ногах забудешь, – предположил он.

– Отнюдь, – сказал Бидж. – Я ощущаю одновременно и боль в ногах.

Эш сдался.

– Расскажите про ноги подробней, – попросил он, и Бидж рассказал.

Но всему есть конец. Не веря своим ушам, Эш услышал слова:

– Давно вы служите у мистера Питерса?

– Я? Да нет, со среды.

– Вот как? Разрешите спросить: где вы служили раньше?

Эш пожалел, что рассказ о ногах исчерпан. Можно было что-то придумать, можно было сказать правду. Придумывать – долго, и он правду сказал.

– Вот как? – промолвил Бидж. – Нигде не служили?

– У меня… а… э… была другая работа.

Бидж не позволил себе проявить любопытство, но брови его не послушались. Эш решил их презреть.

Повисло неловкое молчание. Эш рассердился. Почему мистер Питерc не мог выдать его за секретаря? Какие-то соображения были, но глупые. Надо бы нажать там, в конторе; и потом, ему понравилась роль лакея, есть в ней что-то опереточное. Как же теперь выкрутиться? Бидж явно ждал объяснений, предполагая, быть может, что Эш сидел в тюрьме.

Прилежно глядя на ту часть стены, которую не прикрывал Бидж, Эш решил стоять насмерть. Подозревает – и Бог с ним! Что такое, в сущности, брови? Разглядывая загадочных птиц, сидящих на загадочных ветках, Эш припомнил, что Провидение подбросило хороший выход, когда побудило его упомянуть о желудке мистера Питерса.

– Не повезло мне с этим местом, – сказал он. – Кричит, ворчит! А все желудок.

– Желудком страдаю и я, – откликнулся дворецкий. – Слизистая оболочка в ужасном состоянии.

– Расскажите мне о вашей оболочке! – попросил Эш.

Через четверть часа Бидж случайно увидел циферблат будильника.

– Однако! – сказал он. – Не могу уделить вам больше времени, мистер Марсон. Меня призывает долг, как и вас, смею заметить. Мистер Питерc ждет, без сомнения, что вы поможете ему переодеться к обеду.

Следуя его указаниям, Эш добрался до холла с огромным камином. Оттуда шла лестница наверх. Несомненно, там спальни, но в какой именно обосновался хозяин? Нельзя же стучаться в каждую дверь! Нельзя и вернуться за разъяснениями, тем более что Бидж направился в погреб.

Так думал он, когда в холле появился человек примерно его возраста. Видимо, он вышел из какой-то двери в другом конце холла – за ней сверкнуло стекло. Неужели там музей – цель стремлений? Вглядевшись, он рассмотрел и часть мумии.

Молодой человек был суров и остронос, в очках без оправы, и Эш решил, что это Бакстер, личный секретарь лорда Эмсворта.

– Эй! – крикнул он.

– Да? – отозвался Бакстер.

– Не скажете, где комната Питерса?

Лакеи иначе говорят с секретарями; и Бакстер решил, что перед ним – новый приятель Фредди, некий Эмерсон. Он ответил ему. Эш его поблагодарил:

– Спасибо вам большое.

– Не за что!

– Тут совсем заблудишься!

– Да, замок не маленький.

После этой беседы Эш пошел наверх и постучался куда надо. Ответил ему, без сомнений, голос хозяина.

Полуодетый мистер Питерc стоял перед зеркалом и боролся с галстуком. Когда Эш вошел, он как раз сорвал его и воскликнул:

– А, к черту!

Эш догадался, что он не в духе. Даже при хороших обстоятельствах Питерc не любил этих переодеваний, а уж при плохих… Легко ли наряжаться к пиру, если твой пир состоит из спаржи и двух-трех орехов?

Завидев Эша в зеркале, хозяин сказал:

– А, явились! Ну, быстро! Дверь кто закроет? Не шаркайте! Не пяльтесь на меня! Умнее вы выглядеть не можете? И вообще, где вас носило? За-вя-жи-те мне галстук.

Немного смягчившись от того, как мастерски Эш вывязал галстук, он позволил вбить себя во фрак и закурил недокуренную сигару.

– Скарабея нашли? – спросил он.

– Нет.

– Что ж вы делали?

– Беседовал с дворецким.

– Какого черта! Хоть музей нашли?

– Да.

– Да? А какой у вас план?

– Пойти туда ночью.

– Уж ясно, не днем! А как вы его отыщете?

– Не знаю.

– Ха, он не знает! Не зна-а-ет! – взревел мистер Питерc, потрясая воздетыми кулаками. – Кретин! Остолоп! Идиот! Чего вы копаетесь? Чего вы топчетесь? Чего вы бродите по замку? Вы что, привидение? Работать надо. Скарабея отыщете, не беспокойтесь, этот старый осел приспособил там целую афишу. «Хеопс IV династии, подарен – нет, вы подумайте! – подарен Дж. П. Питерсом».

У Эша чуть не лопнуло ребро, но он удержался от смеха.

– Он даже не под стеклом, – продолжал мистер Питерc, – лежит на таком подносе. Это преступно! Его можно хапнуть за две секунды!

– Зато мне легче его взять, – утешил хозяина Эш.

– Если возьмете, – фыркнул тот, – вас могут накрыть. Об этом вы подумали?

– Нет.

– Что вы тогда скажете?

– Не знаю.

– Он не знает! Вы скажете, что я звонил. Не могу заснуть. Хочу, чтобы вы мне почитали.

– Мне вряд ли поверят.

– Если накроют по дороге, поверят. Если накроют в музее, молчите и надейтесь на милость судьи. А вообще это правда. Я люблю, чтобы ночью мне читали. Совсем не сплю из-за желудка. Слизистая – ни к черту.