И дождь пошел. Да такой, что через минуту на нас с Валей не осталось ни одной сухой нитки.

Часовые, натянув на голову плащи, попрятались под деревянные навесы.

Пора. Можно начинать…

По высокой мокрой траве, где пригнувшись, где ползком, подбираюсь к самой большой цистерне. Валя на той стороне забора внимательно следит за четырьмя гитлеровцами. При первой же опасности она должна подать мне условный сигнал — стукнуть палкой по доскам забора. В её руке зажат маленький вороненый браунинг.

Магнитная мина, заряженная двухсотграммовой шашкой тола, прилипает к стенке резервуара. Я выдергиваю предохранительную чеку и мчусь обратно. Наспех закладываем проход в заборе и под проливным дождем бежим как можно дальше от опасного места.

Маленькие часы на моей руке показывают 12 часов 15 минут. Через час нефтебаза должна взлететь в воздух.

Заранее представляем, что будет твориться, когда начнут взрываться все шесть резервуаров, расположенных рядом с заминированной цистерной.

К часу дня мы перебрались на кладбище, залегли и с нетерпением качали ждать взрыва. От нас до нефтебазы метров четыреста, с горки хорошо видны зеленые купола бензиновых хранилищ. И вот — долгожданный взрыв. Но что это? Ни один из резервуаров не загорелся. Мы не верим своим глазам, ждем другого взрыва, надеемся на удачу.

Но вот послышался пронзительный сигнал сирены. Приходится смириться с мыслью, что на этот раз нам не повезло: пожара не будет.

Возвращаться в партизанский отряд, не узнав о причинах неудачи, не хотелось. Мокрые, усталые и расстроенные кое-как добрались мы до дома Лены Кутневич. Увидев неожиданных гостей в таком виде, она загнала нас на большую русскую печь и потребовала рассказать, как мы оказались в городе и почему среди белого дня ходим по улицам.

Со слезами на глазах рассказали мы ей о нашей беде и попросили узнать, почему не загорелся бензин. Лена обещала это сделать.

Почти сутки проспали мы на печке непробудным сном.

Когда проснулись, Лена рассказала все, что ей удалось узнать от знакомой, работавшей на нефтебазе уборщицей. Рассказ ее нас несколько успокоил, особенно когда она сказала:

— Нечего носы вешать. 800 тысяч литров бензина недосчитались гитлеровцы. А не загорелся он не по вашей вине.

Случилось же вот что. Оказывается, в каждом большом стационарном резервуаре, в котором хранится бензин, имеется так называемая «водяная подушка» сантиметров на 30–40 от дна. Этого как раз и не знали ни командование партизанской бригады, ни тем более мы.

Магнитная мина для лучшей маскировки была «приклеена» около самого дна бака, как раз в том месте, где за толстой железной стенкой находился не бензин, а вода. В момент взрыва водяной поток залил огонь, не дал ему зажечь горючее. Это и спасло гитлеровцев от большого пожара.

Когда гитлеровцы услышали взрыв и увидели, как из огромного резервуара вытекает бензин, среди них поднялась страшная паника. Были вызваны пожарные машины, но приблизиться к хранилищам они не осмелились. Опасались, что все баки заминированы и вот-вот взорвутся. Только часа через два немцы отважились начать осмотр бензохранилища. К тому времени бензин из резервуара уже вытек.

Так мы и доложили, возвратившись в партизанскую бригаду «Разгром».

В зимний лагерь бригады «Разгром» прибыл командир нового партизанского отряда Кононов. Зайдя в землянку секретаря межрайкома партии комиссара бригады Сацункевича, он сказал: Слышал я, в вашей бригаде есть пионеры, которые из Борисова доставляют оружие целыми возами. Может, и мне помогут. Вы же знаете, Иван Левонович, для нас сейчас оружие — проблема номер один. На весь отряд имеем один ручной пулемет, два автомата и несколько винтовок.

Сацункевич, немного подумав, ответил:

— Оружием мы вам немного поможем из тех запасов, которые имеются в бригаде. Что касается группы пионеров, то у нас такая действительно есть. Ждем самолет, чтобы отправить детей на Большую землю. Хватит им воевать, пусть учатся. А в Борисове, насколько мне известно, добывать оружие теперь невозможно. Впрочем, сейчас узнаем.

