— Вот, — Мод передала Олдит корону и, прежде чем та успела возразить, быстро зашла за шатер, увлекая за собой Стефана.

— Вам уже известно, что завтра мы отправляемся в Англию. Не хотите ехать вместе со мной до побережья? — спросил он. — Я могу также устроить, чтобы мы были вместе на корабле.

— Вы очень добры, но я не уверена, что король… я хочу сказать, у отца могут быть на мой счет другие планы, — ответила Мод.

— Я все устрою, кузина, поручите это мне. — Стефан рассмеялся озорным, веселым смехом. — Я буду рядом с вами в тот момент, когда вы снова увидите родную землю. Ведь я впервые встретился с вами именно в Англии.

— Прекрасно, — отозвалась Мод. Лицо ее вспыхнуло, сердце бешено забилось. Противостоять неукротимому энтузиазму Стефана не представлялось возможным — настолько кузен был убежден, что дела пойдут именно так, как он говорил.

Они медленно обогнули шатер и подошли к входу. Им не хотелось расставаться.

— Ну, тогда до завтра, — сказал Стефан, беря ее за руки. — Я приду за вами к началу утренней службы.

— До завтра, — ответила Мод, высвобождая руки, и побежала по траве к своим шатрам.

Даже когда Олдит прикрыла за нею полог, заменяющий дверь, Мод продолжала ощущать присутствие Стефана. Еще несколько секунд она слышала звуки удаляющихся шагов.

Позже, лежа на пуховой перине, чересчур взволнованная, чтобы заснуть, Мод обнаружила, что почти напрочь забыла об оскорблении, нанесенном отцом. Жизнь снова казалась ей полной надежд. Теперь она даже мечтала как можно скорее вернуться в Англию. Прижав прохладные пальцы к пылающим щекам, Мод вспомнила прикосновение больших, теплых рук Стефана и, сообразив, что она будет рядом с ним в последующие несколько дней, подумала, что это неожиданный и прекрасный дар.

Веки начали смыкаться, но тут она поняла, что над ее постелью стоит Олдит. Мод открыла глаза.

— Я уже почти сплю, — пробормотала она. — В чем дело?

— У меня что-то крутилось в голове об этом напыщенном франте, который так много о себе мнит, — сказала Олдит, подперев руками бока. — А теперь я наконец вспомнила.

— Ты меня из-за этого разбудила?

— Стефан из Блуа женат на твоей кузине, Матильде Булонской, — с довольной улыбкой сообщила Олдит. — Ну разве я тебя не предупреждала? У кого мед в устах, у того в хвосте колючие перья.

Мод широко распахнула глаза, по всему телу пробежала дрожь разочарования. Ах, Дева Мария, ведь она и впрямь совершенно забыла об этом!

Поспать ей не удалось. После вечерни Мод опять вызвали в лагерь отца. Ее мысли были заняты Стефаном и его женой, Матильдой Булонской, дочерью сестры ее матери, — еще одной кузиной, с которой Мод никогда не встречалась. Она удивилась, почему отец так скоро опять захотел снова увидеться с ней. Мод устала после долгого путешествия через всю Европу, все тело болело от тряски в паланкине, и она молила Бога, чтобы встреча с королем была короткой и без происшествий.

Стража впустила Мод в темный шатер. Отец сидел за небольшим столиком, доедая остатки вареных миног. Положив голову на лапы и не сводя с хозяина грустных глаз, у ног его лежала лохматая шотландская борзая. Король жестом предложил дочери сесть напротив него на маленькую скамейку.

Мод повиновалась, настороженно приготовившись к любой неожиданности, взглянула на отца и увидела, что тот сидит с закрытыми глазами.

— Ты похожа на мою мать, королеву Матильду, — внезапно сказал он. — Когда мой отец женился на ней, она была самой прекрасной девушкой во всей Фландрии. — Генрих потянулся через стол и прикоснулся к завитку волос, который выбился из-под головного убора Мод и лежал колечком на щеке. — Но твои волосы точно такого же цвета, как у моего отца.

Меньше всего Мод ожидала такое услышать. Она вспыхнула от смущения.

— Значит, я похожа на мою бабушку, которая никогда не плакала.

Король налил янтарную жидкость из кожаной плоской фляги в деревянную чашку и протянул ей.

