— Это она остановила меня. — Он скоро станет мастером рассказывать всякие сказки. — Ей не понравился наш уговор или ей не понравился я. Как бы то ни было, она не изъявила желания, а я не настаивал. — Фразы складывались значительно легче, чем когда он разговаривал с Роаноком. — Вот такие дела. Я взял на себя труд сообщить ее покровителю, что она ему не изменила.

— Честь превращает тебя в дурака, Блэкшир. — Каткарт дернул подбородком в сторону Квадратной Челюсти, который наслаждался булочками с маслом. — Он тут перед всеми распинался о том, какая сладкая куколка ему досталась и какую восхитительную ночь он с ней провел. Думаешь, он и в самом деле заслуживает, чтобы его убеждали в постоянстве его любовницы?

— Я поступил так, потому что считал, что это послужит ее интересам. А то, чего он заслуживает или не заслуживает, к делу не относится. — Он пожал плечами и наколол на вилку еще один кусочек ветчины. Прямо-таки олицетворение человека, который заботится о своей совести, невзирая ни на кого. И отнюдь не человека, который всю утро боролся с запросами своего тела, потому что боялся лишиться доверия дамы.

После пробуждения она не отодвинулась от него, хотя наверняка заметила, как сильно он возбужден. Она знала, что он желает ее, но доверяла ему, верила, что он не станет действовать исходя из этого желания. И разве мог он себе такое позволить после ее ночных кошмаров и после откровенного рассказа о ее падении? Брошенный она котенок или нет, однако она заслужила бережного отношения и одну ночь и еще одно утро отдыха от настойчивости мужчин.

Он дал ей это. Квадратная Челюсть на это не способен. Она же в ответ одарила его глубочайшей радостью, которую принесло ему сознание, что ему удалось успокоить ее, унять ее страхи, оградить от мучительных кошмаров.

— Ты будешь есть пирог? Или в тебе взыграла романтика и ты решил заморить себя голодом? Осмелюсь заметить, что с ней это будет пустой тратой сил. — Голос Каткарта вернул его в действительность, к столу, тарелке и вилке, которая зависла в воздухе. Уилл тряхнул головой, прогоняя прочь фантазии, и положил в рот ветчину.

— Я уже начинаю верить в то, что у него есть неестественные наклонности. — Заканчивая фразу, Элайза ударила ракеткой по воланчику, поэтому последние слова прозвучали довольно громко и разнеслись по галерее. — Никогда не слышала, чтобы мужчина укладывал даму в свою постель только ради того, чтобы самому поспать на полу.

— Лидия уже все объяснила. Она ему отказала, и он к ней не притронулся. — Воланчик пролетел слишком близко к портрету одного из предков Роанока в роскошном парике. Мария отступила в сторону, чтобы волан не попал в нее, и он со стуком упал на пол. — Неужели мы такого низкого о себе мнения, что удивляемся, когда мужчина пересиливает себя?

— Есть большая разница между пересиливанием себя и отказом от охоты после первого «нет». — Свободной рукой Элайза приподняла юбку, чтобы не наступить на подол, когда понадобится бежать к воланчику. — Если он действительно надеялся переспать с ней, он наверняка поуговаривал бы ее. Попытался бы соблазнить. — Она обратилась к Лидии: — Ты точно уверена, что он не пытался? Не старался переубедить тебя или чем-нибудь завлечь?

— Он был очень добр. — Лидия подобрала волан и подала его снизу. — Он вел себя очень уважительно. Однако ничего не говорил насчет того, чтобы я передумала.

— И именно это делает его привлекательнее всех остальных мужчин. — Держа ракетку на плече, как изящный зонтик от солнца, Мария встала спиной к высокому окну. — Она сказала «нет», и он решил, что это явный отказ, а не намек на то, что ее надо уговаривать. Он поверил ей, потому что знал: она отдает себе отчет в словах! Честное слово, мне ужасно жаль, что у него нет денег. Любая дама сочла бы себя счастливой, если бы оказалась на содержании у такого человека.

«Даже более счастливой, чем ты думаешь». Лидия метнулась вправо, чтобы отбить волан. Она, естественно, ничего не рассказала о своих кошмарах и о том, как он отреагировал на них. И о его присутствии в кровати. Ни слова о возбуждении и о том, как ей было приятно чувствовать на себе тяжесть его руки. Всего этого было вполне достаточно, чтобы заставить рационально мыслящую даму поверить в удачу.

