Но я так часто слышал в Афгане этот звук, что мог его отличить от тысячи других.

Мгновенно развернувшись и еще не видя противника, скрытого ограждением, я полоснул очередью сначала от живота, на половине высоты человеческого роста, а затем прошил пулями всю кабину, сделав из нее решето.

— Амбец! — раздался довольный голос Волкодава.

И только тогда я понял, что в салоне автобуса наступила тишина.

— Акула, проверь клиентов на предмет повышенной живучести, — приказал Волкодав. — И собери оружие — им оно уже ни к чему.

— Один, — спустя полминуты доложил Акула. — Похоже, что доходит. Секир-башка?

— Да ладно, хрен с ним. Жалко пулю тратить.

Их было семеро. Вместе с моим. Все в камуфляже и экипированы по первому классу.

— Майор, снимаю шляпу, — с уважением посмотрел на меня Волкодав. — Акула, взгляни…

Они заглянули за ограждение. Я этого делать не стал — в это время менял рожок.

— Да-а… — протянул Акула. — Ну ты даешь, майор… Его теперь и на том свете не соберут.

— Ты лучше поблагодари майора, остолоп, — сказал Волкодав. — Он нам жизнь спас. Все, дружище, мы с тобой квиты. Рот фронт!

Волкодав поднял вверх сжатый кулак в международном приветствии.

— Я не забуду… — ответил я коротко.

Мы перезарядили оружие и осмотрелись.

Похоже, акция с автобусом в пылу схватки оказалась не понятой командирами групп захвата, потому что в нашу сторону по-прежнему летели пули спецназовцев, и мы передвигались по салону на четвереньках.

— Всем группам! — рявкнул в переговорное устройство Волкодав. — На связи «Буран». Кончайте лупить по «мышеловке»! Она под контролем. Займитесь вплотную вариантом номер два. Вплотную, черт вас дери!

Я посмотрел по сторонам.

Ночь, несмотря на снежный покров, показалась мне еще темнее, чем прежде. Мрак, спускающийся с небес, глушил все звуки. Даже частая стрельба из автоматического оружия была слышна словно через ватный фильтр.

В близлежащих домах кое-где зажигался свет, но тут же моментально гас. Похоже, привычные к разборкам местных крутых обыватели не испытывали большого желания узнать подробности ночного боя.

Они предпочитали сидеть в полной темноте за надежными стенами. Как я сейчас их понимал…

— Тебя…

Волкодав протянул мне мобильный телефон.

— Серега, я на исходной позиции, — раздался в трубке голос Кузьмича. — Какие будут указания?

— Подошел наш ОМОН, — сообщил я Волкодаву. — Будем его задействовать?

— Пока не нужно. Пусть перекроют все улицы, чтобы ни въехать, ни выехать. Понял идею?

— Думаю, да. Кузьмич, поставь везде «капканы».

— Понял. Будет сделано.

— В зону «пороховых складов» никого не пускать. Никого!

— Дошло. Можешь дальше не объяснять.

— Тех, кто попытается уйти, брать. Желательно живьем. Не должна и мышь проскочить!

— Так ведь как получится… Ежели шибко брыкаться не будут — мы с дорогой душой. Ну а если завертится коверкот… в общем, заранее извиняюсь, Серега.

— Лады. Действуйте жестко, без оглядки. Эти парни, судя по первым впечатлениям, очень опасны и хорошо вооружены. Работайте с подстраховкой.

— Учи ученого… — буркнул Кузьмич.

— Конец связи. Если понадобишься, позвоню. Или пришлю кого-нибудь. Удачи.

— Взаимно…

Волкодав прильнул к прибору ночного видения, стараясь особо не высовываться.

— Что там? — в нетерпении спросил Акула.

— Хреново. Они пытаются завести тягач. Значит, хотят сваливать. Где эти мудаки?! Они что, уснули?

Под «мудаками» Волкодав подразумевал группы спецназа, которые уже должны были прорваться к рефрижератору.

Но на самом деле они топтались где-то на подходе. А вокруг тягача сосредоточились наши противники.

— Акула, заводи! — приказал Волкодав.

— Понял! — бодро рявкнул тот.

Акула стащил с водительского сиденья и выбросил наружу буквально разорванное пулями человеческое тело.

