— Пока вы писали, доктор Хардис отвел меня в сторону и сказал: «Когда пациент выйдет из транса, мы не должны ничего говорить ему об этом происшествии». Я спросила, что все-таки произошло, но он заявил, что мы обсудим этот случай позже. Он еще раз повторил, что ни при каких обстоятельствах нельзя говорить об этом в вашем присутствии. Вы продолжали писать, а доктор Хардис по-прежнему находился в замешательстве и, кажется, злился на вас не меньше, чем на меня. Он грубо отобрал у вас ручку и вернул мне блокнот. Вы попросили разрешения продолжать, каким-то несчастным голосом. Доктор Хардис сказал, что намерен вывести вас из транса, и снова призвал меня к молчанию. Он с трудом успокоил вас, потом начал будить. Остальное вы, вероятно, помните.

— Когда я открыл глаза, то сразу понял, что не все в порядке. Но я, конечно, не знал, в чем дело.

— Теперь знаете. Мы на какое-то время вас потеряли.

— Вы говорили, что этому есть объяснение?

— Всего лишь догадка. Доктор Хардис полагает, что могла возникнуть некая форма негативной галлюцинации. В отдельных случаях процесс гипноза воздействует не только на пациента, но и на врача. Монотонное повторение одних и тех же слов, успокаивающие интонации, тишина в помещении — иногда это убаюкивает самого гипнотизера: приводит в состояние легкого транса, делает чувствительным к самовнушению. Это происходит сплошь и рядом, хотя профессионалы обычно соблюдают меры предосторожности. Именно это, на наш взгляд, и случилось: и доктор Хардис, и я — мы оба поддались гипнозу. Можно предположить, что у нас обоих возникла одна и та же негативная галлюцинация: на время мы лишились способности вас видеть. Крайне редко, но такое случается, Мне удалось отыскать кое-что похожее в литературе. И все же наша история по-своему уникальна. Если верить опубликованным отчетам, во всех известных случаях врачи проводили свои сеансы в одиночку, и только здесь сразу два человека — сам врач и его помощник — испытали негативную галлюцинацию одновременно.

Грей думал о том, что не раз повторяла Сью. Она утверждала, что невидимость в одинаковой мере зависит и от объекта, и от наблюдателя. Некоторые могут видеть, некоторые нет. Быть может, ее невидимость — тоже последствие негативной галлюцинации и, стало быть, легко объяснима в проверенных терминах, давно используемых клинической психологией? Александра ссылалась на успокаивающие приемы гипнотизеров, монотонное повторение одних и тех же слов. Все это очень напоминало Сью — ее бесшумные и плавные движения, спокойные манеры, ощущение умиротворенности, которое обычно возникало в ее присутствии, когда они оставались вдвоем и не скандалили по поводу Найалла, неизменно благотворное воздействие ее внешнего вида, выражения лица. Вспоминал он и тот день, когда они ходили по людным улицам и Сью пыталась разными способами доказать ему, что невидимость — не выдумка. Он даже фотографировал людей, которых она объявляла невидимыми от природы. Потом Грей подумал о снимке в альбоме у родителей Сью, где она была вместе с Найаллом. Объектив фотоаппарата не может страдать негативной галлюцинацией.

— Значит, вы полагаете, что все обстояло именно так? — спросил он.

— Разумеется. Если только вы и вправду не стали невидимым, — сказала Александра, улыбнувшись. — Другого объяснения нет.

— Хорошо, а что вы думаете о подлинной невидимости? — спросил Грей, повинуясь внезапному импульсу. — Возможно ли это? Я имею в виду…

— Фактическая, материальная невидимость? — Она по-прежнему улыбалась. — Только если вы верите в магию. Вы же сами в тот день испытали негативную галлюцинацию. Помните, доктор Хардис сделал так, что вы не могли меня видеть? Так что вы должны понимать, как это работает. Я ведь не была невидимой по-настоящему, вам одному так казалось.

— Но я не понимаю разницы, — настаивал Грей. — Раз я не мог вас видеть, значит, вы во всех отношениях были невидимой. Чем же, по существу, материальная невидимость от этого отличается? Потом, как вы сказали, я сам стал невидимым для вас и Хардиса. Находился ли я по-прежнему в кабинете?

