Но этому не суждено было случиться. Хотя теперь все были уверены, что после удачной охоты этот пост достанется Джонсону, Амадис не держал зла и вернулся в леса, чтобы разить великих зверей и повсюду распространять славу Ордена.

Все возрастающее число мальчишек, приходящих к массивным воротам крепости Алдарух, были привлечены сюда не только славой Льва, но и популярностью Амадиса. Захариэль и сейчас вспоминал, как в ненастные вечера слушал у очага славные истории о борьбе против Кровавых Рыцарей. Его отец всегда выбирал самые темные, колдовские ночи и рассказывал об этом, словно ткал ковер, запечатлевающий ужасы и разнузданные празднества, чтобы посильнее напугать сыновей, прежде чем завершить повествование описанием героической победы Амадиса над предводителем Кровавых Рыцарей в честном бою.

— Похоже, что здесь собрались все обитатели крепости, — заметил Немиэль, пока они толкались на самом верхнем ярусе, отыскивая себе места.

Они без стеснения отпихивали локтями недавно принятых новичков и претендентов, которые провели в Ордене меньше времени, и ни один не осмеливался возразить мальчикам, пришедшим в крепость раньше. В Ордене действовала негласная, но четкая иерархия, и никто никогда не нарушал ее положений.

Наконец братья нашли подходящее местечко впереди недавно принятых претендентов, среди тех, кто был одного ранга с ними. Хотя до центрального возвышения было довольно далеко, зато в отношении отличного обзора с верхним ярусом не могло сравниться ни одно другое место.

На центральной площадке было еще пусто, лишь в самой середине стояло похожее на трон кресло.

— Кажется, мы пришли вовремя, — сказал Захариэль, и Немиэль согласно кивнул.

С потолка Круглого Зала свисали знамена, и, глядя на них, Захариэль ощутил знакомое волнение, читая по ним историю Ордена, полную благородных подвигов и бесстрашных сражений. Золотое шитье сверкало на зеленых и голубых церемониальных штандартах, но больше всего было боевых стягов, отороченных красными полосами. Флаги покрывали весь потолок, словно кто-то растянул над залом гигантское лоскутное одеяло, а потом разрезал его на свисающие полоски.

По какому-то таинственному сигналу шум среди новичков, претендентов и рыцарей прекратился, и Захариэль услышал скрип открывающейся деревянной двери, а потом металлический звон доспехов и четкие шаги по мраморному полу.

Он вытянул шею и наконец увидел человека, благодаря которому решил стать рыцарем. В центр зала вышел одинокий воин в черненых доспехах Ордена.

Захариэль старался подавить возникшее разочарование. Ожидая встречи с легендарным гигантом из героического эпоса, равным Лиону Эль-Джонсону, он увидел, что брат Амадис обычный человек.

Он понимал, что глупо было ожидать чего-то другого, но убедиться, что воин его героической мечты всего лишь простой человек из плоти и крови, совсем не похожий на могучего левиафана из преданий, было немного грустно.

И все же, пока он старался примириться с реальным обликом своего героя, Захариэль заметил в его наружности нечто необъяснимое. Амадис прошел к центральному возвышению так, словно весь монастырь принадлежал ему, и уверенность окутывала его фигуру, будто плащ. Он явно не сомневался, что все слушатели собрались только ради него, и его право и священный долг — выступить перед ними.

Но за уверенностью, которую многие могли бы расценить как чудовищное высокомерие, Захариэль мог видеть на лице Амадиса и легкое смущение, словно воин предвидел такое собрание, но находил всю эту ситуацию слегка абсурдной.

Чем дольше Захариэль смотрел на человека в центре зала, тем яснее видел в каждом его движении безоговорочную убежденность, ясность цели и спокойную отвагу. Амадис, как истинный воин, на ходу крепко сжимал эфес меча, и Захариэль ощутил, как с каждой секундой в его душе растет восхищение этим легендарным героем.

В окружении столь могучих и отважных рыцарей, что даже просто находиться с ними в одном помещении могло считаться огромной честью, Захариэль думал, что эти воины не знают страха, но сейчас, глядя на привлекательное обветренное лицо брата Амадиса, он понял, насколько необоснованно его предположение.

