Объяснять, что он имеет в виду, монаху не пришлось — не отличающийся особой сообразительностью, десятник считался одним из лучших поединщиков Черной сотни, и сразу же сделал свой выбор: вместо того, чтобы решать, биться на смерть или до первой царапины, он повторил действия противника и предложил выбрать ему. Дикарь довольно оскалился, подскочил к окровавленной руке монаха, вскинул ее над головой и издал ни с чем несравнимый вопль счастья.

— Круг!!! — рявкнул брат Байлар, и его воины, встав с песка, одновременно сделали десять шагов назад. И так же одновременно опустились на одно колено…

Глядя на братьев, не обращающих внимания на толпу из полутора сотен дикарей, десятник Ренк вдруг почувствовал гордость за Черную сотню: оказаться на их месте не смогли бы никакие другие воины Элиона, включая Ближний круг короля Ольгерда. Им бы просто не хватило мужества. И помощи Просветляющего Гильена…

Тем временем по команде кого-то из старейшин из деревни приволокли огромный барабан, и морщинистый, покрытый шрамами с ног до головы, но при этом удивительно бодрый для своего возраста старик отбил на его поверхности первую тревожную дробь…

Дикарь с копьем, неподвижно ожидавший сигнала, встрепенулся, выдернул древко своего оружия из песка, и, прикрыв щитом живот, скользнул вправо. Расслабленно ожидающий поединка брат Алир медленно взялся за топорище обеими руками, поднял оружие на уровень груди и глухо зарычал. В толпе аборигенов раздались веселые смешки, и брат Ренк еле сдержал рвущуюся наружу улыбку: то, насколько быстрым может быть гора мышц по имени Алир, он в первый раз убедился лет десять назад. Попав в его десяток. И после первого же учебного поединка зарекся его злить: бойца, впадающего при первой же царапине в боевое безумие, можно было остановить разве что выстрелом из арбалета. Причем с максимальной дистанции и в голову. Иначе разъяренный ранением берсерк гарантированно добирался до обидчика и разваливал его от плеча и до пояса. Страшным по скорости и силе ударом, который даже с учебным деревянным оружием умудрялся ломать ключицу через полный доспех тяжелого пехотинца!

Дикарь этого не знал. Поэтому, сместившись под левую руку неподвижного противника, не защищенного щитом, с довольной улыбкой рванулся в атаку. И промахнулся: там, где только что стоял монах, не оказалось никого. А тяжеленное, отточенное до невероятной остроты лезвие его топора, обойдя кромку тяжелого, окованного полосками металла щита аборигена, развалило его на две неравные части. Голова, половина грудной клетки и вытянутая вперед правая рука с копьем тут же упали на песок, а фонтанирующий кровью торс медленно наклонился вперед…

Не дожидаясь реакции дикарей, брат стряхнул кровь с топора, прислонил его к ноге, и, вытянув перед собой сжатые в кулаки руки, зарычал…

…Поединков было много: за следующие три недели в Большом Круге деревни, называвшейся Местом, где Молния Ударила в Огромный Серый Камень И Есть Вода, состоялось десятка три боев. Лучшие поединщики Ар'нейлов, привлеченные рассказами о Великом Воине, пришедшем из-за Бурного Моря, пытались защитить честь своего народа. И проигрывали. Удивительно, но десять из десяти дикарей, входящих в Круг, в первые дни выбирали бой на смерть. И только вмешательство брата Байлара, не желающего терять лучших из будущих союзников, заставили старейшин заставить своих соплеменников драться до первой крови. Правда, для этого пришлось попотеть, на ломаной смеси всех известных десятнику языков объясняя вождям «великое предназначение» их народа. Именно тогда, уверовав в то, что монахи Черной сотни посланы им Великим Демоном Чейчермом, их высшим божеством, они и назвали брата Алира Большим Белым Отцом Из-за Бурного Моря, а самого Ренка — его Голосом.

