„Матросы, вероятно, поставят какие-нибудь условия, которым придется подчиниться или распустить флот”, — сообщает адмирал вечером 11 ноября шифровкой Николаю II.

„Матросы овладели дивизией и положением дела”; „Мастеровые порта присоединяются к социальной партии”; „Для подавления силой указанного движения необходима присылка больших военных сил с артиллерией или подчинение всем требованиям”. — Это из его же следующего донесения царю 12 ноября.

В этот день собравшиеся в матросских казармах депутаты кораблей, частей и порта фактически образовали Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов. Непосредственное руководство революционным движением осуществлял выделенный Советом исполнительный орган — Матросская комиссия, включавшая представителей Севастопольского комитета РСДРП, военной социал- демократической организации и рабочих порта. Во главе комиссии стал член РСДРП И. П. Вороницын.

„К ночи на воскресенье 13 ноября в городе господствовала одна власть — власть Матросской комиссии. Начальства как будто не было”, — писала позднее большевистская газета „Борьба”.

Главная активная сила матросской республики — ее депутаты — поддерживали (до чухнинского запрета) постоянную связь со своими товарищами в частях, батареях, на кораблях и в порту; их авторитет был исключительным.

Депутаты-„очаковцы” и некоторые члены команды крейсера непрерывно выступали в городе, разъясняя требования восставших [49]. Так, зорко следивший за обстановкой жандармский ротмистр Васильев докладывал, что „очаковец” И. Ф. Родионов, передавший 12 ноября требования матросов командиру Белостокского полка, весь день разъезжал верхом по городу, беспрепятственно занимаясь агитацией: „Задержать его нельзя было, симпатии черни и публики были на стороне матросов; полицию, жандармов и офицеров открыто бранили на улицах, почти на каждом перекрестке агитаторы собирали кучки народа… ”

Казалось, еще один толчок — и власть царизма здесь, в Севастополе, рухнет навсегда.

События на берегу, в дивизии, не были неожиданностью для „очаковцев”.

Революционная пропаганда на борту крейсера велась давно — практически со времени комплектования его экипажа. Передовой в этом отношении была машинная команда, собранная из наиболее развитых и частью уже знакомых с революционной пропагандой мастеровых. В большинстве своем — молодежь (до 23–25 лет), матросы чутко вслушивались в слова о правде и социальной справедливости, остро переживали оскорбительное для человеческого достоинства отношение к нижним чинам. А некоторые еще за пять лет до восстания — во время изготовления машин и котлов крейсера — проходили выучку классовой борьбы у сормовского пролетариата. Это было время подъема самосознания рабочих, которое так ярко отобразил Максим Горький в романе „Мать”. Известно, что летом 1900 г. с сормовскими рабочими дважды встречался В. И. Ленин. Среди них работала очень сильная подпольная большевистская организация во главе с Я. М. Свердловым. В 1902 и 1903 гг. здесь проходили мощные политические первомайские демонстрации. Обстановка тех лет в Нижнем хорошо показана в книге „История Красного Сормова” (М., „Мысль, 1969), к которой мы и отсылаем читателя.

Трудно представить, чтобы электрики и артиллеристы, машинисты и кочегары „Очакова”, контактировавшие на протяжении многих лет с рабочими Сормова, Петербурга, Екатеринослава, Перми и всех тех других городов, откуда шли поставки и прибывали рабочие-монтажники, оставались равнодушными к набиравшему силы рабочему движению. Много времени провели в Сормове остававшиеся там на время отправки машин в Севастополь машинный кондуктор Вдовиченко, машинные квартирмейстеры 1 статьи Ляшко и Волошин, кочегар 1 статьи Фомич.

Достоверно известно, что О. И. Волошин (до военной службы — рабочий Донецкого бассейна) вел активную революционную пропаганду. Уже в марте 1903 г. он был отдан под „ближайший надзор начальства” за то, что возле Малахова кургана бросил привезенный им из Нижнего сверток, в котором оказалось „множество революционных изданий, прокламаций, революционных отчетов”. За ведение революционной пропаганды 19 ноября 1904 г. О. И. Волошина арестовали, но и после освобождения, отданный под надзор командира 32-го экипажа, он продолжал деятельно участвовать в подготовке восстания на крейсере „Очаков” и броненосце „Екатерина II”. Эта подпольная работа усилилась в связи с октябрьскими событиями в городе и во флотской дивизии.

