3. Сентиментальная ода Я выпью вина и заплачу, Скажу, что я видел Париж, Скажу, улыбнусь виновато, Ты это поймешь и простишь. Немыслимый город с Монмартра, Художницы юной лоток, Сиянье осеннего света, Веков золотой холодок. Живительный воздух Парижа, Где музыка прежде всего, Где шорох бумажного сора И тот по ночам — волшебство, Где шляться бродягой завидно, Где быть одиноким светло, Где что-то все горести жизни С дыханьем искусства свело. На воле — пускай несвободный, На празднике — немолодой, Я словно проснулся и вспомнил Забытое в жизни другой. Я понял: в Париж я вернулся Неузнанный, как Одиссей, Стою, узнаю, собираю Огни Елисейских полей. И больше просить я не смею. Прощай, я мгновенье постиг: Жизнь делится скупо на годы, А множится щедро — на миг. Я вижу Париж, и глазами Счастливыми, полными слез Гляжу на пустые ладони, В которых Париж я унес. 4. Прощание Сент-Экзюпери Покуда есть Париж, еще я жив и молод, Пусть не вернусь к нему из дальней стороны, Мне только надо знать, что существует город, Бессонный свет, и бред, и странный звук струны. Осенний терпкий вкус трагической свободы, Всеведенье и смех, любовь и слепота… Его бессонный свет проплыл под самолетом, Бездонная вокруг открылась чернота. Покуда есть Париж, еще я жив и молод, Где б ни был — встрепенусь и потянусь к нему, Но и во сне боюсь, что подступает холод, Что брошен он один во тьму, во тьму, во тьму… «Под рок-музыку аварийности…» * * * Под рок-музыку аварийности век идет к своему завершению: перевыполнен план трагедийности, переполнена чаша терпения, а там-там и днесь: — Атом там и здесь! Мировой бедлам сочинен адом: был сперва Адам, чтоб в конце — атом? Где Орфей? Где его искусство, чтоб на лире серебряной месяца подтвердить, что такое безумство и в безумных мозгах не уместится! Африканская мозаика 1 …Голый негр на пальму взбирается быстро, на закорках грохочет битлами транзистор, и московский мой быт, он не так одинаков, если Африка в нем восклицательным знаком, ах, лагуну добавь, деревушку на сваях, за моторкой угнавшихся вплавь чертенят-попрошаек, это было — когда? — над Москвою морозной черный блик — африканский мираж светоносный. 2 …Разгоняется лайнер, и в небо, и вскоре под крылом, как открытка, Средиземное море, а под вечер над джунглями пар, словно вата, в океан кипятильником брошен экватор. Что за ночь! В Дуала — это порт в Камеруне — приземляется «Боинг» парной — в июне — воздух душно пахнет французским мылом, дождь дымится, как душ — не вчера ль это было? — только время — не то, что считает Европа, а вращенье вселенского калейдоскопа, его вертят клешнями гигантские крабы: костяные, сухие, как смерть, баобабы. 3 …По пустынной саванне спешит голубая машина — это в Африке было, посредине Бенина — вдруг, как радужный смерч, толпясь и блистая, налетает безумная бабочек стая — от песков до небес, ни конца ей, ни края, но с налета — о господи! — горе немое: смерть цветасто пятнает стекло ветровое. «Тормози! Мы врываемся в рай, как убийцы!..» — это в Африке было, в Москве повторяется, снится — мчатся бабочки снова, большие, как птицы, золотые, лиловые, алые, черные, небывалые, обреченные… «Вдруг, проснувшись в казенной постели…» * * * Вдруг, проснувшись в казенной постели, Не поймешь, где какая страна… Забываешь названья отелей, Мимолетных знакомств имена. Роль уюта во временном доме Исполняют диван и плафон. Говоришь «чемоданы в мой номер», Через день выметаешься вон. Ни к приемнику, ни к одеяльцу, Ни к цветам, ни к пейзажу в окне Привязаться нельзя постояльцу — В сроке истина здесь и в цене. Расщепляется миг, где обратный Счет ведется отпущенным дням… По путевке Париж однократный Выдается до вторника нам. Выдается до пятницы море, Вырывается время из рук. И гостиница, и санаторий — Краткий курс философских наук. Сдай ключи, не ищи милосердья. Репетиция смерти — отъезд Или сон. Но, быть может, бессмертье, Как бессонница, нам надоест. Так да здравствует жизнь, где начало И конец застолбит божество Расписания. Времени мало? Будем жить. Это лучше всего! |
