Стало интересно при таких размышлениях, и я сложил руки, потом вытянул и осмотрел стол. Не обнаружил тумбочки – печально конечно, но, если ее нет – я не собираюсь покупать, как преподнесли – так и оставим. Значит, в моем классе все будет проще. Все мои вещи – на моем столе. А вещей немного. Ручка и несколько листочков – сразу решил; а сначала хотел тетрадку, так никогда и не получалось заводить тетрадку, в которой было бы всё мое, поэтому масса исписанных ужасно-рваных листочков: лучшее решение и единственный исход событий. Я, кстати, купил дорогую подарочную ручку за пару десятков баксов, еще в аэропорту родного города; подумал, что обязательно стоит и без этого не обошлось бы. Но, к сожалению, пришлось обойтись без бутылочки «Кока-Колы», так обожаемой мною вечерами. Парадокса ноль – я много где работал; денег хватало. Но в свой первый день не нашлось ни копеечки под рукой. Костюм, ручка, бумажки для школы, немного еды, обувь; получается обновил гардероб, обновил холодильник, обновил вообще свое существование – и готово – вы избавились от денег, мистер Холлоуэй! Мистер… Не хочу, не называйте меня мистер, я… друг! Неужели в России вообще кто-то использует слово «мистер»? Но, не в первый раз говорил себе, в наш год уже возможны различные повороты и обновленные интерпретации прошлых повторов и поворотов.

Звонок прозвенел. В «его время» я успел обернуться, чтобы увидеть прикрепленный за моей спиной на голую стену белый листок с напечатанным текстом мелким шрифтом: «Ваш 1 урок – девятый класс».

Прекрасно. Отлично. Я по-новому обрадовался. А вообще, моя радость всегда получала обновления – в этом крупная часть от Я. Провести урок у класса, детям в котором лет по пятнадцать, шестнадцать – это было моей преподавательской мечтой под первым номером. Ведь мой девятый класс – это самое жуткое время моей жизни; это то время, когда я изменился по всей программе развития человека, время, когда пропал старый Чарли – и в мир вошел новый, переписанный, впервые переписанный; а ведь переписей было около трех. Время, когда в мою жизнь вошел мой учитель, покончивший с собой в тот же год, но когда я успел встать на тропу десятого класса. Нет! Черт. Мысли о нем, только не сейчас. А может и сейчас. Я не знал: что «правильно». Пусть и это будет «правильным», пусть! Перед уроком вспомнить свое страшно-важное подростковое прошлое – залог успеха, почему нет. Давай же, Чарли, к тебе в класс собираются войти те, кто тебя ещё знать не знает – но ты всю жизнь мечтал показать им себя, рассказать о себе, неординарно научить! Ты же писатель, пусть не популярный, но эта жилка – чертовски интересная им! Джейк с тобой. Он «за»! За твои решения. Верь и пробуй, действуй, действуй!

Дети вошли.

Да, боже правый, подростки. Выглядят точно так же, как когда-то выглядел я. Что у них на уме? Что же?

Я хотел всплеска эмоций, впечатлений, атмосферы. Не сдержавшись, я, наблюдая за тем, как дети хаотично усаживаются по местам, отправил руку за сигаретой – взял – зажег. Все быстро. Не заметил, как произошло. Мертвая тишина после этого. Дети в недоумении.

Я поднялся. Стул не скрипнул, всего лишь немного отъехал и легонько стукнулся о стену позади стола.

Прошел на середину класса.

Первые слова! Первые! Первые слова! Первые!

Первые! Первые! Самые первые! Что же это за слова будут, Чарли! Какие же! На секунду в голове пробежала мысль: «Я, случаем, не плохо ли говорю по-русски? Да нет, быть не может! С пяти лет изучал с бабушкой, а потом и русские друзья помогали, да в семье часто практиковалась смесь языков». Но тема: как я изучил русский язык – на максимум перенасыщена тайной, это я подозревал с давних времен.

– Всем привет. – Отлично! Не «Здравствуйте», а Привет! Не на смехотворной «одной ноге», а на понимании целей в общении. Молодой с молодыми, принимающий современность, вперед. – Я… ваш новый учитель английского языка, Чарли Холлоуэй. Рад встрече.

