В первый день постники могут раз вкушать пищу, почему день этот и считается полупостным. Но на другой день, в собственном смысле постный, не дозволяется ни есть, ни говорить, ни даже глотать слюну. Должно лишь терпеливо выслушивать три раза в день длинные поучения и повторять клятву воздержания от грехов. Ночь же надо проводить в бодрствовании и молитве. На третий день дозволяется снова принять пищу, по примеру первого дня, но не прежде, как по прочтении ламою молитвы на разрешение пищи и самых уст.

Такой подвиг, с переходом от поста к полупосту и обратно, требует для совершенства своего 16 дней. И кто совершил его, тот получает полное разрешение от грехов.

Что же касается до слабых и не могущих почему-либо выдержать 16-дневное затворничество со семи условиями аскетизма, то закон позволяет им сокращать это до одного дня или подкреплять себя в полупостные дни питьем мандзы (род чая). К тому постящимся дают чрез каждые двое суток по чашке настоя из имбиря, корицы, шафрана и других ароматических трав и корней, и напиток этот для постников кажется нектаром бессмертных обитателей Олимпа.

Интересно, что все расходы, коих требует содержание постников, часто приходящих огромными толпами, относятся на счет самих храмов или частных благотворителей.

Буддизм, возложивши на адептов своих ярмо подвижничества, не мог достигнуть этого без гипнотических средств, и они им применяются и теперь. И мы должны предварить читателя, что эти мистерии в сфере буддизма почти то же, что у каббалистов врата ведения — с откровенным чрез них Сефиротическим небом. Буддисты верят, что их мистериями человек вводится в мир чудес и в общение с богами.

Вот почему они считают нетерпимым всякое присутствие стороннего лица, особенно же иноверца, при своих тайнодействиях и строго возбраняют открывать профанам что-либо касающееся до таинств.

Адепта сначала подготовляют чтением мистических книг, затем над ними производится джанан, причем внушается, что у адепта происходит сближение с богами, простирающееся до того, что душа его рада бы навсегда покинуть земную свою оболочку и вознестись к родному ей лону вечности.

К участию в этом таинстве допускаются оба пола, не моложе 15 лет. Собравшись в указанном месте, все усаживаются рядами на земле, подражая, по возможности, в позах тому богу, которого избрали своим патроном. Священник облачается во все свои одеяния и садится на возвышенной кафедре. По правую его руку ставят жертвенник со всеми его принадлежностями, а впереди столик с чашею, жезлом, колокольцем и другими атрибутами Будды.

Готовящиеся к таинству делают поклонение и подносят жрецу мандал, т.е. вогнутый металлический кружок величиною с чайное блюдце, с приложением к нему монет и разных вещиц.

Мандал устраивается так, что за ним тянутся лоскуты шелковой ткани (хадаки), привязанные один к другому как длинная веревка. Это нужно для того, чтобы все участники таинства могли касаться ближайшего шелкового куска в то самое время, когда мандал будет в руке священника-гипнотизера.

Прикоснувшиеся становятся духовными его детьми, а он их духовным отцом.

Пока все это происходит, чтение и монотонное пение не умолкают. В песнях прославляется Будда и тот бог, для которого совершается таинство. Не забываются и другие боги, да и сам совершитель обряда, в честь которого поются гимны.

По окончании песнопения, Ачиту Лама, не изменяя своей недвижимости и являясь вдохновенным, обращается к присутствующим со специальной речью, приблизительно такого смысла:

«Внимайте словам премудрости! Счастье, которым боги наделяют вас, есть удел немногих. Недосягаемо царство Суковади, а вы теперь близки к преддверию его. Тесно соединена душа ваша с телом; но под могучим влиянием таинства, она готова выйти из тела на три шага, чтобы сблизиться с существами горнего мира, чтобы насладиться лицезрением даже верховных Будд. Умейте же воспользоваться этим. Обратитесь делом, словом и мыслию к священному таинству. Сосуд вашего тела и души, нечистый, сокрушенный, опроверженный, обратите в сосуд, достойный вмещать в себе сокровища богов. Пребывайте в том убеждении, что жизнь наша — сон, а смерть — путеводительница к счастливым перерождениям. Все чувства ваши да погрузятся в эту бездну судеб».

