Вторая цель «половой экономии» — уберечь головной мозг от частых и бурных физиологических потрясений, каковые всегда несет в себе половой акт. Мозговая кора, профессионально работающая, представляет собою хрупкую, чрезвычайно чувствительную область, остро реагирующую на всяческие грубые физиологические травмы, ей причиняемые.

Между тем половой акт всегда является большим сердечно-сосудистым и общим эндокринным сотрясением организма, особенно сложно отдающимся именно в центральном нервном аппарате: изменения сосудистого тонуса, кровяного давления, значительное ослабление общего кровообращения и даже состава крови — при половом акте и после него, — все это, в скромной дозе полезное, в избытке создает антитезу: нарушения тонкого психизма, подавленность, утомление. Ведь интеллект и эмоции — и без того дорогой для мозга расход, поэтому надо быть сугубо осторожным с особо сложными и могучими эмоциями, каковыми являются эмоции половые.

Третья цель режима половой экономии мозговика: не опускать слишком часто мозговую кору «в низшие» психофизиологические этажи. Половой инстинкт, прорвавшийся к непосредственному удовлетворению, на некоторое время ослабляет тонкость и сложность высоких кортикальных процессов. Даже сдерживаемый и регулируемый корой, он все же содержит в себе слишком много «подспудного», бессознательного, подкорково-спинно-мозгового материала, — слишком много, чтобы можно было часто давать ему непосредственно прорываться. Сложная работа высших эмоций, поддерживаемая устойчиво регулируемой половой эмоцией, срывается, однако, если слишком часто будет срываться половой регулятор.

Наконец, четвертая цель половой экономии связана с ограничением в разнообразии половых объектов. Новые «персональные» половые установки, создавая новые участки возбуждения и отвлечения в мозговой коре, являются сильными конкурентами для тех полей внимания, которые заняты творческой работой. Если могучая, глубокая, длительная любовь консолидирует эти творческие поля, насыщая их новым энергетическим материалом, «пестрая» любовь раздробляет эти поля, мешает творческой концентрации, нарушает цельность и ценность наиболее ответственной ассоциативной работы.

На самом деле, действительно серьезно работающего мозговика не потянет ни на частые половые акты, ни на «половую пестроту». И вовсе не потому, что он относится к группе импотентов, — исключительно потому, что высоко развитая и многочасно занятая кора подчиняет деловой инстинкт себе, связывая его своим содержанием, внося в него сосредоточенность, устойчивость, упорядоченность, глубину, сложность. Мозговик не потянется к половому без коркового окружения этого полового, — последнее же очень привередливо и не станет формироваться под влиянием любого случайного, нового возбуждения.

Половая избыточность и растрепанность отдельных слоев мозговиков — симптом плохого их мозгового состояния:, очевидно, творческая их самоорганизация и качественная продуктивность слабоваты. В итоге они дорого поплатятся и в области интеллектуального, и в области полового «производства»: будущие церебрастеники плюс половые астеники — одновременно.

Мозг — дорогой аппарат и легкомысленного с собой обращения не терпит. Частота и растрепанность сексуальности у мозговика вообще вызывает неврологическую тревогу: очевидно, человек, способный при большом мозговом напряжении на большое добавочное половое напряжение, находится в стадии искусственного «навинчивания» возбуждения, каковое слишком часто сигнализирует начавшуюся раздражительную слабость. Вместо гордости повышенной потенцией приходится, как видим, именно в этом периоде быть сугубо начеку.

Возражения, будто половое разнообразие толкает мозговое творчество («новый интерес, новый стимул, новая цель — новое творческое возбуждение»?!), легко отводятся указанием, что воистину богатая и сложная мозговая работа не требует частой перемены своих объектов и добавочного подталкивания, — наоборот, боится последних. Очевидно, с такой мозговой работой что-то неладное творится в исходных ее корнях, и половое ее питание окажется вскоре равноценным алкогольному и наркотическому питанию.

