Родина никогда не забудет их подвига.

Слава героям!»

Вслед за дивизионной пришел «Фронтовик» – газета 3-й ударной армии. В статье «Как было водружено Знамя Победы» сообщалось: «В середине дня 30 апреля воины батальона капитана Давыдова ринулись на штурм рейхстага. Стремительно преодолев расстояние от «дома Гиммлера» до рейхстага, наши бойцы ворвались в здание. Группа наших разведчиков во главе с лейтенантом Семеном Сорокиным первой прикрепила красный флаг на стене рейхстага».

Статья заканчивалась такими словами:

«Весь день напряжение не спадало. К вечеру в здание вошли новые подразделения… Пока наши воины дрались в здании, группа в составе лейтенанта коммуниста Береста, красноармейца комсомольца Егорова и беспартийного мл. сержанта Кантария пробралась на разбитую крышу рейхстага и водрузила над Берлином Знамя Победы. Историческое событие совершилось».

Сейчас в красном уголке листали газеты Илья Сьянов, Михаил Егоров и Мелитон Кантария.

– Ну, что новенького, друзья? – спросил Берест.

– Есть новенькое! – воскликнул Сьянов. – Комбата поздравляем!

Герои штурма подошли к Неустроеву, улыбаясь, протянули руки.

– Позвольте, с чем поздравляете?

Сьянов подал «Правду». На первой ее странице большой снимок: «Салют победе». Неустроев на нем стреляет вверх из пистолета. Это на крыше рейхстага.

Растроганный комбат проговорил:

– Приятная новость. Спасибо, друзья!

Берест обратил внимание на передовицу «Правды», озаглавленную «Знамя Победы водружено над Берлином».

– Э, товарищи, да мы все сегодня именинники! – воскликнул он.

Замполит отобрал экземпляров двадцать «Правды» для агитаторов. В каждом взводе должны состояться громкие читки.

Обходя потом подразделения, заметил, что только теперь люди по-настоящему начинают понимать, в каком великом событии им довелось участвовать.

На ступенях рейхстага сидит замполит 674-го полка майор Субботин, окруженный участниками штурма рейхстага. Замполит рассказывает о международных откликах на взятие германской столицы. Не было на земном шаре страны, в которой бы не обсуждалось это историческое событие. В эти дни все народы горячо выражали дружеские чувства к советским воинам.

Французская газета «Нувель дю матэн» писала: «Наконец мы дождались! Русские в Берлине! Решающий удар нанесен. Троекратное «ура» славной русской армии!»

Многолюдные демонстрации состоялись в Париже, Лионе, Марселе и других французских городах. Особо выделился городок Перейньян – шутка ли, двадцатитысячное шествие под торжественный звон колоколов!

Радуется и Италия, освобожденная от фашистского ига. На улицах Рима людской поток, в котором слились члены коммунистической, социалистической, христианско-демократической и республиканской партий. Колонны шли к зданию советского посольства с плакатами: «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует Россия!»

Весть о падении Берлина вызвала ликование в странах Северной Африки. В Алжире прошли большие демонстрации, выражавшие чувства благодарности армии Страны Советов.

А вот что писала американская газета «Нью-Йорк таймс»: «Пылающий Берлин является символом приговора истории над Гитлером и его деяниями».

Победа Красной Армии вызвала восторг по всей Латинской Америке. Конгресс Чили прервал заседание, чтобы отметить блистательную победу советских войск. Состоялся большой парад. По улицам столицы Уругвая – Монтевидео – весь вечер 2 мая проходили манифестанты, приветствуя победу Красной Армии. В Мексике в демонстрациях участвовало свыше 50 тысяч человек.

Муниципальный совет столицы Венесуэлы – Каракаса – объявил день падения Берлина «Днем ликования». Президент Модина заявил: «Падение Берлина может быть началом новой эры для процветания человечества». А исполняющий обязанности министра иностранных дел Пикон сказал: «Все венесуэльцы ликуют с другими демократическими народами по поводу того, что оплот нацистской системы опрокинут й для человечества открылись новые горизонты свободы».

