– Нет, баска. Не поймет.

– Ни один мужчина не знает, каково смотреть на то, как убивают мать, отца, сестер, братьев… а потом тебя насилуют и унижают… и при этом ты чувствуешь себя вещью, лишенной имени, души… – она снова запнулась, пытаясь справиться с дрожью. – Ты не можешь понять, каково это… Знать, что каждый мужчина, который видит тебя, хочет тебя. И тебе нужна не ты как человек, а твое тело, потому что это польстит ему… Ты не знаешь, Тигр, каково чувствовать как мужчина насилует тебя глазами, если не может сделать это физически. А ты уходишь и тебя выворачивает.

Я собрал все силы, чтобы заговорить.

– Нет, – сказал я. – Я этого никогда не испытаю. Но я знаю, что если ты будешь нести вину и горе вечно, ты станешь чудовищем. Ты потеряешь остатки человечности. Ты будешь триумфом Аджани.

К Дел вернулась улыбка.

– Этого не будет, – изумленно сказала она. – Это не навсегда. Только до тех пор, пока я не убью его. Пока Аджани не будет мертв.

Не решаясь заговорить, я откинул с ее лица прядь светлых волос, думая при этом: «Бедная моя Делила… тебе еще так многому нужно научиться».

Я услышал Гаррода раньше чем увидел. Бусинки в его косах зазвенели сначала тихо, а потом громче. Немного нахмурившись, я отвернулся от Дел и увидел, что выражение лица Северянина точно копировало мое.

– Твоя лошадь расстроена, – сказал Гаррод.

Я поскреб щетину.

– Надо думать, он сам тебе об этом сказал.

– Не так многословно, конечно, – Гаррод был занят своими мыслями и не улыбнулся. – Его здесь что-то беспокоит.

Дел покачала головой.

– Жеребца Тигра всегда что-то беспокоит. Это часть его, – она помолчала, – обаяния.

Гаррод пожал плечами.

– Я не знаю какой он обычно, но сейчас что-то заставляет его нервничать. Он хочет убежать отсюда.

– Понимаю, – глубокомысленно изрек я. – Но вот что мне понять трудно, так это почему он не сообщил тебе причину своей нервозности.

Говорящий с лошадьми вздохнул.

– Нам было бы проще, если бы вы уважали мою профессию так же, как я уважаю вашу.

– Не думал, что конокрад – уважаемая профессия, – парировал я.

– Я не…

– Нет? – вмешалась Дел. – Может это и не так называется. Ты просто покупаешь лошадей, которых крадут другие.

Гаррод ответил ей на диалекте, которого я вообще не знал. Но что бы он ни сказал, слова дошли до нужного места, потому что Дел покраснела. Она ответила резко и ее пальцы сжались, словно приготовившись выхватить меч.

– Подождите… – начал я, и вдруг за моей спиной появились остальные.

Зеленые глаза Адары сверкнули.

– Они будут драться?

– Нет, – твердо объявил я.

– Значит ты будешь драться.

– Никто из нас драться не будет. А вы, как я думал, должны ждать в пещере, пока мы с Дел поговорим с Кантеада.

Киприана простодушно пожала плечами.

– Мы услышали, что вы спорите.

Огромные голубые глаза Массоу смотрели из-под светлой, неровно подстриженной челки.

– Мы не могли сидеть и слушать, – добавил он.

Дел уже не скрывала, что и ее терпение может кончиться.

– Это наше дело, – отрезала она. – Это наше личное дело и вашего внимания оно не требует. Вас никогда не учили хорошим манерам? Вы не знаете, что такое уважение?

Пальцы Массоу ухватили ее за руку.

– Ты собираешься пригласить Говорящего с лошадьми в круг?

Маленькое кровожадное отродье.

– Нет, – сказал я, – не собирается. Но даже если бы собиралась, к тебе это отношения не имело бы.

Массоу сердито покосился на меня.

– Я спрашивал ее, а не тебя.

Еще и грубое отродье.

– Я думаю, было бы лучше…

Вдали нервно заржал жеребец.

– Видишь? – спросил Гаррод.

Массоу не сводил глаз с Дел.

– Я считаю, что тебе нужно сразиться с ним.

– Я так не считаю, – отрезала она. – По-моему, нам пора вспомнить, где мы находимся. Нам всем следовало бы следить за своим поведением. Я думаю… – она запнулась. – Не имеет значения, что я думаю, – она резко развернулась и ушла.

