Она пожала плечами.

— Ладно. Мне двадцать девять лет. Я ожидала, что ты сочтешь меня моложе, чем я есть. Большинству мужчин нравится думать, что цыпочки, которых они находят привлекательными, на самом деле цыплятки. Мои родители кубинцы, двадцать лет назад с позволения Кастро они покинули остров и обосновались в Майами. Отец был, то есть он и сейчас юрист, но у него была пара земельных участков — все, что ему осталось от нашего фамильного достояния. Я там выросла, — в голосе ее послышалась ностальгия. — Я была настоящим сорванцом.

— Готов поспорить.

— В Майами я получила хорошее образование, никакое несчастье меня не постигло. Но я все это ненавидела после Гаваны и каникул на асиенде. Пошла в армию, попала в морскую пехоту, получила свой зеленый берет... Идея была такая, чтобы я первой ступила на причал, когда мы вернемся...

Ее голос затих.

— А что потом?

— Ну, десантник, ты должен домыслить все остальное, но ты прав: я побывала в сражении. Теперь я работаю в МПА, а через родительскую компанию — в «Буллбургере». Твоя очередь.

— Моя очередь?

— Почему бы нет?

— Хорошо. Но это не так уж много, — он отбросил назад прядь черных волос. — Самый что ни на есть британец, знаешь ли. Семья со связями, но без денег. Частная средняя школа, но не из лучших. Как только смог, я пошел в армию. Королевские «коричневые береты», стрелковый полк. САС. Фолкленды. Подготовка в джунглях Борнео небольшой заварушки в пользу султана Брунея, частным образом убирающего некоторых вольных стрелков, которых он не любил. Северная Ирландия. Работа в штатском. Хлебнул, когда военная полиция убрала пару наших ребят, хотя мы знали, кто они такие, так что я пошел, э-э, один. Шишкам не понравилось то, что я сделал...

— Шишкам?

— Боссам. Предложили мне почетную отставку, если я буду сидеть тихо. Благодаря связям я получил место на лондонской бирже, занимаюсь металлом, работаю на одного такого Сэма Дорфа. Конец истории.

— Женат?

— Нет.

— Почему?

— Никого я по-настоящему не привлекал. Не как ты, видимо.

— Гей?

— Боже, нет.

«Но, — сказала она себе, — он не уверен в этом на сто процентов». Она удивилась, когда он пошел в контратаку.

— А что насчет тебя? В основном я должен поместить тебя где-то между бисексуалкой и лесбиянкой.

— В самом деле?

Несколько минут они прислушивались к шуму дождя, слишком сильно ощущая жару, сырость, сильные запахи, прикосновение одежды к телу.

— Господи, что это такое?

Раздражающая серия звуков, то усиливающихся, то затихающих, как будто ногтем царапают по доске, донеслась до них откуда-то слева — там показалась процессия из четырех быков, направляющихся от деревни. Животные с огромными рогами, мощными шеями и широкими подгрудками волокли телеги, которые были разрисованы яркими пятнами. В каждой был погонщик в майке и хлопчатобумажных штанах, в сомбреро, которые почти не пропускали дождь. Телеги были пусты.

Паркер вытащил свой диктофон и глянул на Диту со своей мальчишеской улыбкой.

— Снова за работу, — сказал он с видимым облегчением.

Джеми Стрэхан забыл, что Мик остается в джунглях в составе дозора, который должен будет перевезти Диту и Паркера обратно через реку. И он не понял, что Гудалл был в смятении: безадресный гнев, зависть и расстройство. Он также забыл, что о Гудалле на первых страницах некоторых газетенок писали как о бывшем десантнике, который впал в неукротимое бешенство и избил двух молодых людей так, что они попали в больницу, — причем одним из них был его сын, — только за то, что, как он сам заявил, они угрожали ему в ответ на приказание заткнуться.

Как только они вернулись на веранду старой «финки» в Санта-Ана, Гудалл обратился к нему:

— Повтори, что ты сказал, десантник.

— Да ладно, Тим. Это была шутка, — сказал Джеми. Тут он сделал другую глупую ошибку. Ни один из близнецов не блистал умом, но феи забыли про элементарное чувство самосохранения, когда они вручали Джеми дары при рождении.