— Везуха, командир! — возопил он радостно. — Ключи от зажигания на месте.

— Быстрей поворачивайся, оглобля хренова! — рявкнул в ответ Волкодав. — Они уже прогревают мотор.

И в этот миг свинцовый град застучал по обшивке «Икаруса». К сожалению, наша акция не долго оставалась незамеченной.

Мы тут же открыли ответный огонь.

Наконец заурчал и мотор автобуса.

— Давай, давай, Акула, сукин ты сын! — орал Волкодав, не решаясь подняться во весь рост.

Он стрелял «из-за угла» — спрятав голову и высунув наружу только ствол автомата; это называлось «навести шороху».

«Икарус» взревел и двинулся вперед, набирая скорость.

— Где эта сучья «Грета»?! — матерился Волкодав. — Она всегда прибывает на шапошный разбор, мать ее!..

— Командир, бьют по кабине! — закричал Акула. — Прикрой, иначе меня просверлят!

— Жми, я сейчас!

Волкодав вскочил на ноги и с диким воплем стал поливать свинцом площадку возле дома охраны складов и ворота.

— А-а-а! — орал он.

Наверное, в его бронежилет попала пуля, потому что он пошатнулся; но автомат из рук не выпустил.

Я последовал его примеру. И тоже орал что-то бессмысленное; и стрелял, стрелял, стрелял… Мне почудилось, что это длилось целую вечность. По-моему, я просто-напросто тронулся умом на эти несколько минут…

Удар был настолько силен, что мы свалились как подкошенные.

Обшивка автобуса рвалась с хрустом и скрежетом, посыпались последние уцелевшие стекла.

Я все это видел как в замедленной киносъемке. Стекла не разлетелись от удара, а как будто поплыли по воздушным волнам.

Акула что-то проорал, и мотор заглох.

В салоне «Икаруса» воцарилась тишина, настоянная на солоновато-приторном запахе свежей крови.

Автоматным огнем нас так плотно прижали к земле, что казалось, подними палец — и тебе тут же отчекрыжат его по самую ладонь.

Я не знал, как чувствуют себя остальные группы — они уже были вне зоны видимости, — но наша представляла собой жалкое зрелище.

Даже обычно самоуверенный Чон лежал тихо, как мышь, боясь шевельнуться.

Остальные двое, Дзасохов и Ванька Каин, тихо матерились. И тот и другой были легко ранены. Осетина пуля чиркнула по заднему месту, когда он полз на карачках, а бывшему борцу пробило руку навылет.

Наверное, и у других групп имелись потери, потому что после каждого сеанса связи по переговорному устройству лицо Чона становилось все мрачней и мрачней.

Главная наша промашка заключалась в том, что мы не могли принять непосредственное участие в схватке с противниками. Нас отсекли от основных событий автоматным огнем.

А кто эти противники, можно было только гадать. И догадки были не ахти какие хорошие. По всему чувствовалось, что нас потрошат профессионалы, а не обычные менты.

Похоже, Чон об этом догадывался. И ругал себя последними словами, что не взял нарезное оружие.

Наши помповые ружья, незаменимые в ближнем бою, на большом расстоянии, ночью и в постоянно меняющейся обстановке оказались едва полезнее обычной дубины. Пушка, она и есть пушка. Валит всех подряд.

Бить наобум лазаря означало изрешетить своих, так как в темноте все кошки серы. А окликать будущую жертву, даже держа ее на прицеле, — себе дороже.

Тем более, что наши противники, кто бы они ни были, стреляли как снайперы. И скорее всего, имели приборы ночного видения.

Хорош компот, нечего сказать…

Однако нужно было что-то делать: или отползать и драпать, или плюнуть на ружья и пойти вперед на арапа, надеясь на знание боевых искусств.

— Чон, минэ нада хадить укрытий, — гортанно заговорил Дзасохов, пытаясь приглушить свой бас. — Крова бэжит. Нада перевязка.

— Не скули, ну тя на хрен! — откликнулся Ванька Каин. — Мне грабли поковыряло — и то молчу. Тампон поставь и снегом обложи. Все дела.

Чон не откликался. Он о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Иван! И ты, Бало, — наконец заговорил кореец. — Уходите вон за тот склад. Не туда смотрите, левее. Сделаете перевязки, соберите всех — и к машинам.