– Айвен, я так рада, что вы здесь. – Элизабет выбежала из кухни.

– Спасибо. – Айвен улыбнулся, оборачиваясь, чтобы поприветствовать ее. – Ух ты, ничего себе! – У него отвисла челюсть.

На Элизабет был простой белый льняной сарафан, который красиво оттенял ее смуглую кожу, длинные волосы были слегка накручены и спускались ниже плеч. – Повернитесь, дайте на вас посмотреть, – сказал Айвен, все еще пораженный ее видом. Ее черты смягчились, и все в ней казалось нежнее.

– Я перестала вертеться перед мужчинами в восемь лет. А теперь хватит на меня пялиться, нужно еще много чего сделать, – резко сказала она.

Ну, все-таки не все в ней стало нежнее.

Она обвела взглядом сад, выпрямившись и держа руки по швам, как будто стояла в дозоре.

– Ладно, давайте я покажу вам, что здесь происходит. – Она схватила Айвена за руку и потащила к столу. – Когда люди придут через боковую калитку, они сначала подойдут сюда. Здесь они возьмут салфетки, ножи, вилки и тарелки, а потом перейдут сюда. – Она двинулась дальше, сжимая его руку и говоря очень быстро. – Когда они окажутся здесь, вы будете стоять за барбекю и готовить все, что они выберут из этого набора. – Она показала на стоящий сбоку столик с разными видами мяса. – Слева лежит соевое мясо, а справа обычное. Не перепутайте.

Айвен открыл рот, чтобы возразить, но она подняла вверх палец и продолжала:

– Затем, после того как они возьмут булочки, они перейдут за салатами сюда. Пожалуйста, обратите внимание на то, что соусы для гамбургеров стоят вот здесь.

Айвен взял оливку, и Элизабет шлепнула его по руке, заставив бросить ее обратно в миску. Она все говорила и говорила:

– Десерты находятся вон там, чай и кофе тут, органическое молоко в левом кувшине, а обычное – в правом, туалет только через дверь и налево, я не хочу, чтобы они бродили по дому, хорошо?

Айвен кивнул.

– Вопросы есть?

– Только один. – Он схватил оливку и засунул себе в рот до того, как Элизабет успела ее выхватить. – Зачем вы мне все это рассказываете?

Элизабет подняла глаза к небу.

– Потому что, – она вытерла вспотевшие руки о салфетку, – я еще никогда не выполняла роль хозяйки, а поскольку вы меня в это втянули, мне нужна ваша помощь.

Айвен рассмеялся:

– Элизабет, у вас все получится, но если я займусь барбекю, это определенно не поможет делу.

– Почему? В Яизатнафе вы не устраиваете барбекю? – язвительно спросила она.

Айвен оставил ее комментарий без внимания.

– Послушайте, мне кажется, сегодня вам не нужны правила и расписание. Просто позвольте людям делать то, что им нравится: бродить по саду, общаться друг с другом и самим выбирать себе еду. Какая разница, если они начнут с яблочного пирога?

Элизабет выглядела шокированной.

– Начать с яблочного пирога? – затараторила она. – Но он стоит на другом конце стола. Нет, Айвен, вы должны им показать, где очередь начинается и где кончается. У меня не будет на это времени. – Она кинулась на кухню. – Пап, надеюсь, ты там еще не съел все коктейльные сосиски? – крикнула она.

– Папа? – У Айвена расширились глаза. – Он здесь?

– Да. – Она закатила глаза, но Айвен понимал, что это не признак недовольства. – Хорошо, что вас тут не было последние несколько дней, а то я с головой увязла в семейных тайнах, слезах, разрывах и воссоединениях. Но мы на верном пути. – Она на секунду расслабилась и улыбнулась Айвену.

Прозвенел дверной звонок, и она вздрогнула, в ее глазах мелькнула паника.

– Элизабет, расслабьтесь! – засмеялся Айвен.

– Обойдите дом сбоку! – крикнула она гостю.

– Перед тем как они все придут, я бы хотел вручить вам подарок, – сказал Айвен, вынимая руку из-за спины, где он ее все это время держал. Он протянул ей большой красный зонт, и она в недоумении наморщила лоб. – Это для того, чтобы защитить вас от дождя, – мягко объяснил Айвен. – Полагаю, он бы вам пригодился той ночью.

Лоб Элизабет разгладился, когда к ней пришло понимание.

– Вы очень заботливы. – Она обняла его, а затем внезапно резко подняла голову: – Но как вы узнали про ту ночь?