«Пестрые» половые стимулы действительны лишь в мозговой работе, насыщенной авантюризмом, или же в специальностях, связанных с непосредственным культом полового начала (порнография в искусстве и пр.). Здесь острое специфическое навинчивание действительно является «профессионально полезным», но нашей задачей не является писать о гигиене для этого сорта «мозговых деятелей».

Высокая культура мозга несет с собою не половую слабость, но половую углубленность, сложность, сдержанность. Таковы половая установка и половая гигиена серьезного умственного работника.

УМСТВЕННЫЙ ТРУД И ОБЩЕКУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ РАБОТНИКА.

МОЗГ УМСТВЕННОГО РАБОТНИКА ТРЕБУЕТ НЕПРЕРЫВНОГО РОСТА ОБЩЕКУЛЬТУРНОЙ КВАЛИФИКАЦИИ.

Все, что выше говорилось о доминантной установке, об использовании подсознания, ритмизации и пр., осуществимо лишь при условии непрерывного культурного роста работника в соответствии с ростом запросов среды. Среда непрерывно обновляется, усложняется, выдвигает новые требования, и разучиться отвечать на них — значит потерять способность мозгового маневрирования, т. е. в итоге потерять способность руководства мозговыми процессами вообще.

Тот, кто отстает в своем общем культурном росте, не только социально, идеологически теряет, но и теряет грубо-производственно, так как мозг его хуже работает и количественно, и качественно. Мы знаем десятки добросовестнейших, упорядоченных работников, залезших по горло в работу и оторвавшихся от общекультурных изменений и запросов среды. И что же? Вскоре, неожиданно для себя, они оказываются негодными работниками вообще. Погрузившись целиком в узко специальные отрасли своей производственной работы, они рвут общие нити, связывающие их с жизнью, культурно дичают, т. е. выдыхаются творчески, а в конце концов — и производственно, так как «умственное производство» питается из общетворческого, общемозгового источника.

Общая целеустремленность — основа основ деятельности умственного работника. Содержание и направление миросозерцания, общекультурный уровень — главный источник опыта, откуда черпает свой материал любой процесс умственной деятельности. Ни один бытовой шаг вверх и вниз, ни один этап культурного подъема и срыва не оказываются безразличными для той работы, которую ведет мозг.

Особенно хорошо запоминается то, что ближе общему содержанию личности. Особенно легко понимается и усваивается то, что имеет в мозгу больше общих связей, больше общих впечатлений и подтверждений. Специализация даже на такой обширной области, как политика, хозяйство, не терпит, однако, отрыва от художественных областей; закон смены работающих систем и метод «поддразнивания» здесь связываются с новым законом: законом расширения и углубления общих целеустановок.

Максимальная концентрация внимания, связанная с наиболее узким полем этого внимания, делается возможной лишь при максимальной шири в области общих вопросов: чем богаче в области «широкого», «общего» — тем продуктивнее этапы, требующие специализации, сужения, концентрации. Человек, умеющий наряду со своей научной работой читать и художественную литературу, будет гораздо сильнее вооружен и в специальной своей сфере. Человек, дополняющий свою техническую квалификацию сведениями из экономики и биологии, легче усвоит новое, свежее — творческое — содержание из своей же специальности.

Мозговая работа, как бы узка ни была она, никогда механически не изолируется от прочего мозгового материала, — она питается его фондом и дает туда свой же резонанс: чем богаче, сочнее эти взаимные связи, тем полноценнее специальная, узкоцелевая продукция, тем меньше нужно для нее нарочитого нажима, особых усилий.

Если некоторым, будто бы особо расчетливым людям часто кажется, будто из недельного времени нельзя преступно выкраивать часы для «роскоши» — для чтения по более широким вопросам, тем более — для впечатлений, не связанных прямо с работой (художественная литература, музей, театр и т. д.), эта расчетливость не заслуживает похвалы: «широкие» материалы для мозга — то же, что прочный фундамент для дорогого здания: роскошь ли — строить прочный фундамент?