— Она всего лишь девка, Тим. Не стоит того...

Он покачнулся, пытаясь удержаться на ногах, в ушах зазвенело от болезненного удара, который Гудалл нанес ему в лицо.

Джек Глеу шагнул вперед, подняв руки с раскрытыми ладонями.

— Вы подеретесь, ребята. Мы сделаем это по правилам, или ничего не будет вообще.

Все, кто стоял вокруг, поняли его. Они отложили в сторону оружие, сняли ранцы, но принесли бутылки кока-колы и пива, которые уже открыли.

— Давай, давай, давай!

Клич раскатился, как будто это была школьная спортплощадка. Но были еще формальности, которые требовалось соблюсти.

Джон Крик был секундантом Стрэхана, Джефф Эриксон — Гудалла. Каждый помог своему подопечному раздеться до пояса, обмотать тряпками кулаки и проверить, нет ли у противника подковы или пряжки. Тем временем Хенчард, Альф Стивенс и Уинстон Смит объясняли Биллу Айнгеру, Биллу и Бену и длинному Тони Монтальбану, что связано с «поддержкой круга».

— Вам нет необходимости напоминать правила, — громко и четко сказал Глеу, стоя между противниками. — Но я тем не менее говорю. Никаких раундов. Бой до конца. Четкий бокс, включая лицо и уши, корпус выше пояса. Нарушаете правила, а я засекаю это — и круг выбьет из вас дерьмо. Когда один из вас не встанет после того, как я досчитаю до пяти, все заканчивается. Смит!

— Да, босс?

— Вскрой аптечку и поставь чайник.

— Черт, ну почему я?

— Ты единственный, кому я доверяю сделать приличный напиток.

Крепкий сладкий чай. Глеу знал, о чем говорит — это самое подходящее для людей, травмированных и физически, и психологически, ведь закончиться эта драка могла и тем, и другим.

— Три, два, один, — он поторопился, иначе они могли начать без его команды, и тогда весь его авторитет не помог бы.

А может, и нет. Джеми Стрэхан приготовился уворачиваться от атак человека, который, как он теперь понял, был в страшной ярости. Он приказал себе быть готовым бегать, хитрить и уворачиваться, нанося внезапные обманные удары, когда только возможно, дожидаясь, пока противник, который был старше, не запыхается. Но теперь, вопреки его ожиданиям, Гудалл ждал его, расслабившись и не держа защиты.

Это смутило его. Он потанцевал вокруг, попробовал удар, который Гудалл даже не попытался блокировать. Он просто отклонился. Джеми проделал это пару раз, и с некоторыми отклонениями, результат был почти тот же самый. На четвертый раз он словно бы ниоткуда получил страшный удар в диафрагму, за которым ничего не последовало. Тут он понял, что проиграл. Гудалл мог выкинуть его вон — но не сделал этого. Почему? Потому что Гудалл хотел не просто победить, он хотел избить его. Все, чего теперь хотел Джеми, — так это поднять руки и сказать: «Эй, друзья, я прошу прощения. Я нарушил порядок, я виноват...»

Но младшие, Айнгер, Крик, секундант Джеми, и Хенчард, подстрекали его воплями и ругательствами. И даже если бы он попробовал выйти за живую стену, которая окружала ринг, они выбросили бы его обратно в центр.

Это было мучительно. Он промахивался, а в ответ получал сокрушительные удары в грудь, в плечо или снова под дых. Он никогда не боксировал так прежде, без перчаток. И он начал осознавать, что он что-то понял. Перчатки предназначены не для того, чтобы смягчать удар. О нет, они защищают суставы того, кто наносит удар. Вот почему без них Гудалл бил в мягкие части тела.

Джеми учился, как обреченный бык на арене. И точно так же, как бык, он научился слишком поздно.

Он использовал прием современного бокса, которым никогда не пользовались викторианцы, — клинч. Гудалл ожидал именно этого. Преодолевая боль, он остался в клинче, обхватив левой рукой шею Джеми, и впечатал правую ему в живот. Когда Джеми опустился на землю, Гудалл схватил его за рыжие волосы, запрокинул ему голову, ударил промеж глаз и по щеке и позволил ему упасть. Потом он наступил ему на яйца. На ногах у Гудалла были тяжелые ботинки.