— Это было наше частное дело, — сказал он.

Лемюэль едва не рассмеялся, но вдруг заметил, что Ариман говорит совершенно серьезно.

— И почему тебе все же так хочется о нем услышать?

— Серьезно?

— Да.

— Вероятно, потому, что там присутствовал Император, — сказал Лемюэль, стараясь понять, почему Ариман находит странным желание узнать подробности этого выдающегося события. — Или, возможно, потому, что Император вернулся на Терру и Великий Крестовый Поход получил нового командующего. Хорус Луперкаль стал Воителем. Такое событие представляет собой поворотный пункт в истории человечества, ты ведь и сам это прекрасно понимаешь, верно?

— Верно, — кивнул Ариман. — Хотя боюсь, что я не слишком хороший рассказчик. Я уверен, что другие, когда придет время, поведают об этом событии лучше меня.

Ариман сидел за письменным столом и прихлебывал прозрачное золотистое вино из огромного оловянного кубка. Лемюэль догадывался, что он просто не хочет говорить об Улланоре и лишь потому ссылается на свое неумение рассказывать.

Пожалуй, воспоминаний сегодня будет не много. Мысли Аримана были заняты каким-то событием, произошедшим на поверхности Улланора, но узнать, что именно случилось, Лемюэлю, пожалуй, не удастся.

Лемюэль никак не ожидал встретить Астартес, которого беспокоит что-либо еще кроме сражений, и он присмотрелся к Ариману. Даже без боевых доспехов, в одной красной тунике и солдатских брюках цвета хаки, этот воин был огромен. Пластины брони скрывали его тело, и тогда оно казалось гладким и ровным, словно машина, а теперь можно было рассмотреть его вздувшиеся бицепсы и волнистую поверхность грудных мышц. Без доспехов Астартес, пожалуй, производили еще более пугающее впечатление. Их тела своими пропорциями вполне соответствовали человеческим, но в силу величины казались чужеродными.

Лемюэль достаточно хорошо познакомился с Ариманом после Улланора — не настолько тесно, чтобы считать его своим другом, но и не так плохо, чтобы не замечать его настроения. Своих друзей-летописцев он видел очень редко, поскольку Камилла и Каллиста большую часть времени проводили в библиотеке «Фотепа» в обществе Анкху Анена, который учил их развивать проявившиеся способности. Но если женщин он хоть изредка встречал, то Махавасту Каллимака не видел совсем.

— Лемюэль? — окликнул его Ариман, возвращая мысли к настоящему.

— Прости, — сказал Лемюэль. — Я задумался об одном своем друге. Надеюсь, у него все в порядке.

— О ком это?

— О Махавасту Каллимаке, летописце примарха.

— А почему у него что-то может быть не в порядке?

Лемюэль пожал плечами, не зная, как объяснить свое беспокойство.

— В последний раз, когда я его видел, он был чем-то расстроен, а кроме этого, он пожилой человек, подверженный старческим болезням. Понимаешь?

— Не совсем, — признался Ариман. — Я сейчас так же здоров, как и две сотни лет назад.

Лемюэль хихикнул:

— Это должно было бы меня удивить, но удивительно другое: как быстро привыкаешь к самым невероятным вещам, особенно когда находишься в обществе одного из Тысячи Сынов.

Он поднес к губам небольшой хрустальный бокал с вином и сделал глоток, наслаждаясь редким вкусом напитка, в котором не ощущалось следов фильтрации.

— Как тебе нравится вино? — спросил Ариман.

— Оно более изысканное, чем то, к которому я привык, — сказал Лемюэль. — Очень ароматное и насыщенное, но в то же время на удивление деликатное.

— Виноград был выращен в подземных садах на Просперо, — объяснил Ариман. — Вино моего собственного приготовления, по генному образцу, взятому с бывшего острова Дименсландт, что находится в заливе Эретаунга.

— Я никогда не думал, что среди Астартес могут быть специалисты по виноделию.

— Нет? Почему?

Лемюэль склонил голову набок, прикидывая, не шутит ли Ариман. Главный библиарий Тысячи Сынов, безусловно, хранил серьезное выражение лица, но уж слишком часто эта серьезность нарушалась шутками, произносимыми с самым бесстрастным видом. Тем не менее аура Аримана свидетельствовала о том, что вопрос задан вполне серьезно, и Лемюэль стал подбирать слова для ответа.