Резкому подъему революционных настроений в команде „Очакова” способствовало ежедневное появление на нем для завершения достроечных работ около 300 рабочих, среди которых были и агитаторы, специально прибывшие из центров забастовочного движения — Петербурга и Москвы. От экономических требований агитаторы исподволь переходили к политическим. И прежде всего речь шла о необходимости законного, ввиду выхода манифеста о свободе, освобождения арестованных Чухниным матросов „Потемкина”.

Брожению на крейсере способствовала крайняя непопулярность недавно назначенного и не понимавшего перемены обстановки временного командира корабля капитана 2 ранга С. А. Глизяна [50].

С. А. Глизян пытался, согласно наставлениям адмирала, подтянуть команду и начал угрожать „очаковцам” расстрелами и репрессиями, какие уже постигли команду „Прута” и какие предстоят теперь участникам подавленного восстания в Кронштадте. В результате уже 8 ноября он вынужден был доносить Г. П. Чухнину о неповиновении машинной и кочегарной команд, которые, несмотря на троекратное его приказание „разойтись и не устраивать сборищ”, разойтись отказались. Громкие крики „командира долой!”, подхваченные едва ли не всей командой „Очакова”, были хорошо слышны на рейде. Только появление пользовавшегося доверием команды старшего офицера капитана 2 ранга М. М. Скаловского удержало матросов от решительных действий. Однако они официально заявили старшему офицеру жалобу на то, что трое из них, поставленные командиром на верхней палубе „под ружье” [51], продрогли от холода.

На следующий день к подъему флага, вопреки обыкновению, наверх вышла и машинная команда. При обращении командира она отказалась отвечать на его приветствие. Строй команды смешался, вновь раздались крики „долой командира!”.

Прибывшему для разбора инцидента военно-морскому прокурору выборный от команды машинист А. И. Гладков заявил претензию на грубое обращение командира и на неудовлетворительность пищи, а также высказал требование разрешить команде участвовать в митингах на берегу и пожелание — чтобы офицеры занимались с матросами и объясняли им текущие события государственной жизни страны.

10 ноября командир корабля здоровался утром только с кондукторами и караулом. Команда весь день находилась в возбужденном состоянии, которое, как замечали офицеры, особенно старались усилить машинисты Гладков, Чураев и Докукин. Как говорилось потом в обвинительном заключении, „люди собирались в кучки и о чем-то оживленно беседовали между собой, прекращая разговор при приближении начальствующих лиц”.

Сергей Петрович Частник (1874–1906) — кондуктор, старший баталер крейсера «Очаков», один из руководителей восстания

Так в команде крейсера зрела и приобретала все более организованную форму убежденность в необходимости коллективных действий.

Душой организации были большевики. Революционная пропаганда велась в то время на кораблях не только большевиками. Знавшие о многом севастопольские жандармы считали, что, помимо разного рода временно проявлявших себя революционных социал-демократических фракций, прочные корни в городе и на флоте имели только четыре „противоправительственные организации” разных платформ. И первой из них неизменно назывался Севастопольский комитет Крымского союза РСДРП. Его агитаторы и его прокламации всегда были предметом наибольшего внимания жандармов, их больше всего боялся Г, П. Чухнин, с ними вел он особенно жестокую, непрерывную и все-таки безуспешную борьбу. Опыт восстаний на Черном море, как и на Балтике, убедительно показывал, что самоотверженность и революционная стойкость матросов с наибольшей силой проявлялась именно на тех кораблях, движением на которых руководили большевики. Григорий Вакуленчук на „Потемкине”, Дорофей Кошуба и Семен Дейнега на „Георгии Победоносце”, Александр Петров и его три товарища на „Пруте”, — именно эти беззаветные революционеры обеспечили успех трех главнейших предыдущих восстаний грозного 1905 года на Черноморском флоте. И то, что вслед за ними „Очаков” встал в центре событий ноябрьского восстания в Севастополе, объясняется тем же: на крейсере сложилась и уцелела к этому времени самая боеспособная из всех действующих большевистских групп. Ее составляли, насколько можно судить по немногим сохранившимся документам, машинист А. И. Гладков, комендор Н. Г. Антоненко и сверхсрочно служащий кондуктор С. П. Частник.