– Злится, – сказала Адара.

Киприана кивнула.

– Последнее время она постоянно злится. Она всегда злая внутри.

– И напуганная, – влез Массоу. – Я чувствую ее страх.

Все это, подумал я, ненужный разговор, ведущий в некуда.

– Дел просто устала изображать пастушью собаку для вашей отары овец,

– рявкнул я. – У нас есть дело, серьезное дело, а из-за вас мы еле двигаемся. У нас кончается время. Естественно Дел нервничает.

– А как же мы? – не унимался Массоу. – Вы хотите просто бросить нас здесь?

– Нет, – процедил я сквозь зубы. – Я не посмел бы поступить так в доме Кантеада.

Гаррод тихо засмеялся, сказал что-то на Высокогорном и скрылся в темноте. Оставив нас с нашим спором.

Я хотел обойти их, но Киприана встала у меня на пути.

– Ты идешь за ней?

– Кип…

– За ней? – она подошла ближе. – Ты всегда бегаешь за ней как побитая собака, которая возвращается чтобы ее снова избили, – еще ближе. – Но ты не должен. Не должен. Она не нужна тебе, Тигр. Тебе не нужна такая женщина: твердая, жесткая, бесчувственная. Она скорее проткнет тебя мечом, чем скажет доброе слово. Тебе не нужна…

– Все, что мне нужно, это немного времени на себя, – отрезал я, уверенно отодвигая Киприану с дороги. – Мне нужно немного подумать в тишине.

– Тигр…

Я посмотрел поверх головы дочери на мать.

– А не пора ли и тебе приложить руку во всему этому делу? Твоя дочь бегает за мной как сука в охоте. Ты ее мать – сделай что-нибудь.

Рыжие волосы Адары в беспорядке рассыпались по плечам.

– А что я могу сделать? Она выросла, она женщина. Она сама может выбирать.

– Как выбрала ты… за себя и за Кесара, – я кивнул. – Что ж, тогда, я думаю, вам обеим стоит знать, что я не собираюсь бросать танцы мечей просто ради женщины. Какой бы она ни была.

Глаза Массоу странно засветились.

– Даже ради Дел?

Аиды, спасите меня от вопросов ребенка… и внимания его сестры и матери.

– Я иду поговорить с Кантеада, – объявил я. – Вы оставайтесь здесь. Понятно?

Киприана сложила руки на груди.

– Значит ты бежишь за ней… Тебе значит это делать можно.

– Все зависит оттого, – сказал я, – нужна ли человеку, за которым ты бегаешь, твоя компания.

– Вот значит почему Дел с тобой не спит? – ровным голосом поинтересовалась Адара.

Аиды…

Я повернулся и пошел от них. Дел стояла в тени скалы с маленьким Кантеада, которого она называла мастер песни. Я снова удивился бледной, полупрозрачной коже, нежному пушку на выразительно подвижном гребешке, хрупким рукам и мощной груди. Когда он молчал, его горло казалось нормальным, но при разговоре – нет, пении – оно вдувалось и раздувалось как у лягушки.

Лицо Дел было очень торжественным.

– Они обеспокоены, – сказала она. – Они говорят, что появился разлад, мрачный разлад, и это влияет на песню жизни.

– На что?

– На песню жизни, – повторила она. – На то, как они живут.

Я слабо вздохнул.

– Песня того, песня сего… – выражение лица Дел изменилось и я заторопился поправиться. – Хорошо, Дел, больше я этим шутить не буду. Он объясняет, откуда этот разлад?

Она выглядела расстроенной.

– Мы чужие для них, как диссонанс для чистой мелодии. Мы убиваем живых существ. Это вызывает дисгармонию.

Я улыбнулся.

– Можно и так поставить вопрос. Но за последнее время мы убили только этих гончих.

Она покачала головой и слипшиеся высохшие пряди рассыпались на золотые волоски.

– Не имеет значения. Для Кантеада все живые существа заслуживают почитания и уважения. Все живые существа, Тигр. Именно поэтому Кантеада едят только то что растет, не убивая. Питаются тем, что дает земля. Это песня жизни, Тигр… бесконечный цикл жизни в гармонии с миром.

– Никогда не убивают? – такого я не мог даже представить. – За всю жизнь ни один из них не убил ни одного живого существа?