Начало века Двадцатый век. Распутин… Что за бред? Страницы невозможного романа, Шальное сочиненье графомана, Где не наложен ни на что запрет. От океана и до океана Империя, которой равной нет, Вдруг распадется, но из мглы дурмана Преображенной явится на свет. Россия не двуглавой, но двуликой, Растоптанной, великой, безъязыкой, Отмеченной судьбою мировой Встает до звезд и валится хмельной, И над ее последним забулдыгой Какой-то гений теплится святой. «В час пик мировой перегрузки…» * * * В час пик мировой перегрузки, о люди, услышьте меня: евреи родственны русским, а негры японцам родня, и сердце у каждого слева, двуногие братья мои, потомки Адама и Евы или обезьяньей семьи — на ветках Вселенского Древа единственные соловьи! К анкете 1 Когда объявился я в мире, он был свежим, с иголочки, новым, как большая игрушка — готовым: солнце, бабушка, дом и речка — все закончено, прочно и вечно, время расписано в календаре, вечная кошка шалит во дворе, мать и отец, как все, неизменные, неразлучные, несомненные, изначально, как мир, их родство, и любовь ко мне — неизменней всего. 2 В середине счастливого детства оказалось, что мир поразительно хрупкий, дома раскалываются, как скорлупки, и железо свистит, и внезапно навек перестал быть живым человек; отец на фронте, не возвращается, мама плачет всю ночь напролет, мир кончается, разрушается, по развалинам голод идет… 3 Когда началась моя молодость, первая молодость после войны, от вчерашней трагедии сердце отпрянуло, очарованно глянуло в очи весны, полюбил — потерял я голову и весь окружающий мир, среди поля голого, как Адам и Ева, мы вкусили плоды незапретного древа, и мир, как напев, начинался с нас, возникал в первый раз, сейчас… 4 Когда оказался я взрослым, мир предстал предо мной мастерской, и я в ней работал… 5 Только взглядом в три четверти жизни длиной мир увидишь как таковой, и не кадры отдельные — цельную съемку, где теперь превратилось в давно, — непрерывно от предка к потомку на глазах моих делалось это кино. …………………………………………… Содержание жизни и форму постигая достаточно долго, я, пожалуй, выполнил норму основного житейского долга. Что сказать вам, идущие следом? Окончательный вывод — неведом, кроме вкуса полыни и меда. Я стою на пороге, смущенный запоздалым чувством свободы, чувством ветра, весны зеленой, удивленный, как в первые годы. Детской веры своей не откину, не отрину и опыт прозренья… Созерцающий видит картину, созидающий видит творенье. |
