Ад и рай стали ценностями. Все, что «наверху», — хорошее, а то, что «внизу», — зло, преисподняя. Яростный огонь стали использовать для изображения страданий, зависти, горения. Рай изображали прохладным и мирным — с кондиционированным воздухом. Но все перечисленное — картины, зрительные образы психологических состояний. Фанатизм родился позже. Фанатизм — это вклад священников. Они говорят людям, что рай и ад — не просто визуальные образы, это — географические точки. Но теперь, в нашу эпоху, священники сталкиваются с трудностями.

Когда Хрущев впервые послал человека в космос, он заявил по радио: «Наши люди обогнули Луну и не увидели там никакого рая».

Вот она — война со священниками. Им придется капитулировать перед Хрущевым, поскольку их претензии полностью ошибочны. Нет ни рая на небесах, ни ада под землей. Но да, радость и счастье — это высокие состояния, а страдание и мучение — низкие.

Существует причина, по которой понятиям «ниже» и «выше» был приписан подобный географический статус. Когда человек счастлив, ему кажется, что он парит над землей. А если человек печален, то у него возникает ощущение, будто его погрузили в землю. Это — психологическое чувство. Когда вы несчастливы, вам кажется, что вокруг тьма. Счастье наполняет вашу душу светом, ярким сиянием. Это — чувство, внутренний опыт. Когда человеку больно, ему кажется, что он горит, как будто бы огонь запылал у него внутри. В благословенном состоянии внутри человека распускаются цветы.

Все это — внутренние ощущения. Но как поэту выразить их, как художнику нарисовать такие чувства? Как священнику представить их людям? И вот они создали картины: рай расположили наверху, а ад — внизу. Но теперь этот язык кажется неуместным; человек уже перешагнул через подобный язык. Его необходимо изменить.

Поэтому я говорю, что ад и рай не являются географическими точками. Это — психологические состояния, но они действительно существуют. Из моих слов вовсе не следует, что после смерти вы отправитесь в ад или в рай. В течение обычного дня вы много раз успеваете побывать в аду и в раю! Это не происходит за один прием, оптом. Ад и рай достаются нам в розницу — с каждым движением часовой стрелки.

Когда человек в ярости, он немедленно попадает в ад. Когда кто-то любит, он в ту же секунду возносится на небеса. Ваш ум постоянно колеблется. Все время вы спускаетесь по ступеням тьмы или возноситесь по лестнице света. Вы множество раз проходите через этот процесс. Но человек, который провел большую часть своей жизни во тьме, в аду, обречен продолжать посмертное путешествие в темноте.

Под предлогом спасения мира бедный Арджуна рисует картину безмерной заботы об окружающих: души отправятся на небеса, сыновья смогут совершать ритуальные подношения своим предкам, жены не станут вдовами; не случится неистового смешения кланов и рас... Но в действительности этот герой Гиты хочет лишь одного — бежать. Единственное желание Арджуны: чтобы Кришна одобрил это решение.

Даже в бегстве Арджуна ищет поддержку Кришны. Он хочет, чтобы Кришна обезопасил этот поступок и сказал: «Ты прав, Арджуна». Таким образом ответственность спадет с плеч Арджуны, и на следующий день он, в свою очередь, сможет сказать: «Ты разрешил мне сделать это, Кришна. И поэтому я убежал».

По существу Арджуне даже не хватает смелости возложить ответственность на собственные плечи и заявить: «Я ухожу!» Если он поступит так, то другая часть его ума скажет: «Ты проявил малодушие», а трусость противоречит самой сущности Арджуны. Он не может убежать: Арджуна кшатрий, он из касты воинов. Ему не достает смелости отступить без боя. Лучше умереть, чем показать тыл. Это чувство глубоко заложено в сердце Арджуны. Именно поэтому он отчаянно добивается поддержки Кришны. Арджуна хочет, чтобы Кришна сказал: «Да, твои слова правильны».

