Этот пейзаж Микко видел уже несколько раз после покупки этого дома. Они с женой и двумя детьми купили дом недавно. Семье пришлось жить вдали от шумного и подвижного мира. Их отцу – известному писателю предстояло написать очередной роман, который сулил хороший доход. Микко вдруг срочно понадобились покой, умиротворение и уединение для творчества. Что же может быть лучше дома с таким характерным пейзажем? С несколькими домами по соседству (ближайший за полкилометра отсюда), с изредка проезжавшими туристами. Они иногда сбивались с пути или же просто мечтали переночевать после долгой дороги в единственном доме в окраине. Глушь, тишина и скрип веток обуглившегося дерева… Именно это и нужно было Микко, чтобы спокойно работать. К тому же, что-то изменилось в настроении писателя, когда он стоял у окна, созерцая свои новые владения. Его охватило странное чувство. Может, это просто печаль, а может, вдохновение садится на плечи, подогретое непонятно откуда взявшимся любопытством. Микко пришла в голову мысль, что на улице практически не было ветра, – в поле его особенно легко заметить. Но сегодня трава не шевелилась на ветру, да и дерево не двигалось, хотя вполне нормально бы было увидеть покачивание ветвей. Пейзаж за окном был неподвижен, словно Микко смотрел на картину. Но тут он увидел движение в ветвях черного дерева, и что более всего поразило писателя, так это то, что ветви задвигались так, словно дерево было живым организмом, а ветви были руками с настоящими сокращающимися мышцами. Одна «рука» выгнулась вправо и вверх, другая волной двинулась влево, и все дерево слегка встрепенулось, похожее на только что проснувшееся существо, которому необходимо сладко потянуться и размять тело. Микко закрыл глаза и снова открыл их, чтобы отогнать наваждение и еще раз проверил отсутствие ветра. Но дерево двигалось, даже мельчайшие веточки двигались на больших «руках», словно скрюченные «пальцы». Микко мысленно одернул себя, обвинил в разыгравшемся воображении, поругал себя, назвав «ленивой задницей» и решил прогуляться к дереву. Оно было так же частью его усадьбы, как и дом и примыкающие к нему земли.
Микко [битая ссылка] Матикайнен очень обязательный человек: он дал себе слово, что будет работать как минимум три часа в день, чтобы закончить свой новый роман в срок. Он надел плащ, взял свой блокнот и вышел на улицу. Его отвлекал шум посудомоечной машины и телевизора. Его жена Айно занималась домашними делами и всегда громко включала телевизор, слушая сериалы или музыкальный канал. Ей не нравилась тишина старого дома, и она пыталась ее заглушить. Дети бегали друг за другом что-то громко крича на выдуманном ими кодовом языке. Забавная игра, которая здорово отвлекала отца от работы.
Микко нужно было побыть одному, и он решил разделить свое одиночество со старым деревом. У деревьев есть душа. Микко верил в это и частенько мысленно разговаривал с деревьями. И они словно ему «отвечали». Айно смеялась и подшучивала над мужем, потому что была человеком, чрезвычайно приземленным, и не верила ни во что, кроме того, что могла потрогать руками. Как хорошо, что сейчас он один и может дать чувствам и мыслям волю выплеснуться на бумагу. Ему, тонко чувствующему писателю, нужно было освободить то, что делало его известным.
***
У дерева была каменная скамья, ее ножки почти наполовину вросли в землю, как и корни дерева. Такие скамьи обычно можно увидеть в фамильных склепах или на кладбищах. Такие скамьи нужны, чтобы предаться воспоминаниям, тихим разговорам внутри черепной коробки и ностальгии. Микко тихо говорил с мертвым деревом, голые ветви которого поскрипывали на ветру. Все это даже создавало мрачную мелодию в голове Микко, хотя он не композитор и не музыкант.
Но мелодия почему-то отчетливо слышалась в его голове, будто кто-то лениво перебирал струны, а может это просто ветер поигрывал ветвями дерева. Микко сидел на скамье с блокнотом и шариковой ручкой в руках, смотрел прямо вверх, в самую крону дерева. Ветки смотрелись мрачно на фоне чемпионски серого неба, ведь ничто больше не могло сравниться с его серостью. Ветки шевелились, изменяя узор и разрезая небо на мелкие лоскуты. Изредка капли дождя падали на щеки Микко, отчего он в блаженстве прикрывал глаза. Но он был немного зол на дождь, ведь он орошал и бумагу в блокноте.
