Ее голос звучал так мягко и искренне, я даже забыл, что сердился на нее, и впервые понял, что в любой другой ситуации она была бы права.

Айвен добавил последние штрихи к сервировке столика, отрезал веточку дикорастущей фуксии и поставил ее в маленькую вазу в центр. Он зажег свечу и смотрел, как ее пламя дрожит от ветерка – точно собака, бегающая по саду, но привязанная цепью к конуре. Маленькая бухточка Ков Кун была безмолвна, оправдывая свое название, данное ей местными жителями много веков назад и означавшее «тихая пещера». Слышался лишь плеск воды, которая, набегая на берег, щекотала песок. Айвен закрыл глаза и покачался в такт этой музыке. Маленькая рыбацкая лодка, привязанная к причалу, подпрыгивала на волнах, иногда ударяясь о сваю и добавляя к плеску воды негромкую барабанную дробь.

Голубое небо начинало темнеть, по нему плыли редкие молодые облачка, отставшие от облаков постарше, которые проплывали тут несколько часов назад. Звезды ярко светили, и Айвен подмигнул им, они тоже знали о том, что должно произойти. Айвен попросил повара из столовой на работе помочь ему сегодня вечером. Это был тот же повар, что отвечал за еду на чаепитиях в саду лучших друзей, но на этот раз он превзошел самого себя. Он организовал такое роскошное угощение, какое Айвен и представить себе не мог. Первым блюдом были фуа-гра и тосты, нарезанные аккуратными маленькими квадратиками, за ними следовал ирландский лосось и приготовленная с чесноком спаржа, а после – мусс из белого шоколада с малиновым соусом. Теплый ветер с залива разносил запахи по всей округе, и они пролетали мимо Айвена, пощипывая ему нос.

Он нервно поигрывал приборами, без конца что-то поправлял, затянул новый голубой шелковый галстук и распустил его, расстегнул пуговицу на темно-синем пиджаке, а потом решил снова ее застегнуть. Весь день он был очень занят подготовкой к вечерней встече, и у него не хватило времени подумать о бурливших в нем чувствах. Поглядывая то на часы, то на темнеющее небо, он надеялся, что Элизабет придет.

Элизабет медленно ехала по узкой петляющей дороге, почти ничего не различая в густой темноте сельской местности. Дикие цветы и живые изгороди тянулись к ее машине, когда она проезжала мимо. Включенные на полную мощность фары распугивали мотыльков, комаров и летучих мышей, пока она ехала по направлению к морю. Когда она доехала до просвета, черное покрывало вдруг приподнялось, и ей открылся целый мир.

Впереди на тысячи миль раскинулась черная гладь моря, блестевшая в лунном свете. В бухточке стояла крошечная рыбацкая лодка, привязанная к ступеням причала; набегающая волна лизала и дразнила бархатисто-коричневый песок. Но не море поразило ее, а вид одетого в новый нарядный костюм Айвена, стоявшего на песке рядом с маленьким столиком, красиво накрытым на двоих. В центре столика горела свеча, дрожащее пламя которой отбрасывало тень на его улыбающееся лицо.

Это могло растопить даже каменное сердце. Мать столько раз описывала ей восторженным шепотом ужин под луной на пляже, что мечты матери стали ее собственными. И вот Айвен стоял теперь внутри этой картины, которую они с матерью нарисовали себе так живо и в таких подробностях, что она навсегда запечатлелась в памяти Элизабет. Вдруг поняв смысл выражения «не знать, плакать или смеяться», она без смущения сделала и то и другое.

Айвен стоял в горделивой позе, его голубые глаза блестели в лунном свете. Он не обратил внимания на ее слезы, а точнее, принял их как должное.

– Моя дорогая, – он отвесил ей театральный поклон, – ужин под луной ждет вас.

Вытирая слезы и улыбаясь так широко, что казалось, ее улыбка может осветить весь мир, Элизабет оперлась на его протянутую руку и вышла из машины.

Айвен резко выдохнул:

– Ух, Элизабет, вы потрясающе выглядите!

– Теперь я больше всего люблю носить красное. – Она передразнила Айвена, беря его за руку и позволяя отвести себя к столику.