— Именно так. Ты не забыла.

Мод взяла чашку, выпила и чуть не задохнулась от горечи. Это позабавило короля.

— Нормандский сидр, — пояснил он. — Ты привыкнешь к нему со временем. — Генрих встал и поднял полог, впустив в шатер прохладный ночной ветерок. — Принесите свечи, — приказал он пажу, ожидавшему снаружи, и опять уселся на свою скамью. Последовало долгое молчание, затем он обратился к дочери: — Мы слышали о твоих успехах в империи. Император сообщал мне о твоих достижениях: о твоей образованности, столь необычной для женщины; о тех случаях, когда ты бывала его представителем; о судебных делах, которые ты решала, — обо всем. Он очень гордился тобой.

На глаза Мод навернулись слезы. Генрих молча наблюдал за ней. Вошел паж, неся две зажженные свечи в железных подсвечниках, поставил их на маленький дубовый столик и, поклонившись, удалился.

— Послушай, дочь, — сказал король внезапно охрипшим голосом, — мне небезразлична твоя утрата. Будь у меня какая-нибудь другая возможность, я не вырвал бы тебя из Германии так внезапно. Но положение становится отчаянным, и я должен действовать.

Мод проглотила слезы.

— Какое положение? Почему вы вначале не посоветовались со мной? Почему я была…

Генрих поднял руки, чтобы остановить эту вспышку.

— Довольно. Всему свое время. — Он налил сидра в деревянную чашку и отхлебнул из нее. — В своих письмах ко мне твой муж не упоминал о некоторых вещах, что меня озадачило. Например, он ничего не писал о твоих женских занятиях. Ты, конечно, не пренебрегала ими?

— Конечно, нет. Я умею управлять дворцовым хозяйством, ухаживать за больными при небольших недомоганиях, готовить микстуры из лекарственных трав. Я вышиваю и знаю, как ткут полотно… — Мод остановилась, увидев, что лицо отца расплылось в улыбке.

— Ах, как это понравилось бы твоей фламандской бабушке. Знаешь ли ты, что фламандские ткачи изготовляли самые лучшие в мире гобелены? — Король замолчал, немного нахмурив густые брови. — Твои достоинства очень впечатляют, но ты не упомянула о самом важном: почему у тебя нет детей? — Вопрос был задан так внезапно, что Мод чуть не свалилась со скамьи.

— Детей? — переспросила она, пытаясь прийти в себя.

— Твое образование, обязанности, которые ты выполняла, разумеется, достойны похвалы, но главное назначение женщины — рожать детей. Почему у тебя их нет? — Он несколько угрожающе подался вперед. — Твой муж не пренебрегал твоей постелью?

Мод покраснела. Пораженная и смущенная франкской грубостью вопроса, она не собиралась отвечать отцу. Как он посмел спрашивать ее об этом, будто какую-то ничтожную служанку? В ее присутствии вопрос о детях никто никогда не обсуждал, за исключением Олдит и императорского доктора. На эту тему Мод не осмелилась бы говорить даже с самим императором, который высокомерно игнорировал все плотские дела.

— Ну? Я жду объяснений. — Король внезапно прищурил глаза: — Клянусь всемогущим Господом, ты ведь не отказывала ему в своей постели?

Мод встала.

— Я никогда не нарушала супружеских обязанностей, сир.

— Хотелось бы надеяться, хотелось бы надеяться… Ну?

— Вы не мой духовник и не имеете права задавать мне такие… такие нескромные вопросы. Я не желаю, чтобы меня оскорбляли.

Черные глаза Генриха сверкнули, рука его начала было подниматься, но он сдержался. Мод, стараясь сохранить достоинство, повернулась и шагнула к выходу, но король схватил ее за руку.

— Возможно, я слишком бесцеремонен, — сказал он с усилием. — Я плохой дипломат, говорю без обиняков. Поверь мне, это дело жизненной необходимости, иначе я не задавал бы тебе таких вопросов. — Он подвел Мод назад к скамье. — Кроме всего прочего, я твой отец. Ты можешь совершенно спокойно доверять мне секреты спальни.

Мод опять опустилась на скамейку, и король похлопал ее по руке — первый жест отеческой любви. Прежде чем Мод овладела собой, у нее вырвались слова:

— Он… он не пренебрегал моей постелью… по возможности.