— Я полагаю, это продлится еще неделю или две, а там мы сможем забыть о дожде на шесть месяцев. Итак, что там с вашими ребятами?

Паркер устроился поудобнее в глубоком плетеном кресле, которое заскрипело под его телом. У кресла была высокая спинка в форме щита, покрытая причудливым узором.

— Соответствующие удобства отсутствуют в старой «финке», которую сняли для нас...

— Нет. Я гадаю, какова цель вашего визита? Для чего вы пришли?

Паркер поболтал свой дайкири, перемешивая в нем лимон с колотым льдом и ромом, и сказал:

— Я хочу постели для нас троих... — тут он покосился на Диту, — ...спальные принадлежности, все, что нужно для готовки, немного еды и выпивки на сегодняшний вечер. Завтра мы собираемся в деревню... Я полагаю, там есть магазин?

— Есть.

— Отлично. Я требовал у Франко в Сан-Хосе все для шестнадцати человек и полагал, что ваши люди все устроили. И мы хотим чувствовать себя свободно в вашем лесу, в северной его части, чтобы за нами никто не приглядывал и не мешал нам.

Он сделал паузу и добавил немного стали в голосе:

— Давайте. Вы знаете, чего я хочу. Я хочу от вас того, за что вам заплатили.

Американец подумал мгновение, припоминая, что они сотворили с двумя из его собственной личной армии.

— Вы это получите, — сказал он. Он еще раз приложился к бутылке «Перрье». — Но почему вы так обошлись с двумя моими ребятами?

— Они направили на нас свои винтовки. Весьма недружелюбно.

— Они были глупы, они любят пошутить, вот и все.

— Этого мы не знали. Там, откуда мы пришли, у нас не было случая встретиться с вооруженными парнями. Даже если они тупые. И особенно если они не тупицы.

— А где же это? Откуда вы?

Паркер встал и осушил свой стакан. Дита и Гудалл последовали его примеру. Было ясно, что встреча, интервью, или чем это было, закончилась. Паркер улыбнулся американцу самой злобной из своих улыбок.

— Англия, — сказал он. — Вот откуда мы.

Дита была сильно удивлена тем, что оба — и Паркер, и Гудалл — энергично принялись приводить в порядок три комнаты, разведя огонь — в старой «финке» было сыро и холодно, особенно сейчас, в дождливый сезон, — и стали готовить ужин из тех припасов, которые прислал Форд, но удивление оставила при себе. Она знала по опыту, что если бы она оказалась в таком же положении за компанию с американскими «зелеными беретами», ей вручили бы метлу и велели заниматься уборкой.

Она помогала, но избегала при этом любого физического контакта с ними: она чувствовала, как действует на них ее присутствие, и видела теперь, что они не остановятся и сметут со своего пути любого, а потому не хотела давать им ни малейшего намека.

Не то чтобы она не предполагала делать намеков совсем, в особенности высокому Гудаллу, но на всякий случай она хотела, чтобы все было на ее условиях, а не как попало, и, разумеется, без насилия.

Когда ужин был готов — свиные отбивные, сладкий картофель, салат из помидоров с зеленым чили, — они устроились на веранде. К тому времени дождь перестал, только где-то на западе над горами погромыхивало. Вернулась тропическая жара, хотя солнце уже зашло за холм — ранчо было ниже над уровнем моря, чем Сан-Хосе, хотя до одного океана было тридцать километров, а до другого — вдвое больше. В мелких оврагах собирался туман, особенно густой над речушкой, которая была рядом. Черные бычки проплывали в нем как медлительные дельфины в туманной воде, иногда поглядывая на людей большими карими глазами, и жевали траву, откармливаясь для превращения в буллбургеры с яйцами. Что, как заметил Гудалл, было весьма странно, поскольку именно яиц у них не было, а значит, реклама врала.

Дита не понимала его тайнсайдский акцент, и Паркеру пришлось объяснять ей эту шутку — если это была шутка, — и он даже слегка покраснел.

— Яйца, понимаешь? Их кастрировали, и у них нет яиц — cojones, знаешь, что я имею в виду? А реклама говорит...

Он повернулся к Гудаллу, который корчился от беззвучного смеха.

