Подготовка флота России к мировой войне отставала. В 1909 году на Новом Адмиралтействе и Балтийском заводе заложены корабли, получившие наименования «Севастополь», «Петропавловск», «Полтава», «Гангут». Через два года подобные корабли:» «Императрица Мария», «Екатерина Вторая» и «Император Александр Третий» — были заложены и для Черноморского флота. Капитан 2-го ранга С. Бережной пишет: «Обладая самыми совершенными по тем временам вооружением и механизмами, отличными скоростными и мореходными качествами, русские линейные корабли в годы Первой мировой войны не знали себе равных в мире». Тут налицо преувеличение. Ведь эти русские корабли так и не приняли участие в крупных сражениях. Линкор «Императрица Мария», введенный в строй в 1915 г., уже в следующем году ушел на дно в результате взрыва порохового погреба. Линкор «Александр III» будет введен только в 1917 г. и после революции уйдет в Бизерту. Броненосец «Андрей Первозванный» первый и последний бой принял против своих, стреляя по восставшим матросам фортов «Красная горка» и «Серая лошадь». Другие корабли будут переплавлены на металл…

В октябре 1914 г. после объявления войны в Новороссийск и другие порты вошли турецкие и немецкие крейсера. В городе вспыхнула паника. Бежали целыми семействами. Паника охватила ополченцев.

Николай II ответил на этот враждебный акт манифестом, грозя Турции, что оный «только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря». Когда французский посол М. Палеолог спросил министра иностранных дел России Сазонова, что означает эта фраза в духе «сивилинных книг», тот ответил: «Нам нужно получить прочные гарантии по отношению к Босфору. Что касается Константинополя, то я лично не желал бы изгнания из него турок. Я бы ограничился тем, что оставил бы им старый византийский город с большим огородом вокруг. Но не более».

Это равносильно, если бы интервенты пообещали оставить нам в Москве Кремль с Александровским парком, остальное оккупировав, изъяв из юрисдикции государства. И такие вот люди стояли у нас во главе государства и МИДа. Хотя, конечно, обстрел турецкими миноносцами одесского порта, потопление русской канонерки и повреждение французского парохода вызвали всеобщий взрыв возмущения в России. Палеолог писал тогда: «В опьяняющей атмосфере Кремля вдруг пробудились вновь все романтические утопии славянофильства. Как во времена Аксаковых, Киреевского, Каткова, идея провиденциальной мировой миссии России возбуждает в эти дни умы москвичей» (2 ноября 1914 г.).

У руля руководства русской армией нередко оказывались наряду с талантливыми и грамотными командирами непрофессионалы, а то и просто вопиющие бездари… К примеру, наш Генеральный штаб, планируя перед войной наступление против Германии, большую часть русской армии направил для вторжения в Австро-Венгрию (52%). Выходило, что правая рука генералитета не ведает, что творит левая. Впрочем, в Генштабе шли бесконечные споры на эту тему.

Мешал и низкий общеобразовательный уровень не только солдат, но и офицеров. На это указал генерал Куропаткин после возвращения с Дальнего Востока в 1903 г. (хотя ему в меньшей степени, чем кому-либо еще, позволительно было выступать критиком). Даже великий князь Константин Константинович после вступления в должность начальника Главного управления военно-учебных заведений в приказе подчеркнул: «Не могу не обратить внимания на малограмотность не только кадетов, но и юнкеров военных училищ. Дурное правописание и отсутствие элементарного навыка в письменном изложении мыслей — самая слабая сторона преподавания в наших военно-учебных заведениях. Успехи по иностранным языкам тоже заставляют желать еще очень многого» (1901).

Уровень знаний иных выпускников военных училищ оставлял желать лучшего. Так, в нижегородском кадетском корпусе гр. Аракчеева в 1898—1899 учебном году неуспевающие составляли 42,37%. Правда состояла и в том, что кадетские корпуса добивались в смысле знаний значительно худших результатов, нежели гражданские гимназии и реальные училища. Военное министерство делало упор на подготовку «пушечного мяса», а не классных специалистов и «умных мозгов». Во всеподданнейшем докладе по Военному министерству (за 1882 г.) было приказано сократить объем учебного курса кадетов, чтобы «излишним напряжением умственных занятий воспитанников не повлиять разрушительно на развивающийся юный организм». Там говорилось, что для военных самое главное — уметь переносить усиленные физические нагрузки и вообще лишения, тогда как всякие там «хитрые курсы наук» — дело десятое. Зато исключительное внимание уделялось Пажескому корпусу при государе императоре. Как изволят вышагивать и «парлеть» по-французски!

В экономическом плане мы отставали еще больше от передовых стран. И ведь такого рода примеров имелось превеликое множество.

Высший командный состав оставлял желать лучшего, а в ряде случаев оказался ниже всякой критики. Фаворитизм, давняя язва русского строя, разъедал армию. На высшие командные посты часто назначались люди не по талантам и знаниям, а по принципу близости к монарху и личной преданности. Это сыграло коварную «шутку» с военной верхушкой и армией. Не любивший русских Энгельс писал, что «среди офицеров русской армии есть очень хорошие и очень плохие, но первые из них составляют бесконечно малую величину по сравнению с последними». Эти язвительные замечания конечно, следует воспринять критически. Русские офицеры, когда их не предавали политики и они служили народу, были лучшие офицерские кадры мира.