Если бы на месте Кришны оказался священник или не слишком отважный ученый, он бы сказал: «Да, Арджуна, ты прав во всем. Так сказано в писаниях». После этого Арджуна бы просто убежал. Но Арджуна не знает, что его собеседника невозможно ввести в заблуждение.

Кришна смотрит прямо в сердце Арджуны — остро и глубоко. Он знает, что Арджуна — воин и быть воином — его судьба. Арджуна говорит так, как будто бы он — брахман, защитник религии и религиозный наставник, но он вовсе не брахман. Арджуна просто говорит, он лишь приводит аргументы, обычные для брахманов. Но Арджуна — кшатрий, воин. Он не знает ничего, кроме меча. Меч — его единственное писание. В действительности, во всем мире трудно найти человека, который был бы более кшатрием, чем Арджуна.

Один из моих друзей вернулся из Японии. Там ему показали статую. В одной руке фигура сжимала меч, и половина ее лица отражала остроту и сияние меча. В другой руке статуи была лампа, и вторая половина ее лица пламенела светом этой лампы. Та половина, в которой пылал свет лампы, внешне напоминала лицо Будды. Другая половина, сиявшая остротой меча, казалась Арджуной.

Друг спросил у меня, что это значит. Я ответил: «Трудно найти такого брахмана, подлинного брахмана, постигшего брахман, абсолютную реальность, которого можно было бы сравнить с Буддой, и также трудно найти кшатрия более великого, чем Арджуна. Японская статуя изображает солдата-самурая. Самурай должен обладать серьезностью Будды и воинским духом Арджуны. Только тогда он будет истинным самураем. Отчаянная смелость Арджуны, чтобы сражаться, и спокойствие Будды во время битвы — требовать этого, значит, требовать невозможного».

Но в Арджуне нет ничего от Будды. Его спокойствие — всего лишь самовнушение, его разговоры о мире — не более чем прикрытие для бегства. Позже он будет раскаиваться, несмотря на свои слова о мире. Завтра Арджуна вновь обратится к Кришне и начнет жаловаться: «Зачем ты поддержал мою идею? Бегство привело лишь к позору. Престиж моей семьи пошатнулся». Он вновь приведет множество аргументов. Подобно тому, как сейчас Арджуна называет огромное количество причин для бегства, завтра он найдет другие аргументы и скажет Кришне: «Вся вина лежит на тебе. Ты смутил меня и подтолкнул к бегству. Теперь я обесчещен — и кто несет за это ответственность?»

Именно поэтому Кришна не может так просто оставить Арджуну. Нет никакой возможности отделаться от этой проблемы. Этот человек — Арджуна — разделен изнутри. Попытка вернуть его к единству будет совершенно естественной. Если она будет удачной, тогда все, что Арджуна сделает, опираясь на неразделенный ум, получит оправдание Кришны.

На сегодня достаточно. Остальное завтра утром...

Арджуна сказал:

Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем:

Ради желанья царских услад погубить своих кровных.

Если меня безоружного, без противления, сыны Дхритараштры

С оружием в руках убьют в сраженье, мне будет отрадней.

Санджая сказал:

Так молвив, в боренье Арджуна поник на дно колесницы,

Выронив лук и стрелы: его ум потрясен был горем.

Ему, охваченному жалостью, с полными слез глазами,

Скорбному, Мадхусудана тогда молвил слово.

Шри-Бхагаван сказал:

Как у тебя в беде такое смятенье возникло?

Оно для арийца позорно,

Лишает блаженства, к бесчестью ведет, Арджуна.

Малодушию не поддавайся, Партха, это тебя не достойно!

Покинув ничтожную слабость сердца, восстань, подвижник!

Арджуна сказал:

Как в битве сражу я стрелами Бхишму и Дрону, Мадхусудана?

Их, достойных почтенья, супостатов губитель?

Чем убивать этих чтимых гуру, нам лучше нищенством жить в этом мире,

Ведь, гуру убив, хотя бы корыстных, уже здесь мы вкусим окровавленную пищу.

Не знаем, что будет для нас достойней — быть побежденным иль одержать победу?

Мы утратим желание жить, если погубим противостоящих сынов Дхритараштры.