Иван Левонович приказал своему адъютанту вызвать в штаб Мелика, Юзю Жаховскую и меня. Саша Климкович и Валя Соколова в это время находились в бригаде имени Щорса.

— Знакомьтесь, — сказал Сацункевич, — это командир нового отряда.

Перед нами стоял невысокий худощавый человек в черном полушубке. Он крепко пожал нам руки и сказал:

— Партизаны нашего отряда будут вам очень благодарны, если вы сможете раздобыть в Борисове какое-нибудь оружие. Если надо, я вместе с вами пошлю в город и своих разведчиков.

Мы пожали плечами. Оружия в наших тайниках не осталось. Все было вывезено и передано партизанам еще летом. Вынести оружие со складов, которые размещены в районе нефтебазы, невозможно. После взрыва резервуара с горючим там почти вдвое усилили гарнизон. Кроме этого, сейчас зима, подобраться к складам, не оставляя следов на снегу, невозможно.

Выслушав нас, огорченный командир отряда сказал:

— Нельзя так нельзя. Ничего не сделаешь. А нам бы сейчас не то что СВТ, даже охотничьи ружья пригодились бы.

— Охотничьих ружей у нас нет, а вот несколько пулеметов без прикладов нашлось бы. Но какой из них толк? — поморщился Мелик.

Он имел в виду шесть ручных пулеметов. Мы подобрали их в лесу еще осенью 1941 года и закопали у нас в погребе: думали, что пулеметы без прикладов и дисков никому не нужны.

— Что же вы сразу не сказали, — вскочил Кононов. — Приклады мы в два счета смастерим и диски найдем. Лишь бы все остальное имелось.

— А мы думали, что их нельзя исправить, — повеселел Мелик.

Тут же договорились, что завтра командир отряда даст лошадь с санями и мы рано утром выедем в Борисов. Вместе с нами Сацункевич посылал Юзю Жаховскую, которой необходимо было встретиться с некоторыми подпольщиками, работавшими в Борисове по заданию межрайкома.

Когда обо всем вроде договорились, Мелик, вертевшийся все время возле Кононова, вдруг спросил:

— А не можете ли вы, товарищ командир, помочь нам?

— Да я вам за такое дело свой последний полушубок отдам. Что от меня требуется? — спросил Кононов.

— У нас родители в городе голодают, нельзя ли им что-нибудь из продуктов выделить, мы бы отвезли заодно.

— Ну, за этим задержки не будет. Нагрузим полные сани. Всегда рады помочь вашим матерям, братьям и сестрам. Им там не сладко, знаю… Кстати, Иван Левонович, — обратился командир отряда к секретарю межрайкома, — мы, можно сказать, случайно позавчера отбили возле Смолевич большой обоз у гитлеровцев: четыре повозки с мукой, десяток коров и много другого добра. Так что можем поделиться.

— Что сможете, то и дайте. Спасибо скажем. А вот ребят не обижайте. Выделите им побольше и мяса и муки.

Назавтра разрубленная на четыре части туша коровы, четыре мешка белой муки и заколотый поросенок были уложены в сани и прикрыты сверху сеном. Перед самым отъездом Кононов дал мне еще большую пачку немецких марок.

— Передай матери. Пригодятся.

Сидя на мягких санях, Мелик шутил:

— Богатство какое везем. Целый дом за него купить можно. Вот обрадуются наши!

Только одним нам известными проселочными дорогами подъехали мы к Борисову и через Горбатый мост проскочили мимо Печей. Было уже темно, но еще не очень поздно. Ехать в город и в это время развозить по домам партизанские подарки мы не осмелились.

Остановились в небольшом густом леске, метрах в семистах от первой городской улицы. Привязали лошадь к дереву, положили ей сена, а сами разошлись в разные стороны. Юзя пошла на улицу 10-летия БССР, мы с Меликом — на Первомайскую. Договорились встретиться на этом же месте через два часа.

В девять часов вечера мы все почти одновременно возвратились на условленное место.

Ни лошади, ни саней с партизанскими подарками, которых так ожидали наши родственники, не было. Что же делать? На чем теперь вывезти из города шесть тяжелых пулеметов? И еще. Вдруг лошадь сама отвязалась и пошла в город, поближе к человеческому жилью. Полицаи обязательно остановят, найдут продукты. Они сразу заподозрят неладное и пойдут с обыском по домам. Могут нарваться и на нас.