А теперь

В 1931 г. во Франции вышел знаменитый роман «Монах» Мэтью Грегори Льюиса (1775–1817), «рассказанный» Антоненом Арто. О том, что «Монах» им не переведен, а именно «рассказан», в подзаголовке к роману читателя уведомлял сам Арто. Он же снабдил «Монаха» кратким предисловием, в котором говорил об особенностях проделанной им работы.

По признанию самого писателя и свидетельствам современников, английским он в то время почти не владел. Поэтому, задумав создать свой вариант «Монаха», Арто обратился к переводу, выполненному еще в 1840 г. Леоном де Вайи. Леон де Вайи старался как можно точнее следовать за Льюисом, ступая буквально «шаг в шаг». В этом плане его перевод оказался, по-видимому, как раз тем, что и искал Арто: добросовестно выполненным подстрочником, отталкиваясь от которого, он мог позволить себе ряд вольностей в обращении с текстом. Однако «переводческие вольности» Арто — тема особая. Прежде чем затронуть ее, попробуем разобраться в том, зачем вообще понадобилось Арто взяться за перевод Льюиса.

Наряду с «Замком Отранто» Г. Уолпола и «Мельмотом-скитальцем» Ч. Мэтьюрина, мэтр сюрреализма Андре Бретон относил «Монаха» Льюиса к шедеврам фантастической прозы — прозы, в которой царит «чудесное». Для Бретона роман ценен в том случае, если побуждает дух человеческий к стремлению покинуть землю. В «Манифесте сюрреализма» он отметит как одно из неоспоримых достоинств творения Льюиса воплощение в нем тезиса «нет ничего невозможного для решившего дерзнуть». Сюрреалисты, стремившиеся за зримыми фактами разглядеть некую «надреальность», питали особый, вполне оправданный интерес к авторам, чья фантазия явно переступала грань обыденности. Увлечение Бретона и его единомышленников готическим английским романом, и «Монахом» в частности, было закономерным не только потому, что создатели «черного романа» (так называют этот пласт литературы французские исследователи) предлагали целый калейдоскоп невероятных характеров и ситуаций. Напомним, что жанр готического романа был очень распространен в литературе конца XVIII — начала XIX в. Его появление было связано с возрождением интереса к эпохе средневековья. В английской эстетике конца XVIII в. термин «готический» подразумевал готов, разрушивших античную культуру на территории Западной Европы. Готические романы любили также именовать «романами тайн и ужасов» — жизнь в них полна необъяснимых загадок, причины которых сверхъестественны и выходят за пределы разума. Сюрреалистам, так высоко ценившим готические романы, казалось, будто нарушение привычных норм, нагнетание событий, противоречащих законам логики, скорее позволит ощутить первоосновы бытия, высвободить духовную энергию личности, которую социальные и логические стереотипы как раз и подавляют. Логике они противопоставляли интуицию, последовательности — спонтанность и непосредственность. Характерно, что в восприятии Арто, который во многом отталкивался от сходных с Бретоном принципов, Льюис обладал даром «мистических прозрений», позволяющим соприкоснуться с запредельным. Арто полагал, что «Монах» заключает в себе глубинный смысл и привлекает неожиданно современным звучанием. Основную идею романа можно определить как высвобождение человеческого естества, сути, преодолевающей ради этой свободы многие барьеры.

Почему же все-таки не мог удовлетворить Арто добротный, казалось бы, перевод Леона де Вайи? И что предлагает нам сам Арто: перевод? пересказ? вольное переложение? Своего «Монаха» он называет «копией с оригинала», но такой копией, в которую художник, воссоздающий старинный шедевр, привносит то, в чем оригинален и самобытен он сам. Драматургический строй мысли Арто был сориентирован на динамику действия. Не удивительно поэтому, что неспешное, пространно-многословное повествование Льюиса Арто должен был счесть излишне затянутым.