— И все же я подозреваю, что с ним что-то не так. Не забывайте, позапрошлым вечером он отказался от Барбары. — Элайза пропустила удар, но не стала поднимать волан и решила закончить свою мысль. — Если у него есть какие-то отклонения, он наверняка хотел бы это скрыть. И здесь нет лучшего способа, чем заключить пари на женщину другого мужчины. — В четвертый или пятый раз за день она бросила на Лидию взгляд: «Я не буду разоблачать тебя, но я знаю, что ты рассказала нам не все». Лидия отвела глаза и принялась сосредоточенно заправлять в прическу выбившийся локон.

— Чушь. — Мария отошла от окна и заняла место Элайзы. — Если он хотел обмануть всю компанию, зачем ему рассказывать, что он спал на полу? Он прямо так и заявил мистеру Роаноку за завтраком. И мистер Мосс говорит то же самое. — Она подняла воланчик, ударила по нему, и он пролетел по галерее. — Самое разумное объяснение — это что он испытывает tendre[11] к Лидии. Кстати, это объясняет и то, что он не захотел иметь дело с Барбарой. Когда понял, что взаимностью она не отвечает, он приложил все силы к тому, чтобы не нанести вред ее отношениям с покровителем. Это замечательный, чрезвычайно изысканный вид глубокой привязанности. И очень романтичный. Вот бы другим джентльменам поучиться у него!

Романтичный. Когда-то это слово что-то значило для нее. Если бы не было прошедших трех лет и если бы мистер Блэкшир оказался на ее пути тогда, она, возможно, и ответила бы на его любовь. Возможно даже, что влюбилась бы в него первой, и тогда ей посчастливилось бы испытать взаимные чувства.

Если бы, если бы, если бы. Нечего думать об этом, бессмысленная работа для ума. Она пропустила удар и отошла к окну.

— Ты сегодня говорила с мистером Роаноком? — Даже у Элайзы хватило такта задать этот вопрос в тот момент, когда она наклонилась, чтобы поднять воланчик. Весь день дамы ходили вокруг да около и думали о том, что Эдвард провел ночь с другой дамой. И обе в глубине души радовались, что их джентльмены вряд ли пошли бы на подобное.

— Нет. — Лидия постукивала ракеткой по запястью, всем своим видом изображая равнодушие. — Он все время был занят тем, что хвастался перед другими джентльменами своей ночной победой. Думаю, мы с ним поговорим, когда ему надоест хвастаться.

«Или не поговорим». А о чем тут говорить? Никакие объяснения не смягчат то оскорбление, что он нанес ей. Ей ничего не остается, как продолжать отношения с ним.

Она же сказала мистеру Блэкширу, что не тешит себя никакими иллюзиями насчет верности Эдварда.

— Ему повезло, что ты у него есть. — Элайза ударила по волану и отошла в сторону. — Если бы меня так унизили, клянусь, я бы в полной мере развлекла мистера Блэкшира, хотел бы он того или нет, причем позаботилась бы о том, чтобы все было слышно в комнате у мистера Роанока.

— Да, но ты сделала бы так в любом случае. — Это замечание показало остальным, что ее душевное равновесие не нарушено, а также увело разговор от мистера Блэкшира и от нее самой к более безопасным темам и добродушному подшучиванию друг над другом.

Эта веселая болтовня пошла ей на пользу: ей нужно было успокоиться, прежде чем идти в комнату Эдварда. С приближением вечера стало совершенно очевидно, что он злится. Несмотря на все заверения мистера Блэкшира, он все не мог оправиться от позора, нанесенного проигрышем. Она видела это по его преувеличенному равнодушию, по тому, с каким пылом он поздравлял самого себя с ночными подвигами в обществе нанятой партнерши. Он продолжал разглагольствовать на эту тему и в ее присутствии. И это означало, что его гнев направлен на нее.

Что ж, Лидия предвидела такую вероятность. И она ничего не добьется, если укажет ему на нелогичность его недовольства. Мужской гнев проистекает из самых разных источников, в том числе и из вполне понятных ран, нанесенных их достоинству. В таких случаях благоразумной женщине следует отойти в сторону и ждать, когда все уляжется само собой.