— Не хотите ли кофе? — спросил Грей.

— Вы же знаете, что я… — Она запнулась. — Я предпочла бы чай.

— Я закажу.

Желая выглядеть независимым, Грей отъехал от нее и сам поднял телефонную трубку. Сделав заказ, он вернулся к столу. Штур снова закрылся газетой; беседа, очевидно, была исчерпана. Глядя на них двоих, Грей сказал:

— Должен заметить, что вы оба даром теряете время. Мне нечего сказать.

— Вы представляете, во что моей газете обходится ваше пребывание здесь? — поинтересовался Штур.

— Я не просил помещать меня в эту клинику.

— Наши читатели озабочены вашей судьбой, Ричард. Вы — герой.

— Совсем нет. Просто я оказался в неподходящее время в неудачном месте. Это не значит, что я герой.

— Поверьте, я здесь не для того, чтобы спорить с вами, — сказал Штур.

Чай был подан на серебряном подносе: чайник, фарфоровые чашки, крохотная сахарница, бисквиты. Пока официант накрывал на стол, Штур вернулся к чтению газеты, и Грей воспользовался возможностью рассмотреть Сьюзен Кьюли как следует. Дейв назвал ее «хорошенькой», но вряд ли это слово было удачным. Самая обыкновенная, хоть в общем и приятная, внешность: правильные черты лица, карие глаза, светло-каштановые прямые волосы, узкие плечи. Правильнее всего было бы сказать про нее: «неброская». На вид ей было лет двадцать пять — двадцать семь. Она сидела в свободной позе, положив тонкие руки на подлокотники кресла, держалась прямо, но без напряжения. Она не смотрела на него, явно предпочитая разглядывать чашки на столе. Kaзалось, она стремится избежать не только его взгляда, но и оценки, не желая знать его мнения о себе.

Мнения, впрочем, он пока не имел, если не считать того, что она находилась здесь и явилась вместе со Штуром, стало быть, имела прямое или косвенное отношение к этой газете.

Кем она могла приходиться ему в прошлом? Она сказала, что была другом, но какого рода? Другом семьи? Одной из тех, с кем он когда-то вместе работал? Любовницей? Неужели он не в состоянии вспомнить даже такую простую вещь? Что в ней могло заставить его влюбиться? Ему пришло на ум, что она может оказаться подставной фигурой газеты: «ТАИНСТВЕННАЯ НЕЗНАКОМКА ЗАЯВЛЯЕТ ПРАВА НА ЛЮБОВЬ».

Как только официант ушел, Грей снова обратился к ней:

— Ну, так о чем мы?

Она не ответила, просто протянула руку и придвинула к себе чашку. Она по-прежнему не смотрела на него, теперь рассыпавшиеся волосы скрывали ее лицо.

— Не помню, чтобы видел вас прежде. Если хотите продолжать, вам придется сообщить что-нибудь еще кроме того, что мы были друзьями.

Девушка держала в руках чашку — бледные вены просвечивали сквозь кожу запястья — и покачивала головой.

— Или вы здесь просто потому, что он вас привел? — зло бросил Грей и посмотрел на Штура. Тот сделал вид, что не слышит. — Не знаю, что у вас на уме, но…

Только теперь она повернулась к нему, и он впервые как следует разглядел ее лицо — удлиненное, неяркое, с мелкими чертами. Глаза ее были полны слез, уголки губ дрожали. Она вскочила, опрокинув чашку, оттолкнула кресло и бросилась прочь, задев по пути инвалидную коляску. Боль пронзила спину и голову Грея. Он услышан позади сдавленные рыдания: девушка стремглав пронеслась по комнате и выбежала в коридор.

Посмотреть ей вслед? Надо было преодолеть сопротивление негнущейся шеи. Грей даже и не пытался. В комнате повисла холодная тишина.

— Как можно быть таким бессердечным! — Штур в сердцах отшвырнул газету. — Я позвоню Вудбриджу.

— Подождите минутку! Что тут вообще происходит?

— Неужели вы не видите, до чего ее довели?

— Кто она?

— Ваша подружка, Грей. Она думала, что вы увидите ее и в вашей памяти что-нибудь включится.

— У меня нет никакой подружки.