— Ну, просто вы созданы для войны. Я не думал, что сражения оставляют много времени для мирных занятий.

— Другими словами, ты хочешь сказать, что мы не годимся ни на что, кроме войны? Так? Что Астартес — это просто оружие, инструмент для убийства и не имеют других интересов?

Лемюэль заметил блеск в глазах Аримана и решил ему подыграть.

— Астартес действительно очень хороши в войне, — сказал он. — Я понял это на Утесе Феникса.

— Ты прав, мы искусные убийцы. И я думаю, именно поэтому в нашем Легионе поощряются другие интересы, не относящиеся к сражениям. В конце концов, Великий Крестовый Поход не будет длиться вечно, и после его окончания нам потребуется другое занятие. Что станет с воинами, когда не будет больше войн?

— Они осядут на одном месте и будут выращивать отменный виноград, — сказал Лемюэль, после чего он прикончил вино, а Ариман снова наполнил его бокал.

Абсолютная нелепость этой сцены вызвала у него невольную дрожь. Лемюэль покачал головой и рассмеялся.

— Что тут смешного? — поинтересовался Ариман.

— В общем-то ничего, — ответил летописец. — Я только удивляюсь, как могло случиться, что Лемюэль Гамон, знаток и в то же время дилетант в эзотерических науках, вдруг решился выпить стаканчик вина с генетически усовершенствованным сверхчеловеком? Еще два года назад, если бы кто-то сказал, что я буду вот так сидеть с тобой за стаканом вина, я счел бы его сумасшедшим.

— Я тоже испытываю подобные чувства, — заверил его Ариман.

— Тогда давай выпьем за наши новые ощущения, — предложил Лемюэль, поднимая бокал.

Они выпили и помолчали, наслаждаясь странностью момента. Наконец Лемюэль счел паузу достаточно длинной и заговорил снова:

— Но ты так и не ответил на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Помнишь, во время тренировки с картами я тебя спросил, к какому виду предсказателей ты относишь себя: к тем, кто имеет непосредственный контакт с эфиром, или к тем, кому приходится бороться за каждую крупицу истины? Мне кажется, это первый вариант.

— Да, когда-то так и было, — сказал Ариман, и в его ауре Лемюэль смог прочесть гордость и одновременно сожаление. — Я мог без особых усилий извлечь видения будущего из эфира, я вел свое братство самыми эффективными тропами в сражениях и в учебе, но теперь я вынужден усиленно работать ради самого краткого отблеска будущего.

— А что изменилось?

Ариман встал, обошел вокруг стола, взял колоду карт и тщательно ее перемешал. Лемюэль, глядя на него, подумал, что он мог бы стать крупье в любом казино. Ариман с невообразимой легкостью вертел карты между пальцами, даже, казалось, не замечая их.

— Течения Великого Океана все время меняются, и их влияние то нарастает, то ослабевает. Бурный поток в долю секунды может превратиться в едва заметный ручеек. Пологая волна способна увеличиться до яростного тайфуна. Так и способности предсказателя растут и уменьшаются в зависимости от его настроения, а оно отличается непостоянством, словно полет бабочки.

— Ты говоришь о нем как о живом существе, — сказал Лемюэль, отметив задумчивое выражение глаз Аримана.

Ариман улыбнулся и положил карты на стол.

— Возможно, — согласился он. — Древние мореплаватели Терры часто говорили, что у них две жены — земная женщина и океан. Обе они ревновали друг к другу, и люди верили, что и та и другая имели равные права на жизнь моряка. Жить так близко к эфиру — значит стоять одной ногой в другом мире. Оба мира грозят опасностями, но человек может научиться узнавать о взаимодействии миров и подстраиваться под их ритм. Самое важное — угадать верный момент и оказаться на гребне энергетической волны.

Лемюэль протянул руку и постучал пальцем по картам с золотой рубашкой.

— Похоже, что именно это мне и не удается, — сказал он.

— Да, предсказания не твой конек, — согласился Ариман. — Хотя в чтении эфира у тебя есть определенные способности. Возможно, я сумею уговорить Утизаара из братства Атенейцев выкроить для тебя немного времени. Он сумеет развить в тебе эту черту.