Древнейшие описания явлений внушений мы видим, например, в описаниях чудес Моисея или чудес Христа, причем их легендарность нисколько не компрометирует их реального существования в древности, но наоборот подтверждает ее: учителям этим приписывались только такие дела, которые совершались повсеместно отдельными жрецами, у из алтарей. А временное исчезновение этой профессии в Европе после крестовых походов обязано своим происхождением по-видимому именно необыкновенному развитию самогипноза, причем по-видимому большинство нервных женщин брачного возраста под влиянием слышимых ими с церковных алтарей внушений, получали галлюцинации о своих половых сношениях с нечистой силой, и, разболтав об этом своим приятельницам, признавались за ведьм и сжигались инквизицией, что только увеличивало нервность и направляя воображение женщин при возникновении у них полового инстинкта в эту сторону. Первые попытки естественного объединения явлений гипноза мы видим в конце XVIII века у Месмера (1734—1815), который приписал производимые усыпителем действия переходом с него на усыпляемого особой присущей человеку магнетический силы, и применял это к лечению болезней. Потом английский врач Брэд в сороковых годах XIX века, отвергая теорию «животного магнетизма» как чего-то сходного с обычной магнитной силой, перешел на чисто экспериментальный путь, сводя дело усыпления на простое утомление от однообразных манипуляций усыпителя, но не объяснив этим механизма внушения. Эпоху в этом отношении создали только опыты Шарко в 1875 году в Парижской больнице нервных болезней, и с тех пор началась серьезная разработка этого предмета, которая еще ждет окончательного решения и очень возможно, что механизм беспроволочного телеграфирования разрешит нам и эту психологическую проблему.
А что касается до Азии, то там явления гипноза и способы внушения стоят и в начале ХХ века на той же мистической ступени, на какой были и в Европе в XVIII веке до появления Месмера. Вся разница лишь в том, что действующие тут силы считаются еще божественными, а не демоническими, а потому и самое искусство не только не истребляется, а наоборот, культивируется, оставаясь на религиозно-мистических представлениях.
Особенно преувеличенные представления об искусстве индийских факиров распространил в Европе современник Блаватской Луи Жакольо, издавший в 1875 году «Спиритизм в разных местах света. Сокровенные науки в Индии» и «Посвящение», где он описывает фокусы факиров, виденные им лично. Тяжелые бронзовые предметы в Индии движутся по одному знаку волшебника; палочки пишут на песке ответы на задуманные вопросы; семечки, выбранные самим Жакольо, вырастают в несколько часов в большие растения и т.д. Все это происходит, по-видимому, без непосредственной связи с факиром, который спокойно и полуобнаженный сидит при этом на полу, имея при себе лишь свою бамбуковую палку с семью узлами, как знак своего достоинства. Здесь, по-видимому, совершенно исключено всякое фокусничество, и потому Жакольо и приходит к заключению, что тут участвуют неизвестные еще силы.
Однако наблюдения Жакольо имеют тот недостаток, что он всегда виделся с факиром совершенно наедине. Этим, по его словам, он хотел помешать волшебнику найти себе сообщников в своих служителях-туземцах. А так как он признается, что не мог выдерживать пронзительных глаз факира, пристально смотревшего на него иногда по целым часам, прежде чем что-нибудь случится, то нет ничего невозможного, что последний прямо гипнотизировал его. А во время гипноза факир мог внушить ему все то, что, по его воображению, он видел своими закрытыми глазами.
На деле же факиры выполняют множество чудесных вещей лишь благодаря своей изумительной ловкости в фокуснических проделках. М-р Ходгсон воспользовался своим вышеупомянутым пребыванием в Индии, чтобы поступить в учение к факирам. По его словам, он знает уловки, необходимые для большинства указанных фокусов и, сверх того, приводит поразительные примеры, как даже искусные наблюдатели оказываются не в состоянии давать надежные сведения о том, что они видели при таких представлениях. Факты оказываются при передаче гораздо чудеснее, чем они были в действительности.