У калитки появился Бенджамин с букетом цветов и бутылкой вина.

– Элизабет, с днем рождения.

Она обернулась, и щеки у нее порозовели. Она не видела его с того дня на строительной площадке, когда Айвен большими красными буквами написал на стене, что она его любит.

– Спасибо, – ответила она, подходя к нему.

Он протянул ей подарки, и она не знала, как их взять, потому что в руке у нее был зонт. Бенджамин заметил его и засмеялся:

– Не думаю, что это вам сегодня понадобится.

– А, это. – Элизабет покраснела еще сильнее. – Это подарок Айвена.

Бенджамин поднял бровь.

– Правда? Он у вас без дела не сидит, не так ли? Я начинаю думать, что между вами что-то есть.

Элизабет не дала своей улыбке дрогнуть. По крайне мере, она надеялась на это.

– Кстати, он где-то здесь, может быть, я смогу наконец-то представить вас друг другу. – Она обвела глазами сад, не понимая, почему Бенджамин считает ее такой забавной.

– Айвен! – Я слышал, как Элизабет зовет меня по имени.

– Да, – ответил я, не поднимая головы и помогая Люку надеть праздничный колпак.

– Айвен! – снова позвала она.

– Да-а, – нетерпеливо сказал я, поднимаясь на ноги и глядя на нее. Ее глаза скользнули по мне, и она продолжила оглядывать сад.

Мое сердце остановилось, клянусь, я это почувствовал.

Я сделал несколько глубоких вдохов и постарался не паниковать.

– Элизабет! – позвал я, мой голос был таким далеким и дрожащим, что я сам с трудом узнал его.

Она не обернулась.

– Не знаю, куда он исчез. Минуту назад был здесь. – Ее голос звучал сердито. – Он должен был заняться барбекю.

Бенджамин снова засмеялся:

– Как это на него похоже! Что ж, это хитроумный способ попросить меня, но я с удовольствием займусь барбекю, никаких проблем.

Элизабет в замешательстве посмотрела на него, погруженная в свои мысли.

– Вот и хорошо, просто замечательно, спасибо. – Она продолжала озираться. Я смотрел, как Бенджамин надевает через голову фартук, а Элизабет все ему объясняет. Я наблюдал со стороны, не являясь больше частью общей картины. Начали собираться гости, и, когда сад заполнился людьми, когда шум усилился, голоса и смех стали громче, а запах еды сильнее, я почувствовал головокружение. Я видел, как Элизабет пытается заставить Джо попробовать один из видов ее любимого кофе, а все наблюдают за этим и смеются; я видел, как Элизабет и Бенджамин склонили друг к другу головы, как будто у них был общий секрет, и затем засмеялись; я видел, как отец Элизабет, стоя в конце сада с тростью из терна в одной руке и чашкой с блюдцем в другой, тоскливо смотрит на холмы и ждет возвращения своей младшей дочери; я видел, как миссис Брэкен и ее подруги, стоя у столика с десертами, тайком берут еще по одному куску торта, когда думают, что на них никто не смотрит.

Но я смотрел на них и все видел.

Я чувствовал себя посетителем музея. Стоял перед картиной, на которой изображено множество людей, и пытался понять ее смысл, пребывая от нее в безумном восторге и желая попасть туда и стать ее частью. Меня все дальше и дальше оттесняли к задней части сада. Голова кружилась все больше, а колени совсем ослабели.

Я видел, как Люк с помощью Поппи выносит праздничный торт и первым начинает петь «Happy birthday», а Элизабет краснеет от удивления и смущения. Я видел, как она оглядывается, ища меня, и не находит, как она закрывает глаза, загадывает желание и задувает свечи, будто маленькая девочка, которая так и не отпраздновала свой двенадцатый день рождения и наверстывает это сейчас. Я вспомнил слова Опал о том, что у меня никогда не будет дня рождения, что я никогда не постарею, в то время как у Элизабет он был и будет в этот день каждый год. Собравшиеся заулыбались и радостно закричали, когда она задула свечи, но для меня свечи воплощали быстротечность времени, и, погасив эти танцующие огоньки, она погасила крошечный лучик надежды, остававшийся у меня внутри. Они олицетворяли невозможность быть с Элизабет всегда, и это ранило меня в самое сердце. Радостная толпа веселилась, а я горевал и не мог ничего с собой поделать, осознав острее, чем когда-либо прежде, что с каждой проходящей минутой она становится старше. Я просто почувствовал это.