Мальчишкой он не раз испытывал страх в лесах Калибана, но думал, что, став рыцарем, навсегда расстанется с этим неприятным чувством. Брат Амадис сталкивался с чудовищными врагами и одолел их вопреки страху. Испытать страх, настоящий ужас и добиться победы, несмотря ни на что, казалось ему более значительным достижением, чем триумф, полученный без испуга.

Брат Амадис окинул взглядом аудиторию и молча кивнул, словно испытывая удовлетворение от состава своих слушателей.

— Если вы пришли, чтобы послушать долгую и воодушевляющую речь, боюсь, я вас разочарую.

Голос Амадиса легко достигал самых дальних пределов Круглого Зала, и каждое слово рыцаря пробуждало в душе Захариэля дрожь волнения. Такими звучными и мощными голосами обладали еще только Лютер и Лев.

— Я простой человек, — продолжал Амадис. — Я воин и рыцарь. Я не привык произносить речи и участвовать в представлениях, но Лев попросил меня сегодня поговорить с вами, хоть я вовсе и не оратор. Я вернулся в крепость Алдарух и некоторое время буду работать с рыцарями-наставниками, так что в последующие недели и месяцы, пока снова не уйду в леса, я надеюсь встретиться с каждым из вас.

При мысли о возможности учиться у такого прославленного воина, как Амадис, у Захариэля сильнее забилось сердце, а в душе поднялась волна неудержимого восторга.

— Как я уже говорил, я чужд всяким театральным эффектам, но не могу не признать, насколько они важны и для вас, и для меня, — сказал Амадис. — Мое выступление вызовет у вас желание стать самыми лучшими рыцарями, потому что я способен показать, к чему надо стремиться, и даст повод для самосовершенствования. Глядя на ваши лица, я вспоминаю, откуда я пришел и каким был когда-то. Обо мне рассказывают множество историй, и некоторые из них даже правдивы…

В зале раздались вежливые аплодисменты, а потом брат Амадис продолжил:

— Так уж вышло, что почти все они правдивы, но дело не в этом. Суть в том, что когда человек слышит часто повторяемые вещи, он начинает им верить. Говорите ребенку постоянно, что он никуда не годен и является только обузой, и он поверит этому отвратительному утверждению. Говорите человеку, что он герой, и он постепенно начнет в это верить и считать себя выше всех остальных. Если на кого-то обрушится шквал похвал и лести, он может решить, что достоин всяческого преклонения, а остальные должны уступать его воле.

Сегодняшнее собрание — это веское напоминание, что я не такой человек. Я тоже когда-то был новичком и холодной ночью стоял перед воротами монастыря. Я тоже ходил по спирали под розгами рыцарей-наставников и тоже отправился на поиски зверя, чтобы доказать Ордену свою отвагу. Вы сейчас находитесь там, где когда-то был я, а я там, где может оказаться любой из вас.

Захариэлю казалось, что слова Амадиса обращены прямо к нему, и он понимал, что сохранит воспоминания об этом дне до конца своей жизни. Он запомнит каждое слово рыцаря и будет жить, согласуя с ними свои поступки.

Речь отважного воина была не просто внимательно выслушана присутствующими, его слова проникали в душу каждого. Оглядевшись, Захариэль понял, что каждый новичок, каждый претендент и рыцарь чувствует, что слова Амадиса обращены лично к нему.

В Круглом Зале раздались оглушительные аплодисменты и одобрительные крики, все дружно вскочили с мест. Такое выражение чувств для Алдаруха было делом неслыханным, и энтузиазм собратьев захватил Захариэля.

Он повернулся к брату — Немиэль тоже разделял общую гордость.

Сила и убежденность речи Амадиса так подействовали на Захариэля, что он тотчас поклялся себе стать величайшим рыцарем Ордена, самым отважным воином из всех, кто отправлялся на битву с врагами Калибана из Мемориальных Врат Алдаруха.

Несмотря на гордость и некоторое высокомерие этих клятв, он пообещал себе никогда не забывать, что значит быть рыцарем, не забывать о смирении, сопутствующем всем великим деяниям, и об удовлетворении при мысли, что вера в истинность своей цели и есть истинная причина для ее достижения.