— Только втрави меня еще раз в такое дерьмо, — прорычал Паркер, — и я утоплю тебя в нем.

На мгновение Дита ощутила расположение к ним из-за их школярской уязвимости, и все они почувствовали себя немного свободней и слегка расслабились.

— Слушай, а откуда взялся этот Форд? — спросил Паркер.

Дита переместилась на одно из трех складных кресел, принесенных из нового дома вместе со всем прочим, что отгрузил им Форд, и сказала:

— Он здесь был первым американским землевладельцем. Тут уже была ферма, но раза в четыре меньше, чем сейчас, и эта «финка», — она очертила вилкой круг, — была жилым домом. Рассказывают, что форд выиграл ранчо у одного тико в покер в Юнион-клубе, злачном местечке в Сан-Хосе.

Она прожевала, потом проглотила.

— Позднее, когда здесь поднялась цена на говядину, он подписал соглашение с нашими конкурентами, с «Макбургером», чтобы продавать всю свою говядину им. Они вложили довольно много денег в бюрократию — в министерство Того, министерство Сего, — она потерла указательным пальцем о большой, — вы знаете, что я имею в виду, и они дали ему правительственное разрешение рубить лес в три раза больше, чем до того. Он стал богатым, построил дом на холме...

— А потом?

— Он стал жадным. Как все такие люди. Он позволил использовать свою землю Эль-Пастору, одному из никарагуанских контрас, который готовил здесь мятежников, чтобы проникать в Никарагуа через реку Сан-Хуан, и получал деньги от ЦРУ. Говорят, что еще он разрешил самолетам ЦРУ использовать взлетную полосу для перемещения наркотиков, коки из Колумбии и тому подобного. Часть ЦРУ планировала представить дело перед всем миром так, что сандинисты торгуют «ангельской пылью». Но он не стал работать с контрас на севере и скоро навяз у ЦРУ в зубах. Эль-Пастора брали на испуг, убили только двух журналистов, которые пытались взять у него интервью. Это бросило тень на «Макбургер». Потом они не стали брать у него оптом его говядину, и он вынужден был выйти на открытый рынок, где ему сбили цену местные крестьяне, которые были счастливы взять много меньше, чем он...

— Понятно. Он хочет получить контракт с «Буллбургером». Поэтому он и позволил нам использовать его землю...

— Да. Но, возможно, мы не заключим с ним контракта. Кроме всего остального, мы еще и платим ему за это.

— Знает ли он, зачем мы здесь?

— Нет. Но может догадываться.

— А ты? Ты знаешь, зачем мы здесь?

Она поставила свою почти пустую тарелку на пол. Паркер желал бы знать — намеренно ли она позволяет ему заглянуть под ее блузку, когда делает это? Она выпрямилась, вглядываясь в сумерки.

— Мне никто ничего не говорил, но я могу догадываться, как и Форд. Вы с вашими людьми, которые должны еще приехать, хотите уничтожить исследовательскую станцию на том берегу реки, в Никарагуа. Это уже пытались сделать, но безуспешно. Вы хотите это сделать как следует. Так?

Паркер ничего не ответил. Это все было так легкомысленно, так легко. Он чувствовал, что она не предполагает — она знает. Но, возможно, не потому, что Франко или кто еще из «Буллбургера» сказал ей, но откуда-то еще — из более высокого звена? И откуда это исходит? Явно откуда-то дальше, чем из «Буллбургера». Это была довольно большая компания, но не настолько большая. Он припомнил нечто, замеченное им на большой стеклянной двери главного офиса компании: «Член группы Международной пищевой ассоциации», что-то вроде того. А их логотипом была буква М на фоне початка кукурузы. Надо бы принять это во внимание, потом припомнить все, что возможно.

Если бы Паркер в своем городском амплуа торговал кофе, какао, кукурузой или зерном, а не металлами, он должен был бы очень хорошо знать, что из себя представляет МПА.

Гудалл тоже заметил, что Дита знает больше, чем они.

— Так что же они выращивают в своих теплицах? Коноплю? Коку? Определенно это не кукуруза, она же растет на всех плантациях вокруг.