— А как же иначе?!

— А что бы произошло, положи вы руку на мое кресло? Вы могли бы прикоснуться ко мне?

— Да. Но я ничего бы не почувствовала, потому что такая негативная галлюцинация — полная: не только глаза перестают видеть, но и разум полностью теряет способность адекватно воспринимать действительность.

— Вот и выходит, что это одно и то же, раз я стал полностью невидимым.

— Только субъективно. Вы сделались невидимым для нас, потому что мы были не в состоянии вас замечать.

Александра стала рассказывать о другом случае: о женщине, у которой негативная галлюцинация возникала спонтанно и которую лечили гипнозом. Грей внимательно слушал, но параллельно думал о своем, пытаясь по-новому перетолковать для себя то, что слышал от Сью.

Если все, о чем говорила Сью, — правда, а она, несомненно, в это верила, то вот оно — вполне подходящее объяснение ее историям про невидимость. Как сказала Александра, рациональное объяснение — только одно, сколь бы удивительным оно ни казалось. То же относится и к рассказам Сью, пусть даже степень несуразности делает ее заявления еще менее вероятными. Когда она утверждает, что Найалл невидим для всех, вероятно, имеется в виду, что он способен навести негативную галлюцинацию на всех окружающих.

Было трудно размышлять об этом и одновременно слушать Александру, поэтому он отложил свои теории на потом. Вскоре разговор ушел в сторону от медицины. Она спросила, как идет его выздоровление, как ему удается адаптироваться к нормальной жизни, какие проблемы остаются. Он рассказал ей о недавней командировке, сообщил, что заехал на денек в Манчестер. Как-то само собой получилось, что он ни словом не упомянул о Сью.

Потом они прошлись пешком до его дома. Возле самого крыльца Александра сказала:

— Мне пора возвращаться к брату. Большое спасибо вам за беседу.

— Думаю, я узнал больше, чем вы.

Как и при первой встрече, они вежливо пожали друг другу руки. Грей сказал:

— Я вот о чем подумал. Может быть, нам встретиться как-нибудь снова? Скажем, вечером?

— Полагаю, не для интервью?

— Нет, конечно нет.

— Я готова принять приглашение.

Они договорились о встрече на следующей неделе. Она написала свой адрес и номер телефона в блокноте, затем вырвала страницу и протянула ему. Он обратил внимание, что цифру «7» она написала с перечеркнутой ножкой.

Вечером Грей отправился к Сью. Едва войдя в комнату, он понял: что-то не так. Очень скоро все объяснилось. Оказалось, что звонила ее мать и рассказала о его посещении.

Сначала он пытался лгать.

— Нам пришлось поехать в Манчестер для продолжения съемок, — сказал он. — Вот мне и взбрело в голову навестить их.

— Ты же говорил, что съемки будут в Токстете. Какого дьявола вам понадобилось тащиться в Манчестер?

— Ладно, я поехал специально. Захотел познакомиться с твоими родителями.

— Они же ничего обо мне не знают! Что они тебе наговорили?

— Я понимаю, ты считаешь, будто я шпионил за тобой, но на самом деле это не так. Сью, я должен был знать.

— Что именно знать? Что вообще они могут рассказать обо мне?

— Они же все-таки твои родители, — сказал Грей.

— Да, но они едва видели меня с тех пор, как мне исполнилось двенадцать!

— Поэтому я и поехал. Понимаешь, пока я был на съемках, кое-что произошло.

Он рассказал ей про стриптизершу из рабочего клуба и про тот случай в пабе в Белфасте, который она невольно ему напомнила.

— Это заставило меня увидеть все, о чем ты говорила, в новом свете. Я подумал, что в твоих словах должна быть доля правды.

— Я знала, что ты мне не веришь.

— Дело не в этом. Я просто должен разобраться во всем сам. Мне жаль, если ты считаешь, что я сую нос не в свои дела, но мысль заглянуть к твоим пришла ко мне совершенно случайно, под влиянием момента. Я захотел поговорить с кем-нибудь еще, кто тебя знает.