Я резко обернулся к доске и быстрым шагом направился вперед, чуть вытянув руку на уровне груди. Но потом понял, что мелки на моем столе. Пришлось снова обернуться! судорожно извлечь один, один жалкий мелок! анализаторы чертовы! прогадали, школа «1998»! Да, я очень часто волнуюсь, неужели сложно было вытащить из этой драной картонной пачки кусочек белой палки!

Внутри я готов был сорваться и разломать весь класс, и там же, внутри себя, уже осуществил затею. Но нельзя было в реальности, Чарли!

Пролетела вечность? Ни в коем случае. Прошло секунд пять, а я уже все успел.

Вернулся к детям, расположился посередине класса на своем стуле! Да-да, выдвинул стул посередине перед детьми. Спонтанно взвешенное решение помогло расслабиться и настроиться на урок быстрее, чем я страшился. Все круто, я сиял и улыбался! И зачем я только ринулся за мелом?

Я начал раскуривать сигарету, не вынимая изо рта, возможно, действуя в традициях тех же целей, что и опробованными несколькими минутами ранее у директора.

На первой парте, средний ряд, в метре от меня, сидели две девчонки, сидели и внимательно улыбались в мою сторону; хотелось сразу признаться, что в старших классах я довольно часто делал тоже самое, разумеется, с иными мотивами и думами.

Дым от сигареты уже начинал лезть прямо в глаза, трансформировался в неприятную жгущую всё на своем пути горечь. Но вынимать пока не захотел. Поиграв немного челюстью и зубами, сигарета осталась висеть на мягком кончике приятного зеленого фильтра.

Было бы неплохо поскорее начать урок.

Все дети на меня смотрели, поражаясь. Вот только чему. Моей экспериментально-аналитической наглости? Моей безумности? А может они меня боялись? Хочу сказать, я сам к этому стремился? Почему бы и такой вывод не сделать.

Пора было продолжать, ведь первая фраза уже озвучена.

Знаете, что я сделал после?

Резко вскочил со стула, прошел к ряду около стены, он обычно считается третьим от окна, и подошел ко второй и первой парте одновременно, захотел встать между ними. Зачем? На этих двух обычно сидел я сам все в тех же старших классах. Со своим другом-одноклассником, он единственный человек в том моем классе, которому я мог по-человечески вылить все свои агрессивно-настроенные мысли, касающиеся моей школы. Мысли о спасении и улучшении которой возникали только у двоих людей, ступивших на ее территорию; один из них был паренек лет пятнадцати-шестнадцати, второй – постарше, постатуснее, учителем был у первого; эх, спонтанное погружение прошлого в настоящее, благо: с позитивом.

А в моем новом классе на первой парте я обнаружил двух друзей, худые, высокие парни, подумал было уже спросить их имена, но взгляд перебежал на вторую парту того же ряда, будто бы продолжая нить своего постностальгического момента в начале урока; там слаженная схема «мальчик-девочка», ничего особенного.

Интересным показалось то, что на партах сидят по два человека, они и рассчитаны на двоих. Я ожидал, в принципе, этого! Но. Уверен, что дети хотят сидеть по одному. Мои первые друзья из России говорили, что мечтают об этом. Теперь захотелось поспособствовать в будущем продвижению этой идеи.

Потом, оставаясь на месте, рукой развеяв дым у лица, я продолжил вести урок, причем, учитывая, что паузы не было. Все мои действия – и есть урок, его первая стадия.

– Я уже сказал, как меня зовут, – голос на деле оказался очень трудно принимаемым на слух, вовсе не той мною запланированной интонации, из-за сигареты в зубах, мечтающей перетащить урок на свою сторону зла. Я ее, теперь долго не раздумывая, вытащил, тем более она догорала. Но оставил меж двух пальцев в правой руке. – Да, английский язык на мне. Знаете, ребят, вы наблюдаете меня в этом классе совсем недолго, но скорее всего каждый успел сложить из этих первых минут знакомства свое мнение. И поверьте, оно мне интересно и играет коо-лоо-саа-льную роль! Именно поэтому! – я значительно повысил голос, попутно успев затушить окурок о парту, где два парня. Не углядел их истинную реакцию, но они попросту обомлели; безусловно, от необычности. Эти парни меня не боялись и, кажется, перестали смущаться, – я же знал, моя же парта! – Я. Сам. Лично. Спрошу вот этого парня на первой парте у стены, – крутящимся пальцем указал; да, на парня на первой парте у стены, где лежал затушенный окурок, рядом с которой я и стоял, – какое впечатление он успел сложить обо мне.