Микко огляделся. Вокруг поле с пожухлой травой, его новый дом неподалеку. Он был реставрирован, после смерти предыдущего хозяина – так ему сказал риэлтор. Поэтому дом был продан ему так дешево. Должно быть, мало кому хотелось купить дом, в котором ранее умирали хозяева. Хотя Микко по праву считал, что любой дом хранит скелеты в шкафу в прямом смысле этого слова. В любом доме мог умереть человек. Обычное дело. Где есть жизнь, там есть и смерть. Так что Микко ничуть не напугала история этого дома. К тому же риэлтор ничего толком не рассказывал, и Микко были неизвестны подробности из прошлого этого Богом забытого дома. Его душа была на месте. Никакого беспокойства. Лишь умиротворение для творчества. Пустота, спокойствие, осень.
Микко был уверен, что на том месте, где он сидит, ранее мог быть другой дом, или если быть точным – сад, от которого остались только дерево и скамья. У подножия дерева на земле было возвышение.
«Наверное, корни в том месте слишком близко подходят к поверхности земли», – подумал Микко. Мысли писателя были сбивчивыми, но ему нравилось находиться здесь и он, отвлекшись от наблюдений за пейзажем начал что-то черкать в своём блокноте, изредка растирая редкие капли дождя по страницам.
Внезапно порыв ветра чуть не заставил Микко выронить ручку. Но писатель только поёжился и продолжил работу. Микко откинулся на холодную спинку скамьи, и запрокинул голову назад, словно прислушиваясь. У него никогда не было видений, но он услышал голос в своей голове. Это был чужой голос. Не тот голос, каким обычно говорит собственная совесть или внутренний голос, нет. Голос был чужим, явно мужским. Он физически почувствовал его в своей голове. Обычно именно так в фильмах изображают процесс телепатии. Микко показалось, будто он слышит чьи-то мысли. Голос этот был неспокоен, что-то шептал, даже порой срываясь на крик. Микко заметил, что его рука пишет что-то в блокноте, и она подчинялась не писателю, но кому?
Он разглядел надпись в блокноте.
«Она стоила того, чтобы умереть ради нее».
Микко не мог поверить своим глазам: написанное было графическим отображением того, что шептал голос в его голове. Что это было? Он подчинялся кому-то, кто диктовал ему и заставлял писать слово за словом. Никогда еще в жизни Микко не случалось таких вещей. Но с каждой секундой Микко начинал понимать, что он все дальше от реального мира, поле закачалось у него перед глазами, голова сильно закружилась, а рука еще яростнее царапала что-то в блокноте. Кто завладел ему разумом, кто??! Ему начало казаться, словно он находится под наркозом и начинает медленно отключаться. Разум все еще подбрасывал ему воспоминания об алкогольном опьянении, или наркотическом угаре, и даже о гипнозе. Все, что он чувствовал, напоминало моменты, когда сознание становится неконтролируемым. Все окружающее перестало его интересовать. Пейзаж изменился, и перед его взором начала обрисовываться совсем другая картинка. Ощущение было таким, будто в мозг писателю кто-то ввел микрочип с воспоминаниями, и он невольно оценивал презентацию, слайд за слайдом, перед глазами менялись объекты, цветовая гамма, звуковая дорожка.
«Она стоила того, чтобы умереть ради нее», – снова повторил голос в голове. Сознание говорящего стало сознанием Микко, и он снова услышал мелодию, она была жутковатой и мрачной, но почему-то манящей. Звуки были похожи на гитарный перебор, призрачно отдающийся эхом в ушах, будто преобразованный эффектом дилэя1. Но мелодия эта лишь напоминала настоящую музыку. Она была создана в сознании, завладевшем Микко, она звучала в мыслях говорящего, диктующего, властного голоса. Мелодия была воспоминанием, музыкальным произведением внутри мозга, так и не ставшим реальным. Она напоминала саундтрек чей-то жизни, по какой-то нелепой случайности открывавшейся Микко. Он уже не видел, что пишет в своем блокноте, он полностью погрузился в видео-клип, крутившийся в его голове.
