— Господин Дитмар устроит пир для всего графства. Но пока… Поймите, сегодня он не сможет принять вас лично. Его приемный отец на смертном одре.

На самом деле мысли Дитмара первое время не занимал Флорис, он в спешке и с беспокойством о Софии вступил в права наследства. Как будто руководствуясь советом Лютгарт, он перевернул весь замок и даже погреба и темницу вверх дном. Возможно, Софию держали взаперти.

Тем временем Герлин поприветствовала священника. Флорис пришел в себя, но, как она и предполагала, он слабел с каждой минутой. Она оставила его с деревенским священником наедине, чтобы он исповедался и принял помазание на смертном одре. В это время Герлин беседовала с травницей, которая все еще помнила рождение Дитмара. Тогда она была рыжеволосой девушкой, сейчас же в ее густых, заплетенных в косы волосах появились первые седые пряди.

— Как ты считаешь, мы можем что-то сделать? — спросила Герлин.

До этого знахарка осторожно осмотрела Флориса. Она покачала головой:

— Нет, госпожа. Возможно, лекарь мог бы помочь… Он понимал кое-что в таких делах, хоть и был евреем. Но я… я принимаю роды и собираю травы, которые уменьшают боль. Иногда еще перевязываю раны от меча. Но это… Мне жаль, госпожа, но я думаю, сегодня ваш супруг предстанет перед нашим Господом.

Как и любая повивальная бабка, эта женщина то и дело крестилась и наверняка не решилась бы на любое необщепринятое лечение. Слишком велика была опасность, что ее признают ведьмой.

Герлин кивнула. Вместе с травницей она тихонько вошла в комнату, где лежал Флорис. Обе помолились с ним и священником. Затем Герлин попросила священника и травницу оставить ее наедине с мужем.

— Я хотела бы побыть с мужем то время, что нам отведено, — просто произнесла она.

Флорис с трудом повернулся к ней лицом.

— Это… Это ты сказала и тогда, — прошептал он. — Когда… Когда умер Дитрих. Что ты говорила ему, чем вы занимались, когда…

Герлин потерла глаза.

— Я не хочу думать сейчас о Дитрихе. И об этой проклятой крепости, которая украла его у меня. И теперь она крадет у меня и тебя! Как бы я хотела никогда не видеть Лауэнштайн, я… — Она расплакалась.

Флорис нащупал ее руку.

— Нет, Герлин… Крепость не проклята… Только подумай… Вспомни наш поцелуй… Разве не здесь ты влюбилась в меня? Разве мы не были счастливы… хоть у тебя… тогда был Дитрих? Он был таким славным юношей.

Герлин улыбнулась сквозь слезы. На самом деле к Дитриху она питала скорее материнские чувства. И Флорис был прав. В Лауэнштайне она не была несчастна.

— Я рассказывала ему истории, — тихо произнесла она. — Дитриху… В часы, когда он умирал. Я клялась ему в любви.

Флорис с трудом поднес руку Герлин к губам.

— Так сделай то же и для меня, — едва слышно прошептал он. — Обними меня и расскажи мне… о нашей любви. И открой окна, дорогая. Я хочу… Я хочу еще раз увидеть улыбку Господа.

Флорис умер около полуночи, когда свет полной луны падал на его постель. Герлин обняла его и поцеловала в лоб, когда он наконец испустил последний вздох. Затем она встала, чтобы закрыть ставни на окнах. Сейчас ей нужно было выйти, чтобы распорядиться установить гроб с телом Флориса в часовне для панихиды… Она надеялась, что священник еще не уехал, рассчитывала, что Рюдигер попросил его остаться. В рыцарском зале шло застолье. Не такое шумное, как днем, но с каждым глотком вина рыцари становились все развязней. Они привыкли к смерти. Несомненно, они сожалели о потере, но никто не станет скорбеть о Флорисе долго.

Герлин не удалось в одиночестве предаться горю. Когда она открывала дверь комнаты, Дитмар бросился к ней.

— Матушка… Матушка, я не знал, где вы, я не мог найти вас сразу. Как он, матушка? Как Флорис?

По растерянному виду Дитмара Герлин поняла, что не Флорис был причиной того, что он ее искал. И что он не только Герлин не мог найти.

— Ее здесь нет, матушка! Я обыскал всю крепость, но не смог ее найти. Если она мертва, матушка… Что, если во время трех лет осады она умерла?