Но мысль о потерянных неделях опять наполнила его бессильной яростью. Точно так же, как сам он стремился избегать воспоминаний о боли, его память бессознательно, но упорно обходила отрезок времени, предшествовавший взрыву заминированного автомобиля. На этом месте в воспоминаниях была абсолютная пустота, черная дыра — провал, куда он не мог пробраться. Он просто понятия не имел, как это сделать.

— Она сама нам так сказала.

— А где она была, когда это случилось? Она не слышала об обращениях полиции? Если слышала, почему так долго не объявлялась? И если я правда ее знал, какого черта она здесь делает вместе с вами?

— Остыньте, это был всего лишь эксперимент.

— Вудбридж заварил эту кашу?

— Нет. Это все Сьюзен. Она сама вышла на нас. Рассказала, что у вас с ней был роман и он оборвался незадолго до взрыва. Лишь намного позже, из газет, она случайно узнала, что вы — в числе жертв. Тут она и объявилась. Надеялась, что встреча с ней поможет пробудить вашу память.

— Выходит, все это было трюком.

— Не стану отрицать: если бы наши надежды оправдались, мы непременно опубликовали бы отчет в газете. Хотя на самом деле я здесь только затем, чтобы присматривать за вашей подружкой.

Грей покачал головой и сердито уставился в окно, на море. С тех пор как он узнал, что страдает ретроградной амнезией, он старался приспособиться и по возможности ладить с этим новым для него состоянием. Сначала он зондировал ощущение пустоты, полагая, что ему удастся обнаружить способ проникнуть в нее, но эти бесплодные усилия только подавляли его, грозя полным погружением в себя. Тогда он заставил себя не думать об этом, попробовал смириться с тем, что те несколько недель, память о которых не вернулась, останутся потерянными навсегда.

— Как Вудбридж решился пойти на такой эксперимент?

— Он просто дал согласие. Идея принадлежит Сьюзен.

— Неважная идея.

— Это не ее вина, — заметил Штур. — Посмотрите на себя: вы же совершенно бесчувственны! А Вудбридж еще опасался, что встреча с ней может вас травмировать. Это, между прочим, было главным его возражением. И вот вы сидите как ни в чем не бывало, а девушка рыдает.

— Ничем не могу помочь.

— Ну так и ее не вините. — Штур поднялся и засунул газету обратно в карман. — Нет смысла продолжать. Я позвоню вам, прежде чем приехать снова. Где-нибудь через месяц или около того. Возможно, к тому времени вы станете более восприимчивым.

— А девушка?

— А я собираюсь вернуться ближе к вечеру.

Оказывается, она была в комнате — стояла возле него, за его левым плечом, опершись рукой на спинку коляски и глядя на него сверху вниз. При звуке ее голоса Грей удивленно встрепенулся, потревожив свою негнущуюся шею, словно только сейчас завершил это движение ей вслед, на которое не решился прежде, когда она в слезах выскочила в коридор. Как давно она здесь — рядом с ним, но вне поля его зрения? Штур и не подумал дать ему знать, что она вернулась.

— Подожду вас в машине, — сказал Штур девушке. Он прошел мимо коляски, и Грей снова ощутил неприятный осадок из-за того, что все присутствующие выше его. Сьюзен села в кресло на прежнее место.

— Простите, что не сдержалась, — сказала она.

— Что вы, извиняться следует мне. Я был с вами непозволительно груб.

— Сейчас я не останусь. Мне нужно время, чтобы подумать, но я еще зайду к вам позже.

— После ленча у меня физиотерапия, — сказал Грей. — Нельзя ли перенести встречу на завтра?

— Думаю, удастся. Тони должен вернуться в Лондон прямо сейчас, но я могла бы задержаться здесь.

— Где вы остановились?

— Мы ночевали в Кингсбридже. Надеюсь, что как-нибудь смогу договориться с администрацией отеля.

Во время разговора она, как и прежде, не смотрела на него прямо, лишь изредка бросала короткие взгляды сквозь пряди тонких волос. Она уже не плакала, но заметно побледнела. Ему хотелось вспомнить ее, почувствовать что-то по отношению к ней, но напрасно: она оставалась для него посторонней. Пытаясь подыскать другие слова, более душевные, чем холодные фразы насчет завтрашней встречи, он спросил:

— Вы уверены, что все еще хотите поговорить со мной?

— Да, конечно.

— Тони сказал, что мы, я хочу сказать, вы и я одно время были…