Расскажем об одном таком фокусе, так как он имеет свою историю. Известие о нем мы находим в «Раскрытой Изиде» Блаватской. Факир входит на открытое место, — говорит Елена Петровна, — где его тотчас окружает толпа зрителей. Он расстилает на земле кусок ковра и топчет его кругом ногами. Ковер скоро начинает двигаться и вскоре затем из-под него выползает мальчик. Тогда волшебник берет свиток каната и бросает его в воздух. Свиток распускается и поднимается все выше и выше, пока один конец каната исчезнет в воздухе, а другой спустится до земли. Мальчик взлезает по канату и скрывается вверху из глаз зрителей. Тогда между факиром и мальчиком завязывается разговор, оканчивающийся тем, что факир в гневе схватывает нож и тоже взбирается по канату. Он проводит наверху некоторое время, и вскоре оттуда падают окровавленные члены мальчика вместе с головой и туловищем; потом опять появляется факир, спускаясь по канату. Волшебник кладет разрубленное тело мальчика в мешок и встряхивает последний: из мешка снова выскакивает живой мальчик и убегает. Так рассказывает дело Блаватская.
И вот, в конце 1890 года, один молодой американец, м-р С. Эльмор, описал такой же случай в «Чикагской трибуне», прибавив тут же, что он сам присутствовал с одним своим другом при этом представлении в Индии. Друг этот, художник, сделал тогда, — говорит он, — несколько набросков, а Эльмор сделал ряд моментальных снимков. На набросках художника оказалось все, о чем говорилось в сообщении, а на фотографических карточках был лишь факир, оживленно жестикулировавший, и зрители, смотревшие по ходу действия то вверх, то вниз. Ни каната, ни мальчика, ни окровавленных членов и т.д. на снимках не было ни малейшего следа. Отсюда автор выводил заключение, что факир загипнотизировал своих зрителей и внушал им все явления в виде галлюцинаций.
История эта обошла все газеты, а также попала в научные периодические издания.
Но так как, по нашим теперешним сведениям о гипнотизме, совершенно непонятно, каким образом отдельный человек мог загипнотизировать целый круг зрителей и вызвать одну и ту же галлюцинацию у всех, притом также и у иностранцев, незнакомых с его языком, то это дело возбудило огромное внимание. М-р Ходгсон написал издателям упомянутой газеты, сообщая им, что во время своего пребывания в Индии он тщетно старался увидеть этот фокус; ему даже не удалось отыскать человека, который когда-либо видел его, или хотя бы только знал кого-нибудь, кто был свидетелем такого представления. Поэтому ему очень хотелось бы узнать, где м-р Эльмор присутствовал при этом редком зрелище. А м-р Эльмор чистосердечно признался, что вся эта история вымышлена: у него уже заранее составилось мнение, что фокусы факиров основаны просто на гипнозе, и что это можно доказать с помощью моментальной фотографии. На основании этой своей гипотезы он и выдумал весь свой рассказ и употребил псевдоним С. Эльмор («обманывай больше»), с целью намекнуть догадлитвому читателю, что все это мистификация. Таким образом, весь фокус оказался просто продуктом фантазии изобретательного янки.
Но откуда же взяла эту историю Блаватская? Это объясняет нам Кизеветтер в «Психических этюдах» (стр. 419). Известно, что эта дама, или скорее, кто-нибудь из ее ближайших сообщников, были очень сведущи в старинной европейской литературе, касающейся магии. И вот как раз совершенно такая же история рассказывается в книге Иоганна Бейера «О чарах демонов». Отсюда ясно, что Блаватская свободно обработала этот рассказ и отнесла сцену действия в Индию, чтобы воспользоваться им в качестве доказательства высоких способностей, какими обладают факиры. Таким образом, весь этот фокус факиров представлял из себя вымысел от начала и до конца. Мораль же этой истории очевидна: к подобным сообщениям надо относиться с большой осторожностью, даже если моментальные снимки и иные научные данные сообщают им некоторую кажущуюся достоверность».