Герлин покачала головой и обняла сына. Ей нужно было сказать ему, что его приемный отец умер. Но она также должна была облегчить душевную боль сына.

— Пойдем, — устало произнесла она. — Мы сейчас разбудим Лютгарт Орнемюнде. И если она сразу нам не расскажет, где София, я за себя не ручаюсь! Сейчас я как раз в том настроении, чтобы отправить ее вслед за муженьком в преисподнюю!

— Но почему же вы сразу меня не спросили? — Лютгарт не спала, она сидела перед камином. Кувшин вина перед ней был наполовину пуст. — Моя дочь сейчас при дворе графа Тулузы, она является придворной дамой госпожи Леоноры.

— В Тулузе? — воскликнул Дитмар. — Но ведь там идет война!

Лютгарт рассмеялась.

— До сегодняшнего дня здесь также шла война, господин Дитмар. Или вы забыли об этом?

Герлин показалось, что она снова очутилась в тех днях перед смертью Дитриха. Тогда она также испытывала жгучее желание ударить Лютгарт.

— Вы бы пострадали гораздо сильней, если бы Дитмар знал, что Софии нет в этих стенах! — воскликнула она.

Лютгарт язвительно ухмыльнулась:

— Мы это понимали. Но ведь кто запретит применить парочку уловок…

Герлин едва сдержалась. Одна из этих уловок стоила жизни ее супругу. Она повернулась, чтобы уйти.

— И чтобы тела вашего муженька не было в моей часовне! — вырвалось у нее. — Проследить за этим вам было бы проще, если бы вы меньше пили. — Она схватила кувшин и выплеснула содержимое в огонь. Маленькая коварная месть, но ей стало легче. — Вы наверняка захотите проводить его в последний путь. Я уверена, что монастырь Заальфельд примет вас. Позже мы решим, как поступить с вами.

— Я верну ее. Я поскачу в Тулузу и привезу ее обратно!

Герлин провела ночь в часовне, где отпевали Флориса. Похоже, гонец, отправившийся в Заальфельд, как и женщины из Нойенвальде, не надеялся, что Флорис выживет. Настоятель явился еще поздно вечером с монахом-санитаром и другими братьями, которые в монастыре служили панихиды по умершим. Он также распорядился доставить тело Роланда Орнемюнде в Заальфельд и не возражал против того, чтобы захватчик Лауэнштайна нашел свое последнее пристанище на монастырском кладбище. Несомненно, хозяйка Нойенвальде пообещала ему за это весьма щедрое пожертвование, но все же Герлин была ему благодарна, ведь таким образом Роланд навсегда, а Лютгарт хотя бы на время исчезли из их жизни.

Настоятель и деревенский священник поочередно отслужили панихиду, и Герлин оставалась в часовне до самого утра. Но ее нервы в конце концов не выдержали. Этельберта и Клара из Нойенвальде провели ее в одну из комнат женских покоев, чтобы она немного отдохнула. Однако вскоре в комнату ворвался Дитмар, и она не сразу поняла, что он намерен предпринять.

Рюдигер, который явно собирался остановить его, не желая, чтобы он беспокоил мать, вошел вслед за ним.

— Это полная чушь, и ты это знаешь! — заявил он Дитмару. — На юге Франции сейчас царит неразбериха. Никто не имеет ни малейшего понятия, где девочка. Граф сбежал в Англию.

— Но потом вернулся! — запротестовал Дитмар. — Разве он не отправился в Арагон за новыми отрядами, в то время как его сын собирает войско в Окситании?

Рюдигер кивнул:

— С неслыханным успехом, ходят слухи. Этот Симон де Монфор должен быть необычайным человеком. Всего после года его владычества над Тулузой он уже так осточертел людям, что они прощают Раймунду все его перебежки, совершенные за последние годы. Но ведь ты же не думаешь, что граф возит за собой Софию Орнемюнде, собирая войска и готовясь к военному походу?

— Должен же двор госпожи Леоноры где-то располагаться, — заметил Дитмар.

Рюдигер издал стон.

— Правильно. Где-то. Может быть, в Лондоне? Возможно, графиня взяла придворных дам с собой. Но вполне вероятно, что она не захотела тайком ночью собирать весь «двор любви» и бежать со всеми оруженосцами и девушками. Поэтому твоя София может быть где угодно.