Внести динамику в медлительное течение действия, сделать рассказ интенсивнее, ярче высветить определяющие черты основных персонажей — так можно было бы определить цель, которую преследовал Арто-переводчик. «Монах» Льюиса вышел в 1796 г., он имел большой успех, стал сенсацией и вызвал на молодого автора град обвинений в безнравственности. Роман рассказывает о преступлениях испанского монаха Амбросио, подписавшего пакт с самим дьяволом, и достаточно насыщен устрашающими, жестокими порождениями фантазии. Арто отнюдь не стремился сделать «черный роман» еще чернее. Ему важно было подчеркнуть игровую природу текста, облегчить несколько тяжеловесную готическую прозу, сделать ее легче, невесомей, прозрачнее. В подходе к переложению «Монаха» несомненно сказалась и тяга Арто к «раблезианской чрезмерности» ситуаций: «чрезмерность» виделась ему необходимой для выявления человека подлинного, снявшего «маску», для постижения «коллективного бессознательного», которое определяло для него истинный смысл сущего.

Динамика, к которой стремился Арто, определила ход его работы над текстом, равно как и его отношение к внутренней организации романа. Он как бы придает романной конструкции более четкие контуры, акцентируя главное и опуская то, что, по его мнению, не слишком важно для развития интриги, мешает повествованию, замедляя его ритм и скрадывая напряженность рассказа. Под пером Арто едва ли не вдвое сократился исходный оригинальный текст.

Он избавляется от «Предуведомления» Льюиса, в котором тот подробно объясняет читателям, где можно отыскать первоисточники использованных им в романе легенд. Пояснения Льюиса оказываются для Арто излишними, так как многие легенды и баллады оригинала в своем варианте «Монаха» он или не использует вовсе, или дает в значительно сокращенном виде. Опускает Арто и предисловие, названное «Подражание Горацию», в котором Льюис представляет себя читателю и, расставаясь со своим творением, рассчитывает на его успех у публики.

Арто сосредоточил все внимание на действии или собственно интриге. Ему хотелось придать тексту максимум живости, добиться, чтобы роман на едином дыхании читали от начала до конца. Этому в немалой степени способствуют не существующие в оригинале названия глав. Ирония присутствует в придуманных им заглавиях: «Искушение», «Магическое заклинание», «Подземелье», «Призрак», «Скоропалительные похороны»… Названия глав как бы намечают канву романа, выделяя основные сюжетные узлы повествования. К тому же они не дают остыть любопытству читателя, который должен все время быть в напряжении, так чтобы ему не терпелось узнать — а что дальше?

Арто выделяет в романе две группы персонажей. Это Амбросио, Матильда и Антония — главные действующие лица, которые «держат» рассказ, и, словно вторящие им, Агнес, дон Раймонд и дон Лоренцо — менее важные персонажи, оттеняющие основных героев, они не лидеры, но их не назовешь и второстепенными. Так называемый описательный фон романа автор будет намеренно сгущать, сокращать, концентрировать. Везде, где чтение рискует перейти в замедленное, он словно торопится ускорить его ход, добавляет броские штрихи, детали, неожиданные мазки. Так поступает он уже на первых страницах романа, значительно сокращая слишком затянутую, по его мысли, экспозицию Льюиса и торопясь сразу перейти к сути.

Казалось бы, Арто следует за Льюисом, не пропуская ни слова, ни строчки, ни одной, даже мелкой, подробности. Однако, если всмотреться пристальнее, оказывается, что он позволяет себе опускать излишнее многословие, старательно сохраняя все, что способствует выразительности рассказа. Так, набрасывая портрет юной Антонии, он, как и Льюис, не забудет о ее прелестной шее, «до удивления тонкой, белой и нежной, затененной золотистыми завитками», отметит «изгиб ее бедра, достойный Венеры Медицейской», упомянет о «белом, очень длинном платье», которое «едва позволяло увидеть кончик крошечной ножки». Но он не станет, вслед за Льюисом, сравнивать Антонию с лесной нимфой гамадриадой и не будет уточнять, что роста она была скорее ниже, чем выше среднего. Там же, где речь идет о том, как обворожительно-прелестна Антония, Арто, сверяясь с переводом Леона де Вайи, с явным удовольствием повторяет подлинник. В иных же случаях Арто приходил к выводу, что Льюис излишне сух, и стремился сделать перевод более живописным, усиливая романтический ореол.