«Есть на земле предостаточно рас…» Есть на земле предостаточно рас, Просто цветная палитра, — Воздуху каждый вдыхает за раз Два с половиною литра! Если так дальше, то – полный привет — Скоро конец нашей эры: Эти китайцы за несколько лет Землю лишат атмосферы! Сон мне тут снился неделю подряд — Сон с пробужденьем кошмарным: Будто – я в дом, а на кухне сидят Мао Цзэдун с Ли Сын Маном! И что – разделился наш маленький шар На три огромные части: Нас – миллиард, их – миллиард, А остальное – китайцы. И что – подают мне какой-то листок: На, мол, подписывай – ну же, — Очень нам нужен ваш Дальний Восток — Ох как ужасно нам нужен!.. Только об этом я сне вспоминал, Только о нем я и думал, — Я сослуживца недавно назвал Мао – простите – Цзэдуном! Но вскорости мы на Луну полетим, — И что нам с Америкой драться: Левую – нам, правую – им, А остальное – китайцам. 1965 «В тюрьме Таганской нас стало мало…» В тюрьме Таганской нас стало мало — Вести по-бабски нам не пристало. Дежурный по предбаннику Все бьет – хоть землю с мелом ешь, — И я сказал охраннику: «Ну что ж ты, сука, делаешь?!» В тюрьме Таганской легавых нету, — Но есть такие – не взвидишь свету! И я вчера напарнику, Который всем нам вслух читал, Как будто бы охраннику, Сказал, что он легавым стал. В тюрьме Таганской бывает хуже, — Там каждый – волком, никто не дружит. Вчера я подстаканником По темечку по белому Употребил охранника: Ну что он, сука, делает?! 1965 «Она на двор – он со двора…» Она на двор – он со двора, — Такая уж любовь у них. А он работает с утра, Всегда с утра работает. Ее и знать никто не знал, А он считал пропащею, А он носился и страдал Идеею навязчивой: У ней отец – полковником, А у него – пожарником, — Он, в общем, ей не ровня был, Но вел себя охальником. Роман случился просто так, Роман так странно начался: Он предложил ей четвертак — Она давай артачиться… А черный дым все шел и шел, А черный дым взвивался вверх… И так им было хорошо — Любить ее он клялся век. А клены длинные росли — Считались колокольнями, — А люди шли, а люди шли, Путями шли окольными… Какие странные дела У нас в России лепятся! А как она ему дала, Расскажут – не поверится… А после дела темного, А после дела крупного Искал места укромные, Искал места уютные. И если б наша власть была Для нас для всех понятная, То счастие б она нашла, — А нынче жизнь – проклятая!. <1965 или 1966> Песня о сумасшедшем доме Сказал себе я: брось писать, – но руки сами просятся. Ох, мама моя ро́дная, друзья любимые! Лежу в палате – ко́сятся, не сплю: боюсь – набросятся, — Ведь рядом психи тихие, неизлечимые. Бывают психи разные – не буйные, но грязные, — Их лечат, морят голодом, их санитары бьют. И вот что удивительно: все ходят без смирительных И то, что мне приносится, всё психи эти жрут. Куда там Достоевскому с «Записками» известными, — Увидел бы, покойничек, как бьют об двери лбы! И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую, — Ей-Богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы. Вот это му́ка, – плюй на них! – они ж ведь, суки, буйные: Всё норовят меня лизнуть, – ей-Богу, нету сил! Вчера в палате номер семь один свихнулся насовсем — Кричал: «Даешь Америку!» – и санитаров бил. Я не желаю славы, и пока я в полном здравии — Рассудок не померк еще, но это впереди, — Вот главврачиха – женщина – пусть тихо, но помешана, — Я говорю: «Сойду с ума!» – она мне: «Подожди!» Я жду, но чувствую – уже хожу по лезвию ноже: Забыл алфа́вит, падежей припомнил только два… И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я, Забрать его, ему, меня отсюдова! Зима 1965/66 Про черта У меня запой от одиночества — По ночам я слышу голоса… Слышу – вдруг зовут меня по отчеству, — Глянул – черт, – вот это чудеса! Черт мне корчил рожи и моргал, — А я ему тихонечко сказал: «Я, брат, коньяком напился вот уж как! Ну, ты, наверно, пьешь денатурат… Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка, Сядь со мной – я очень буду рад… Да неужели, черт возьми, ты трус?! Слезь с плеча, а то перекрещусь!» Черт сказал, что он знаком с Борисовым — Это наш запойный управдом, — Черт за обе щеки хлеб уписывал, Брезговать не стал и коньяком. Кончился коньяк – не пропадем, — Съездим к трем вокзалам и возьмем. Я уснул, к вокзалам черт мой съездил сам. Просыпаюсь – снова черт, – боюсь: Или он по новой мне пригрезился, Или это я ему кажусь. Черт ругнулся матом, а потом Целоваться лез, вилял хвостом. Насмеялся я над ним до коликов И спросил: «Как там у вас в аду Отношенье к нашим алкоголикам — Говорят, их жарят на спирту?!» Черт опять ругнулся и сказал: «И там не тот товарищ правит бал!» …Все кончилось, светлее стало в комнате, — Черта я хотел опохмелять. Но растворился черт как будто в омуте… Я все жду – когда придет опять… Я не то чтоб чокнутый какой, Но лучше – с чертом, чем с самим собой. Зима 1965/66 |
