Пальцы проворно забегали по струнам. Словно в золотые трубы и серебряные литавры заиграли торжественный гимн:
Слава в мире о нём идёт,
Народ песни о нём поёт!
Рядом со мной стояла русоволосая девушка с комсомольским значком на батистовой кофточке. Она слушала внимательно, устремив на бандуриста свои светлые большие глаза.
У героя могила — река,
Песок кости его хранит.
Берег глинистый там высок,
Город Лбищев в Урал глядит.
Старик негромко играл на послушной бандуре и повествовал:
И героями мы богаты:
У Чапаева много сынов.
…Поставив между ног бандуру, старик что-то тихо сказал седой старушке, сидящей рядом с ним. Та улыбнулась, достала из-за спины кошёлку, нагнулась к ней.
Люди смотрели на старика и молчали, не двигаясь с места, словно ожидали новой песни.
Вперёд протиснулся пожилой коренастый колхозник в новой сатиновой рубахе и хромовых скрипучих сапогах.
— Держи, старче, — проговорил он, извлекая из кармана деньги.
Бандурист проворно убрал руки к животу, к плетёному поясу, нетуго обхватывавшему его талию, и вежливо сказал:
— Мы ведь не нищие, не берём. Спасибо.
Колхозник хлопнул ладонями по бёдрам и с искренним недоумением спросил:
— Чем же прикажешь отблагодарить тебя?.. Анютка! — позвал он дочь, видимо что-то надумав и добродушно, широко улыбаясь. — Беги к возу и возьми у матери курицу. Да смотри самую крупную выбери. Живо!
Русоволосая девушка в батистовой кофточке проворно стала выбираться из толпы.
И тут все заговорили разом, расхваливая бандуриста. Высокая, сухощавая старуха, всхлипывая, рассказывала о своей молоденькой дочке, санитарке красноармейского полка, зарубленной колчаковцами в девятнадцатом году в Сибири.
Я присел на бревно рядом с бандуристом и спросил, откуда он.
— С Украины мы. У меня в Харькове сын работает на заводе, где трактора делают. А другой сынок у Чапаева служил. Его под Уфой убили…
Старуха подала бандуристу эмалированную кружку с молоком и ломоть калача. Завтракая, он продолжал:
— Такой обет я дал: до конца жизни в песнях возвышенных героев прославлять.
Он помолчал и, повернув в мою сторону лицо, просиявшее тихой, доброй улыбкой, ласково промолвил:
— Хороший у нас народ, гражданин товарищ. Песни любит страсть как! Так бы и пел и пел бы всё!
СКАЗКА
Опустился синий ласковый вечер, и в селе стало тихо. В летнюю пору в деревнях редко где зажигают огонь: взрослые ночуют на полевых станах, а детишки да старухи ложатся рано. Лишь в сельсовете да в правлении колхоза ярко светились окна.
Я только что вернулся с поля и, не заходя на квартиру, направился разыскивать скотный двор колхоза. Навстречу шёл бойкий вихрастый парнишка. Он вызвался проводить меня до скотного двора.
— А тебе кого там надо? — спросил он, ежеминутно поправляя спадавшие широкие и длинные, до пят, штаны. — Может, конюха Бузаева?
Я подтвердил, что иду к Бузаеву. Мальчишка хлопнул в ладоши и весело проговорил:
— Я так и знал! Бузаев-то мне дед! Да! Он у Чапаева служил. Пушками заведовал и сам стрелял. Не веришь?
Паренёк строго посмотрел на меня. Я взял его за плечо и сказал:
— Конечно, верю. Давай познакомимся. Как тебя зовут?
Мой новый приятель сразу смягчился и охотно ответил:
— Колькой!
А через минуту он уже задушевно выкладывал мне свои сокровенные мысли:
— Кончу десятилетку — в артиллерийскую школу пойду учиться. На командира выучусь, всеми пушками буду командовать, какие ни есть в армии. Как Чапаев!
По секрету Колька сообщил, что дедушка его знает интересную сказку про Чапаева, которую рассказывает очень редко и не всем.
Впотьмах подошли к скотному двору. За изгородью ржали и пофыркивали жеребята. Из растворенной двери конюшни светил бледный огонёк фонаря.