Лишь аргентинское правительство запретило какие-либо демонстрации. Но несмотря на это, аргентинцы празднично отметили падение Берлина. Массы народа в городе Парана прошли по улицам с лозунгом: «Да здравствует демократия и свобода!» В столице Буэнос-Айресе и Кордове произошли кровавые столкновения полиции с демонстрантами.

– Видите, товарищи, как высоко оценивают нашу победу народы зарубежных стран, – заключил майор Субботин. – Прогрессивная часть Европы и других континентов связывает нашу победу со своими надеждами на лучшее будущее, верит, что разгром гитлеровской Германии приведет к падению режимов фашистского типа, к установлению всюду подлинной свободы и демократии. – Поправив съехавшую повязку, поднялся. – А в общем, друзья, Отечественная война, которой мы жили почти четыре года, уже становится историей.

В те майские дни Бодров чувствовал себя помолодевшим. На душе светло, тело обрело легкость и подвижность. Потянуло к гражданским немцам, но искреннего разговора с ними не получилось: в их ответах сквозили отчужденность и недоверие. Даже в улыбках неприятное подобострастие. «Руссиш суппе гут, гут» – к этому свелся весь разговор. Безусловно, суп из красноармейских кухонь в немалой степени влиял на настроение голодных жителей Берлина. Об этом, конечно, и поговорить небезынтересно. Советское командование отдало приказ: кормить население из солдатских кухонь, хотя и помнило приказ от 7 октября 1941 года, в котором Гитлер требовал сровнять с землей Москву и Ленинград, а население этих городов не кормить в течение всей зимы.

Более откровенные связи налаживались пока только между женщинами. Вон немки окружили наших врачей Раису Калмыкову, Анну Кокоулину и Татьяну Фролову, обнимают, со слезами говорят: «Мы очень рады, что наконец-то кончилась война, кончилось кровопролитие. Во всем виноват Гитлер – тысячу поклятий ему! Может, теперь хоть кто вернется домой из наших мужчин».

Бодров рассуждал про себя: «Что же ты хочешь, немцев много лет оболванивали, разве сразу они откроют свою душу? С них еще смертный страх не слетел, сомневаются: может, фашисты и взаправду говорили, что русские станут мстить всем немцам».

И он переходил от одной группы к другой, пока в центре Королевской площади не столкнулся с людьми в арестантской одежде. Запрокинув голову, обмениваясь короткими репликами, они растроганно смотрели на реющее над куполом рейхстага Красное знамя.

Слабых поддерживали под руки. Все обрадовались, когда с ними заговорил русский солдат. «Гутен таг, товарищ», – вразнобой ответили на приветствие.

Не все понял Бодров. Но смысл разговора улавливал: речь шла о Знамени. «Роте фане, роте фане», – повторяли они со слезами на глазах, указывая на купол рейхстага. Как бы поточнее узнать, что говорят эти люди?

Он останавливал наших солдат, спрашивал, не знает ли кто немецкого языка. Посчастливилось: попался такой боец.

– Они говорят, – начал переводить тот, – что счастливы, дожив до дня освобождения, говорят, что Красное знамя – это их знамя.

– Скажи им: я тоже счастлив. Верил, что есть в Германии настоящие люди. И не ошибся. А раз так, стало быть, и Германия настоящей будет. Значит, наша кровь пролита не зря… Спроси, откуда они, нет ли среди них таких, которые братались с русскими в семнадцатом.

Оказалось, это бывшие узники Моабита. Один из них, Пауль, братался с русскими на Юго-Западном фронте. Пусть не там, где братался с немцами Бодров, но он пожал ему руку как старому знакомому и засуетился, желая угостить этих многострадальных людей, но те отрицательно замахали руками: они поели чуть-чуть, сразу много нельзя. Можно заболеть. Правильно. После голода на пищу набрасываться опасно. Сахар бы кстати оказался, Бодров полез в карманы, но, увы, они были пусты. Все роздал ребятишкам. Вспомнил о шоколаде и торопливо раскрыл брезентовую сумку. Берег гостинец, добытый в бою у Шнайдемюля, для домашних.