Этим оканчивается первый акт таинственного обряда. Переходом ко второму служит приношение жертвы, состоящей из плодов и семян, сопровождаемое гимном. Удаляют всех лишних людей от шатра на такое расстояние, чтоб ни одно слово, ни один звук не могли быть слышны ими. Адептов приводят в стройный ряд, требуют от них благоговейного молчания и неподвижности, простирающейся до того, что самые глаза их должны быть все время обращены к собственному носу.

Когда все собрание представит из себя недвижимые изваяния, главный Лама унылым гробовым голосом запевает песни на исход души. Один за другим, к нему пристают и прочие ламы. Составляется хор, мертвящий все чувства.

По мере приближения конца, возрастает сила плачевного тона, и наконец, переходит в припев, многократно повторяющийся в смысле: слава смертному уметь умирать.

Вдруг все смолкает и раздаются слова главного:

«Хек, хек, хек» — сила этих слов после всех приготовлений обаятельна. Под ее таинственным влиянием все адепты, и только они одни, засыпают. Они могли бы и совсем не проснуться, если бы не была им подана скорая помощь. Заранее приготовленные ламы, не теряя ни минуты, принимаются вытаскивать людей из шатра, брызжут водою в лица и обливают водою головы; и чуть проявится жизнь, заставляют загипнотизированного произнести: га-га-га, т.е. говорят ему это слово сами. И если это удалось, опасность заснуть навеки считается минувшею.

Скорое возвращение к самосознанию при этом обряде принимается за добрый знак, а медлительное и трудное восстановление сил приводит к заключению о недостоинстве человека идти далее по ступеням священства и об отчуждении его от дара совершать таинства. Такому не дозволяется участвовать даже в подобных действиях.

Бывают также и крепкие натуры, на которых первое хек главного ламы не действует и он не засыпает. В таком случае повторяются усыпляющие припевы вместе с хеком и человек наконец подчиняется таинству.

Вера в непобедимую силу хека господствует над всяким буддистом. Все убеждены, что слово «хек!», произнесенное их патриархом (Хутукту) и подобными ему священниками, может всякого умертвить, как и слово «га» в его устах — воскрешать умерших.

После этого адепту внушается, что ему отпущены все прежние грехи; что он признан умершим для настоящей жизни и перешагнувшим в область бессмертных богов, что он свободен от страха смерти, где бы ни был застигнут ею, боги защищают его, или немедленно принимают в свои обители.

Таким образом, все буддийское духовенство состоит из пожизненно загипнотизированных людей, и в то же время из гипнотизеров: одно не только не мешает другому, но даже как будто содействует.

Этим, собственно говоря, и оканчиваются основные ритуальные таинства, но время от времени у пробужденцев происходили и экстренные всенародные моления, на которые стекались верующие со всех сторон. Они называются у монголов ванами и я здесь расскажу только о двух из них: Абиагарин-ване и Мидор-дзогин-ване.

Чтобы понять разницу между ними, необходимо знать, что как в Тибетском, так и в Монгольском священном кодексе, одни места писаны на обыкновенном книжном языке, другие же на языках, известных под общим именем: тарнин-келе. Писанное на последних считается в высшей степени таинственным, но для буддистов оба языка то же, что были иероглифы для европейцев в старое время.

Кода избранным слушателям, с соблюдением установленных правил, прочитываются лишь те места закона, которые писаны на обыкновенном книжном языке, тогда действие получает название Абиагарин-вана, и на совершение его требуется сорок дней. А если к ним присоединяется и остальное все, то обряд называется Мидор-дзоргин-ван и требует для себя уже не сорок, а шестьдесят дней.