Колька громко позвал дедушку.
Фёдор Борисович подошёл неторопливым, твёрдым шагом.
Поздоровались. Я объяснил, зачем пришёл. Колька принёс «летучую мышь», и мы втроём уселись на завалинке.
Фёдор Борисович выглядел молодо. У него были быстрые, весёлые глаза и густая, мало поседевшая борода. Говорил он живо, образно, с врождённым юмором.
Записав его воспоминания о Чапаеве, я попросил рассказать сказку. Бузаев долго отказывался. Вступившийся за меня Колька тоже стал просить деда.
Наконец тот сдался.
— Ну, слушай, — улыбаясь, молвил Фёдор Борисович. — Да смотри всё запиши так, как говорить стану.
И он рассказал сказку про Чапаева.
* * *
И совсем не утонул Чапай в реке Урале, выдумка это. Урал он переплыл, не напрасно его хорошим пловцом считали, а белоказаки погоню за ним устроили.
Ловкий был Чапай!
Беляки за ним на конях, а он от них бегом да бегом по лесу. Пули свистели над его головой — он только нагибался, приседал да и снова летел вперёд.
Совсем было догнали Чапая. Да схитрил он. Спрятался в медвежью берлогу и сидит там. Белоказаки проскакали рядом — не заметили его, думали: вперёд убежал. А Чапай вылез из берлоги — и в сторону по спрятанной в кустарнике тропинке. Лес дремучий, и долго ли шагал Чапай, трудно сказать… Только когда он очутился на опушке, солнышко собиралось за край степи опускаться.
Огляделся Чапай и видит — вправо кибитка стоит, а по степи лошади пасутся. Пошёл он туда.
— Кто хозяин? — спрашивает.
Никто не отвечает. И кругом тишина. Слышно даже, как трава звенит и жаворонки в небе перекликаются.
Чапай опять спрашивает:
— Кто тут хозяин? Выходи!
Зашуршало что-то в кибитке, и вот из неё выполз дряхлый старик казах.
— Что, — говорит, — тебе надо, удал молодец?
Ему-то Чапай и рассказал, кто он такой.
— Я, — говорит, — Чапаев Василий Иванович, против белых борюсь, за свободную жизнь для трудового народа.
— Слышал, слышал про тебя, — говорит старик. — Большой ты герой, вся земля тебя знает. Все бедные люди тебя любят — и русские, и казахи, и татары, и чуваши.
Нагнулся вдруг старик, приложил ухо к земле и слушает. Лицо его стало беспокойным.
— Да-а, — говорит, — погоня за тобой несётся, и близкая.
Старик принёс из кибитки кусок сыра и кувшин кумыса:
— Пей, ешь, а дальше видно будет, что делать.
Закусил Чапай, вытер усы и ждёт, что старик дальше скажет. А старик опять прилёг, ухо к земле. Послушал:
— Теперь злые вороги совсем близко. Вот-вот из леса выскочат… Лошади у них ай-яй какие быстрые, как лани, а у нас ещё быстрее — как горные соколы!
Встал старик на дряхлые ноги да ка-ак свистнет на всю степь широкую!
Смотрит Чапай — от табуна жеребец скачет, да такой — описать даже невозможно. Огненный весь, на груди звёздочка белая, а глаза умные, как у человека.
— Вот тебе конь, — сказал старик, — он тебя от всех бед уносить будет. А вот тебе серебряная сабля и ружьё позолоченное — они будут твоими первыми друзьями.
И подал старик Чапаю серебряную саблю и позолоченное ружьё.
— Садись на коня и лети мимо леса всё время вправо и вправо. Пять ночей и пять дней скакать тебе и скакать на коне. И принесёт он тебя к высокой горе — Горная Орлица, про ту гору никто на земле не знает. Там раскинешь ты свой стан… Когда буржуи будут обижать бедный народ, ты станешь выручать его из нужды. — Подошёл старик к Чапаю и поцеловал его три раза. — Улетай, сокол ясный, вороги совсем рядом!
Только прыгнул Чапай в дорогое седло да схватил поводья, как молнией понёсся конь вдоль леса — облако пыли по земле стелется.
В это время из леса белоказаки выехали — и прямо к старику:
— Где тут Чапай скрывается?