…Кое-как освоив их язык, Голос Большого Белого Отца принялся расписывать все прелести Великой Войны за Бурным Морем, и неожиданно быстро в этом преуспел — как оказалось, желающих пограбить королевство Нианг (как, впрочем, и любое другое, лежащее на соседнем континенте) среди племен Ар'нейлов оказалось предостаточно. Тем более что в поход звал воин, победивший «три полных руки» местных «великих» бойцов. И обещал «толпы податливых женщин, кучи сладкого белого мяса и горы странных блестящих вещей, похожих на украшения старейшин племени Ар'нейлов». Украшения старейшин брат Ренк видел. И мог обещать их в любом количестве со спокойной совестью — отполированных медных монет, украшавших уши и ноздри «уважаемых» людей племени Ар'нейлов ему было не жалко. Совсем…

В общем, самоубийственное плавание на Желтый континент, услышав о котором в первый раз он был готов попрощаться с жизнью, завершилось триумфом. И теперь, глядя, как его новая армия готовится к войне с королевством Нианг, он чувствовал себя полководцем. Конечно же, не таким умным, как брат Гойден или брат Сав, но все-таки полководцем…

— Погрузка закончена. Мы готовы отплывать… — прервал его размышления капитан «Озерной девы». — Разрешите сниматься с якоря?

— Разрешаю… — стараясь, чтобы на его лице не проявлялось излишней гордости, так как для дикарей он был всего лишь Голосом Большого Белого отца, а не старшим над всеми имперцами, включая и брата Алира, буркнул он и повернул голову в сторону открытого моря. Там, за горизонтом, его ждала самая великая победа в его жизни. Над страной, которая покорится горстке монахов Черной сотни. И уму будущего Императора Гойдена Игела…

Нейлон и две сотни его солдат, выделенные Олегом для шефской помощи братским народам голодающей Африки, свалили из Аниора на сутки позже часа «Ч». Как последние лохи — своим ходом. Вернее, на средстве передвижения мощностью всего в одну лошадиную силу. И если рядовому составу, не знакомому с таким чудом современной техники Элиона, как флаер, на сей факт было, мягко выражаясь, наплевать, то Мистер Полиамид-66, как его однажды обозвала хорошо подкованная в химии Логинова, при отправлении выглядел слегка обескураженным. Еще бы — путь до королевства Миер, на своих двоих обычно занимающий недельки три с солидным гаком с помощью Эоловского «самолета» можно было бы проделать за несколько часов. В принципе, сам Хранитель был не против: по его мнению, для соблюдения режима нераспространения сведений о его цивилизации достаточно было бы использовать на будущих защитниках обиженного Орденом короля Диона что-то вроде тюнингового снотворного, и проблема их перевозки была бы решена. Однако в наши планы неожиданно вмешался его Величество Западло: буквально за сутки до начала чартерных рейсов Аниор — Веллор на связь с Эолом вышел Маныш и сообщил не влезающую ни в какие ворота новость. Что его, как самого главного героя начала противостояния с андроидами, повышают. И отправляют на Восточный фронт. В составе маршевого батальона ихнего спецназа ВДВ. Или как он там у них называется. А рулить Службой, а, значит, и нашим Хранителем поручено другому человеку. Лично мне имя нового Босса Эола даже понравилось: на мой взгляд, слово Бормод не надо было даже обыгрывать. Обормот, он и есть обормот. Увы, Хранитель моей радости не разделил: для него это назначение оказалось чем-то вроде серпа по придаткам к выдающимся достопримечательностям. В общем, засадой. И было с чего: падла, в одночасье сделавшая головокружительную карьеру, оказалась бывшим однокашником нашего другана. Не самым любимым. А так как взаимные любовь и уважение у них были равны по модулю (опять выражение Маши), но разные по знаку, все начинания Эола, к которым можно было бы придраться, автоматически накрывались медным тазом. Или чем-нибудь еще. По выбору Обормота. И первой ласточкой будущего единения душ нового начальника и подчиненного стало введение постоянного мониторинга обеих исследовательских лабораторий Элиона. В общем, про полеты на флаере за пивом и девочками можно было забыть. До момента окончания Первой Галактической, или как ее там назвали их соплеменники. Злобный, как черт, Хранитель, отключив связь, долго и вдумчиво вспоминал родственников своего лепшего друга, отчего-то используя ненормативную лексику моей Великой Родины, и, проявив неплохие познания в этом вопросе, угомонился только после того, как в столовую заглянула Лойша. Видимо, материться при любимой женщине у него не хватило запала. Зато лично у меня этого дела оказалось предостаточно, и, пользуясь принципом незабвенного Швейка, я подхватил инициативу и обозвал Обормота раз сорок-пятьдесят. Выражениями, которые дама его сердца не смогла бы не только повторить, но и понять. Из-за сложности технических и биологических терминов, применяемых в описании вышеуказанного индивидуума и его отношений с окружающим миром, родственниками, друзьями, разнообразными предметами и устройствами…