После долгих мучительных размышлений Элизабет купила красное платье, подчеркивающее ее стройную фигуру и обозначающее изгибы, о существовании которых она и не догадывалась. Перед выходом из дому она пять раз надевала и снова снимала его, чувствуя себя слишком незащищенной в таком ярком цвете. Чтобы не ощущать себя светофором, она накинула черную шаль.

Ирландская белая скатерть колыхалась от легкого теплого ветерка, и волосы щекотали Элизабет щеку. Песок под ногами был холодным и мягким, как пушистый ковер, высокие берега защищали бухточку от резких порывов ветра. Айвен отодвинул для Элизабет стул, и она села. Затем он потянулся за салфеткой, которая была обвязана веточкой фуксии, и положил ей на колени.

– Айвен, как красиво, спасибо, – прошептала она, чувствуя, что голос не слушается ее.

– Спасибо, что пришли, – улыбнулся он, наливая ей в бокал красное вино. – Итак, начинаем мы с фуа-гра. – Он потянулся под стол и достал две тарелки, накрытые серебряными крышками. – Надеюсь, вы любите фуа-гра, – сказал он, наморщив лоб.

– Очень люблю, – улыбнулась Элизабет.

– Фу-ух! – Лицо его расслабилось. – Интересно, из каких небесных субстанций получается это чудо гастрономии?

– Айвен, это гусиная печень, – засмеялась Элизабет, намазывая тост. – Почему вы выбрали эту бухту? – спросила она, плотнее закутываясь в шаль, так как ветерок стал холоднее.

– Потому что здесь тихо и потому что это прекрасное место, вдали от городских огней, – жуя, ответил он.

Элизабет решила не задавать больше вопросов, зная, что у Айвена на все свой собственный специфический взгляд.

После ужина Айвен повернулся, чтобы посмотреть на Элизабет, которая, держа обеими руками бокал с вином, задумчиво смотрела на море.

– Элизабет, – мягко сказал он, – вы полежите со мной на песке?

Сердце Элизабет забилось чаще.

– Да. – Ее голос стал хриплым. Она не могла придумать лучшего способа закончить этот вечер с ним. Ей так хотелось прикоснуться к нему, чтобы он держал ее в своих руках. Элизабет подошла к кромке воды и села на холодный песок. Она почувствовала, что Айвен идет за ней.

– Чтобы это сработало, вам придется лечь на спину, – громко сказал он.

У Элизабет от удивления открылся рот.

– Что, простите? – Она плотнее закуталась в шаль, как будто защищаясь.

– Если вы не ляжете на спину, это просто не сработает, – сказал он, уперев руки в бока. – Смотрите, вот так. – Он сел рядом с ней, а затем лег на песок. – Надо обязательно горизонтально лежать на спине, Элизабет. Так лучше всего.

– Ах так? – надменно спросила Элизабет и поднялась на ноги. – Это все, – она обвела рукой бухту, – нужно было лишь для того, чтобы заставить меня горизонтально лечь на спину, как вы изысканно выразились? – оскорбленно спросила она.

Айвен, лежа на песке, изумленно смотрел на нее, широко раскрыв глаза.

– Ну… – замялся он, пытаясь придумать ответ, – на самом деле да, – прошептал он, – просто, когда это достигает высшей точки, вам лучше горизонтально лежать на спине, – пробормотал он.

– Ха, – словно сплюнула Элизабет и, снова надев туфли, с трудом пошла по песку к машине.

– Элизабет, смотрите! – восторженно закричал Айвен. – Это достигло высшей точки. Смотрите!

– Ох, – проворчала Элизабет, забираясь на дюну. – Вы действительно отвратительны.

– Это не отвратительно! – выкрикнул Айвен, в его голосе зазвучали панические нотки.

– Все вы так говорите, – пробурчала Элизабет, роясь в сумке в поисках ключей от машины. Ничего не видя в темноте, она подставила ее под лунный свет и, посмотрев вверх, от удивления раскрыла рот. Черное безоблачное небо над ней пришло в движение. Звезды горели ярче, чем она когда-нибудь видела, некоторые из них мчались по небу.

Айвен лежал на спине, глядя в ночное небо.

– О, – тихо произнесла Элизабет, чувствуя себя глупо и радуясь темноте: ее лицо стало одного цвета с платьем. Спотыкаясь, она спустилась с дюны, сняла туфли, погрузила ноги в песок и сделала несколько шагов по направлению к Айвену. – Это прекрасно, – прошептала она.